Тюрьма — это всегда плохо, но это не самое страшное, что может с человеком произойти. Тюрьма — конечная вещь: она рано или поздно проходит.
Анна Клименко
Координатор благотворительного фонда “Русь сидящая” в Санкт-Петербурге
как устроен быт заключённых в российских колониях
Тюрьма — это всегда плохо, но это не самое страшное, что может с человеком произойти. Тюрьма — конечная вещь: она рано или поздно проходит.
По данным ФСИН на 1 мая 2020 года в российских уголовно-исправительных учреждениях содержится 511.030 человек.
Это число почти равно населению Таллина и Люксембурга вместе взятых.
Около трети осужденных отбывают сроки от 5 до 10 лет.
Столько же — выходит условно-досрочно или в связи с заменой наказания на более мягкое.
Большая часть людей, попавших за решётку, отсиживает срок до конца.
При этом более 50% осужденных вернётся в тюрьму снова.
Нет, сначала человек попадает в ИВС — изолятор временного содержания. После избрания меры пресечения подозреваемого либо отпускают под подписку о невыезде, либо отправляют под домашний арест, либо везут в СИЗО, где он месяцами ждёт вынесения приговора, а уже после отправляется по этапу на зону. Дальше его судьба зависит от приговора: он может попасть в обычную колонию или колонию-поселение, тюрьму, лечебное исправительное учреждение.
Да. ИК (исправительные колонии) имеют барачную систему, то есть заключённые там содержатся в общих помещениях, которые напоминают общежития и могут вмещать в себя от 20 до 150 человек в зависимости от режима: общего, строгого или особого. Тюрьма же — это помещение камерного типа, отбывающие наказание там работать не могут, в отличии от сидящих в колонии.
Официально — по режиму: зоны общего, строгого и особого. Также есть зоны для первоходов, то есть для тех, кто осужден в первый раз, и второходов. Но существует и негласное деление по цветам: чёрные, красные и зелёные. В последних по большей части находятся мусульмане. В чёрных зонах существует договорённость с блатными уголовниками и администрацией: блатные держат порядок на зоне, администрация взамен закрывает глаза на некоторые вольности, которые они могут себе позволить (например, не замечает наличие телефонов). Красная зона — это та зона, где во главе угла стоит администрация, а порядок контролируют так называемые “козлы”. Это такие заключённые, которые работают на администрацию.
От ФСИН. Но их решение зависит от приговора, статьи, наличия предыдущих судимостей, места проживания человека. На распределение влияют и другие факторы. Например, если человек до приговора работал в силовых структурах, то его отправят в бээсную зону.
Да. можно перевестись из одной зоны в другую со сменой режима. Это называется перережим. Например, сидящий в зоне особого режима может подать на перережим в зону со строгим режимом, чтобы облегчить себе условия содержания. Перережим возможен и со строгого на общий, и с общего на исправительные работы. Но эта система работает и в обратную сторону: если человек не соблюдает установленные правила, то его условия содержания могут смениться на более строгие.
От его поведения. Если заключённый не нарушал правила в СИЗО, то по прибытии в колонию его помещают в обычные условия содержания. Дальше человека могут перевести в облегчённые, а из облегчённых — в колонию-поселение. Для нарушителелей ПВР (правил внутреннего распорядка) существует другой вариант развития событий: если заключённого несколько раз помещали в ШИЗО (штрафной изолятор, куда отправляют за нарушение правил), то его перенаправят в строгие условия отбывания наказания, то есть в СУОН. Если нарушения продолжатся, то зека переселят в ПКТ — помещение камерного типа, дальше путь лежит только в ЕПКТ — единое помещение камерного типа.
Один день осуждённого
Зеки-первоходы по-другому себя ведут, нежели те же второходы.
Было намного комфортнее сидеть со вторыми: они стараются обустроить быт как дома. Веник из подручных материалов сделают, мешать тебе не будут.
Подъём во всех колониях предусмотрен примерно в одно и то же время — около 6 утра.
После подъёма заключённые обязаны выходить на зарядку, которая чаще всего проходит на локалке. Локалка — это территория при выходе из здания барака. Она огорожена забором, двери закрыты на ключ, поэтому попасть за её пределы нельзя. «Мы вставали без пятнадцати шесть, чтобы успеть на зарядку. Её не обязательно было делать, главное — выйти на улицу, потому что были камеры. Важно было просто проснуться, постоять. Толком это никто не проверял, но если бы заметили — косяк. Поэтому все старались выходить на совесть», — рассказывает Артемий Зайцев, отсидевший три с половиной года ИК №4 Калужской области.
«Подъём в обеих моих колониях был в 5:30. В правилах внутреннего распорядка есть пункт о том, что заключенному в неотведённые для сна часы запрещено находиться на спальном месте. И находиться — это и сидеть в том числе. Если вас кто-то увидит сидящим на табуретке и читающим книжку — это значит, что вы бездельничаете и вас надо привлечь к чему-то полезному».
«Часто утром было лень вставать. Полседьмого завтракали, но если не надо на работу к первой смене, то можно не идти на завтрак и поспать до девяти часов, до проверки».
«Кормили по сравнению с нашим СИЗО даже круто (смеётся). Солёного и сладкого почти нет, еда однообразная. В СИЗО было хуже: давали кости с перловкой, разведённые водой».
Для осуждённых установлены минимальные нормы питания по количеству граммов конкретных продуктов в сутки. В этом списке чуть больше двадцати наименований. Так, заключённому положено в день 30 г макарон, 30 г сахара, 0,1 г лаврового листа и 1 г чая. Количество некоторых продуктов зависит от пола. Например, женщина в день должна получать 500 г картошки, а мужчина 550 г.
Для тех, кто занят на тяжелых работах и работах с вредными условиями труда, выдается дополнительно набор из 305,2 г продуктов, в который входит в том числе 50 г хлеба пшеничного из муки II сорта, 40 г мяса, 50 г овощей.
Повышенная норма питания предусмотрена для беременных или кормящих грудью женщин, инвалидов и больных.
Работа в тюрьме — вещь обязательная. Отказаться от неё можно только по двум причинам: при инвалидности или достижении пенсионного возраста. Но по факту — работа достаётся не всем: в первую очередь — блатным, остальным — как повезёт.
Заключённые работают на территории колонии, которая делится на промышленную часть и жилую зону. В богатых колониях есть крупные производства с миллионными оборотами, но есть зоны, где его нет вовсе. Работа заключается в следующем: зеки что-то действительно производят, шьют, либо куют, паяют, могут обрабатывать лес.
Работы мало. Зарплаты рублей по сто. Некоторые сами платят, чтобы работать. Это делают для личного пространства хоть какого-то и чтобы в душ лишний раз сходить. Но главное: в твоём деле будет указано, что ты работаешь, а это повышает вероятность получить УДО.
Как правило, время привлечения к труду засчитываются в общий трудовой стаж, за работу выплачивают деньги. Правда, из них вычитают затраты на питание, одежду, коммунально-бытовые услуги, поэтому осужденным на личные счета перечисляют от силы четверть зарплаты.
«Платят ничтожно мало, — рассказывает Артемий, бывший заключённый ИК №4 Калужской области, — Полгода я вообще работал без ставки. Потом освободился человек из клуба, и он оставил мне свою половину. Клуб — это место на территории колонии, где проходят культурно-массовые мероприятия. Так получилось, потому что в там работало четыре человека, а учреждение выделяло зарплату для двоих. Ставка в размере МРОТа — 11 тысяч, то есть мы получали половину — 5 тысяч. Но со всеми вычетами за коммуналку, одежду, еду мне приходило на счёт примерно от 1600 до 2200 рублей. Под Новый год как-то 2200 пришло, приятно было».
Официально отпуск предоставляют в 12 рабочих дней. Кстати, на время отпуска заключённый может уехать из колонии, если этого требуют семейные обстоятельства (в случае смерти близкого родственника, например).
Осуждённый, которому не исполнилось 30 лет и у которого нет образования, обязан его получить. Это можно сделать в ПТУ, где учат, например, на электрика или сантехника.
Практики никакой нет. Обучения никакого толком не происходит. Никто не будет с тобой заниматься, ты предоставлен самому себе. Если действительно хочется чему-нибудь научиться, то ты сам всё организуешь: можешь почитать учебники, подойти к мастеру. У меня есть диплом, но я всё узнал на практике, когда приходилось что-то строить, ремонтировать. Училище мне ничего не дало.
Также зек имеет право сдать ЕГЭ и поступить в институт при колонии, если он есть. Обучаются в нём дистанционно в специальном компьютерном классе. Это платно. В колонии, где отбывал наказание Артемий, получить образование можно было только в университете СИНЕРГИЯ на специальном направлении для заключённых. Стоило это около 30 тысяч в год.
В свободное от основной работы время осуждённых привлекают к работам по благоустройству исправительного учреждения. Это бесплатно, но обязательно.
Помимо этого каждый день проверяют наличие заключённых по карточкам. У каждого осужденного есть карточка с фотографией, статьёй, сроком, годом рождения. В колониях проверки проходит в разное время, но суть их одинакова: зеки выходят на плац, их пересчитывают по фамилиям. Обычно эта формальная процедура, которую стремятся сделать как можно скорее и разойтись.
«У подруги моей, Нади, в колонии были обязательные конкурсы красоты, в которых надо было участвовать, иначе ты лишаешься положительной характеристики и возможности выйти по УДО».
«Из управления приходили приказы провести мероприятия, которые были часто неадекватные. Чаще всего делалось это на показуху: договаривались со специальным человеком, который фотографировал и снимал видео, зеки организовывали постановку и приносили флешку с записью концерта начальству».
«Частенько после работы нужно было территорию чистить, цветы поливать, а если зима, то снег расчищать. Причём культяпками всякими, не было даже лопат. Цветы поливать с тазиками ходили. Выглядит смешно, но на деле - тяжело».
Как правило, все культурно-массовые мероприятия проходят в клубе. Это помещение, где находится сцена и музыкальные инструменты.
Начальнику воспитательной колонии поступают приказы о проведении конкурсов талантов, КВН и других мероприятий. Заключённые, работающие в клубе, обязаны их проводить. Существуют даже конкурсы среди осуждённых по всей России, например, конкурс авторской песни “Калина красная”.
Сохранить здоровье, питаясь только тем, чем кормят в ИК — невозможно. Как правило, осуждённые получают продукты от родственников, но наладить полноценное питание с помощью посылок с воли не получится из-за ряда ограничений как на сами продукты (например, нельзя передавать еду, которая требует тепловой обработки), так и на их количество, а также вес посылок. Так, отбывающим наказание в мужской колонии общего режима разрешено получить только шесть передач в год, в случае со строгим — это число снижается до четерёх, с особым — до трёх. Женщинам можно делать передачки без ограничений. В них можно передавать не только еду, но и одежду, книги. Но всё содержимое посылок проверяется. Например, сигареты вынимаются из упаковки и тщательно осматриваются, а иногда их могут и разломить (так проверяют, нет ли внутри сигарет запрещённых предметов).
Я каждую неделю передачки себе делаю. Живет таджик тут, и ему никто передачки не делает, ну я за тысячу покупаю у него лимит. Или можно найти вольного, кто рядом живет. Только они правило придумали дурацкое: еды я не могу более 20 кг в 3 месяца себе передавать.
Воспитательные работы чаще всего проходят в КВРке. Это сокращённое название комнаты воспитательных работ, где должны осуществляться социально-правовая подготовка, строевой смотр, индивидуальные беседы. За это отвечает воспитательный отдел, сотрудники которого также вправе осуществлять взыскания с заключённых за нарушения или поощрять за что-либо. Но в некоторых колониях всю работу за них выполняют зеки: «В начале рабочего дня нам приносили стопку рапортов на осужденных, которые что-то нарушили, и надо было их вбить [в базу], а в день их могло по 120 штук прийти. Также мы готовили документы на отправку в суд. Если человек хотел досрочно освободиться, то он ходатайствовал, а это проходит всегда через воспитательный отдел. Ещё мы занимались другими мелочами. В основном — работали с базой осуждённых, с АКУСом. Это ФСИНовская программа, где находится вся информация о зеках», — говорит Артемий Зайцев, который отсидел в ИК №4 Калужской области.
Приём по личным вопросам обычно подразумевает время для жалоб. По данным ФСИН чаще всего осужденные просят перевести в ИУ ближе к месту жительства, подают заявления на выход по УДО, помилование, жалуются на неправомерное выдворение в ШИЗО или ПКТ, а также на медицинское обеспечение.
У нас в колонии на 500 человек из лекарств были только капли для носа. Не было даже парацетамола. На всю область, а это около пяти колоний, был один стоматолог. Как-то зуб заболел, иду к врачу запломбировать, а он предлагает вырвать. У него банально не было оборудования.
С последним пунктом в колониях особенные проблемы: на всю зону одна медсанчасть, один врач и, если повезёт, один фельдшер. По закону зеки каждые полгода должны проходить диспансеризацию, но на практике этого не происходит. Самостоятельно передвигаться по колонии заключённый не может, поэтому нужно заранее подать заявку на получение медицинской помощи, а через 3-4 дня в порядке живой очереди посетить врача. Набор лекарств в медсанчасти маленький, одними и теми же таблетками лечат от всех болезней, а заключённым с серьёзными заболеваниями вроде ВИЧ или туберкулёза помощь не оказывается вовсе.
«Пять месяцев в Березниках я была в камере ШИЗО. Там такие нары: деревянные поверхности, которые умеют пристёгиваться к стене. Туалета никакого не было, только дырка в полу. Камеру я переоборудовала спустя время: затянула туда чайник, телевизор, даже соевый соус затянула, библиотеку, магнитофон — в общем много всего. Камера не проветриваемая, тёмная, пыльная, грязная».
«Когда мне плохо было, я по направлению поехал в областную больницу. По пути меня избили. Там принял меня психотерапевт, что уже ненормально. Я попросил снять побои, на что поступили прямые угрозы: “Помалкивай, если не хочешь, чтобы тебя уложили к психам и обкололи”. Под страхом, что я донесу, меня запрятали на 21 день к психбольным зекам на пожизненном заключении. Осматривал меня зек без медицинского образования».
«Если нарушил что-то, то сначала — предупреждение, потом выговор первый, второй, потом ШИЗО. Это штрафной изолятор, в котором ты не имеешь права ничем пользоваться, кроме зубной пасты с щёткой. Он даётся от двух до пятнадцати суток. Я там, слава богу, не была. Одним выговором как-то отделалась».
Наказания для женщин и мужчин разные, например, если максимальная санкция для мужчины — помещение в ЕПКТ на срок до года, то для женщины ПКТ на три месяца.
Злостными нарушениями считается употребление алкоголя или наркотиков, неповиновение сотрудникам администрации, лесбиянство или мужеловство, хранение запрещённого предмета (игральных карт или телефона, например) и ещё с десяток других действий. «Система наказаний абсолютно несправедливая. Ты можешь за незастёгнутую пуговицу получить выговор, — рассказывает Артемий Зайцев, отсидевший в ИК №4 Калужской области, — Если получил взыскание, могут возникнуть проблемы в суде, когда ты захочешь освободиться пораньше. Такие случаи были. По этим правилам невозможно жить, если их строго соблюдать».
Одежда на сленге называется роба. Она выдаётся двух видов: летняя и зимняя. В мужских колониях выдают штаны, зимний свитер, несколько чёрных маек, куртку. Также заключённые получают три пары обуви: зимние сапоги, демисезонные ботинки и летние сандали. У каждого предмета одежды есть свой срок годности — несколько лет. После того как он закончится, на складе можно взять новый элемент одежды, но рвётся одежда гораздо быстрее из-за плохого качества.
В каждом отряде есть картинка заключённого, на ней изображено как ты должен быть одет. «В Березняках это были клетчатые халаты с пятью пуговицами. Если нет одной — нарушение, если они не застёгнуты — нарушение, если плохо пришита бирка — тоже нарушение. На зиму выдавали зелёную с полосами куртку или зимнее пальто и шаль в качестве головного убора. Ботинки — это просто кусок клеёнки. Для того чтобы их утеплять, кладут прокладки гигиенические из бесплатных наборов. Всем, конечно, хочется быть красивыми, поэтому эти халаты перешивали. Обычно делали талию или клёвый воротник. Администрация закрывала на это глаза. В Нижнем Новгороде в халате было нельзя ходить. Выдавали юбку, пиджак, водолазку и штаны. Но тоже имел место перешив», — рассказываем Мария Алёхина, бывшая заключённая ИК №28 Пермской области и ИК №2 Нижегородской области.
Ещё сложнее в колонии веганам и вегетарианцам: не везде разрешены к передаче веганские продукты, а отдельное меню для таких людей не предусмотрено.
Алексей Полихович, отсидевший три года и три месяца в ИК №6 Рязанской области, стал вегетарианцем на зоне. Отказывался от мяса постепенно: сначала перестал есть его отдельно, но долго “хлебал” бульон в супе. В колонии на завтрак давали обычно рисовую молочную кашу и яйцо, на обед суп и второе — пшёнку, перловку. На ужин — кусок рыбы и кашу. Но в столовой Алексей питался один раз в день, а то и не ходил в неё вовсе. Ему присылали продукты с воли. «Что такое передачка в зону? Это баул ролтонов и несколько банок майонеза, которыми можно там два месяца питаться. Отправляли всякие ништяки, но их было немного: орехи, сыр, фрукты, сухофрукты. Этого много не передашь, потому что невозможно отправить столько сыра, чтобы им питаться месяц».
Я никогда не ела в столовой. Я вегетарианка и всю еду делала себе сама. У меня был такой супер-большой контейнер, в который влезает очень много моркови. Я её тёрла, закидывала туда кедровые орехи, поливала все это оливковым маслом и, если у меня был сыр, закидывала туда фету. Хватало на несколько дней. Еще я готовила гречку и фунчозу, потому что их можно не варить, а заварить просто.
В личное время заключённые имеют права писать письма за свой счёт на волю. Все входящие и исходящие проходят через цензора, который может зачеркнуть пару строк, чтобы их было невозможно прочесть, или не пропустить письмо вовсе.
Вы же понимаете, что там не ангелы сидят. Недавно письмо приходит: заключённый пишет, мол, я такой бедный, сирота, впервые попал в колонию, никто мне не может помочь. А карандашом между строк от цензора: “Сидел семь раз”.
В таких условиях практически на нет сводится возможность через письма сообщить о пытках, угрозах, избиениях или унижениях. Поэтому часто родственникам и правозащитникам приходится читать между строк. Не подвергается цензуре только переписка осужденного с адвокатом, также с ним в неограниченном количестве предоставляются четырёхчасвые свидания.
Длительные свидания выглядят так: родственники приезжают с продуктами и вы можете провести вместе до трёх дней. Комнат у нас было 12. Обычные и люкс. Обычных семь. Это коридор с комнатами, в которых нет ничего особенного: телевизор, кровать одна, реже — две, столик, посуда и прочее. А люкс это помещение, где не семь комнат, а три. Они получше: кровать и телек по-больше. Были вообще помещения индивидуальные как квартира. Готовишь себе сам из того, что родные привезли. Одеваться там можно как хочешь. В основном там люди едят. Едят то, чего не хватает, мне лично не хватало овощей и фруктов.
Свидания и передачки в колонии возможно купить за деньги — длительное может стоить порядка пяти тысяч рублей, а дополнительная передачка около тысячи. Телефон в колонии при желании может получить каждый, но приобрести его придётся в два-три раза выше рыночной стоимости. Это обусловлено тем, что нужно заплатить сотруднику колонии, который этот телефон купит и принесёт. Стоимость такой услуги в колониях в четыре раза ниже, чем, например, в Московских СИЗО, где это стоит порядка 20 тысяч. Как правило скидываются живущие в одном проходняке. Проходняк — это расстояние между двумя соседними двухъярусными кроватями в бараке.
В личное время заключённый имеет право на телефонные разговоры, не превышающие 15 минут. Для этого нужно написать заявление и иметь деньги на личном счету. В некоторых колониях есть общие спортивные залы, за порядком в которых следят сами зеки, и, например, парикмахерские. Но если таковой при колонии нет, то стригут друг друга заключённые сами.
«Был специальный человек, который стриг тебя в бане бесплатно. По сути, это просто тот, кто умел хоть как-то стричь. Но обычно у всех были свои машинки для стрижки, потому что там особо не до красоты. Но если к тебе приезжает жена или девушка, то ты можешь найти парня, который умеет хорошо стричь. Они на этом зарабатывали: можно дать ему пачку сигарет и он прилично подстрижет. В основном, никто не заморачивается. Я дружил с парнем, у которого была машинка, и мы стригли друг друга прям под ноль», — рассказывает Артемий Зайцев, который провёл три с половиной года в ИК №4 Калужской области.
Заключённые вправе оформлять подписки на газеты, журналы, брать книги для чтения в библиотеке при колонии или получать их из интернет-магазинов. Если книга пришла по почте, то она проходит через цензора (и может до адресата так и не дойти).
Ещё одни развлечения в заключении — телевизор, нарды и шахматы. Телевизор обычно находится в КВРке. Чаще всего зеки смотрят сериалы: в колонии внимательно следят за жизнью героев и ждут новых сезонов. Но есть и те, кто успевают в заключении освоить профессию.
«Да, зеки часто ищут девушек в интернете. Это делается даже не из корысти, а от одиночества что ли. Даже не секса не хватает, а ласки женской. Я могу сказать по себе, что женщина в тюрьме — это что-то экзотическое, невероятное (смеётся)».
«Как-то мне пришла книжка “Кто придумал еврейский народ”. Она вызвала оживление у сотрудника оперативного отдела, который отвечал за экстремистов. Он пробил её по интернету и отдал без проблем. Один раз прошмонали книгу про кодекс Бусидо. Но это сделали безопасники под предлогом того, что в ней может пропагандироваться суицид. Это немножко другая контора — сотрудники ФСИН, которые следят за соблюдением режима».
«Мне есть, чем заняться. Обучился маркетингу и спокойно зарабатываю в месяц по 350 тысяч. Спортом занимаюсь. Я таким образом управляю энергией, которую в тюрьме некуда девать. Другие зеки не такие, они редко читают книги. В телефоне они, в основном, играют в стрелялки».
Ещё одна проблема в колониях — это гигиенические принадлежности. На каждого заключённого предусмотрена минимальная норма материально-бытового обеспечения. Раз в месяц заключённым выдают 200 г хозяйственного мыла, 30 г зубного порошка, 25 метров туалетной бумаги, женщинам положено 10 прокладок, а мужчинам 6 одноразовых бритв (почему их не выдают женщинам — большая загадка).
Бритвы на Вольске были запрещены. Мы пользовались эпиляторами вольными или в магазине покупали, либо нитками дергали себе сами.
Зубная щётка положена одна на полгода, отдельное выдают туалетное мыло. Как и в истории с едой, если осужденный занят на тяжёлых работах или болен, то его дополнительно ждут 50 г хозяйственного мыла в месяц.
Помимо “мыльно-рыльных” принадлежностей заключённым выдают на два года одеяла, матрасы и подушки, на год — полотенца и простыни.
Бани там вообще шикарные: тазики, четыре кранчика на 20-30 человек, иногда — больше. Зимой, когда есть отопление, — мойся, пожалуйста, всё нормально. Летом проблема вставала остро: нет горячей воды. Она, конечно, грелась, но кто первый, тот и съел. Большинство мылось холодной водой.
По закону помывка осужденных должна обеспечиваться не менее двух раз в семь дней. По факту заключённые моются и стирают вещи 1-2 раза в неделю, причём условия в так называемой “бане” оставляют желать лучшего: часто там течёт только холодная или оранжевая вода, душевые ржавые и грязные. На облегчённых условиях в колониях встречаются стиральные машинки и отдельные комнаты с верёвками для сушки вещей. Что касается туалета, то его состояние тоже зависит от условий содержания. «Туалет был обычный: три унитаза, разделённые перегородкой. Довольно чисто. На тюремный туалет совсем не похоже. Хотя до облегченных условий я находился в другом отряде, и там была настоящая зона, какой её себе и представляют люди. Унитазов не было, было очко, параша, просто дырка в полу. Они были разделены перегородками, но выглядело, конечно, внушительно. Особенно запах. Без сигарет туда никто не ходил», — рассказывает Артемий Зайцев, бывший заключённый ИК №4 Калужской области.
как благотворительный фонд “Русь сидящая” помогает заключённым
Хуже всего в тюрьме приходится тем осуждённым, которым не помогают близкие с воли. Им приходится питаться баландой в столовой, экономить мыло и туалетную бумагу. Таким людям оказывает гуманитарную поддержку “Русь сидящая”. Эта благотворительная организация работает уже больше 10 лет, о ней знают на каждой зоне: «О нас узнают через “тюремное радио”. В каждую посылку мы вкладываем листовку, в которой рассказываем, чем мы занимаемся и чем можем помочь. Иногда родственники обращаются за юридической помощью, потом рассказывают своим близким, а те передают информацию другим на зоне. К нам многие обращаются даже не себе за помощью, а чтобы семьям помочь, потому что нищета в стране», — говорит координатор фонда “Русь сидящая” в Санкт-Петербурге Анна Клименко.
Заключённые пишут письма в фонд, по словам Анны, обычно все просьбы сводятся к одной: «что-нибудь поесть, что-нибудь к чаю». Также просят отправить рыльно-мыльное и туалетную бумагу. Конечно, мы им шлём еду, зубные пасты, что-то из одежды. На зоне выдаётся всё чёрное, поэтому мы отправляет только чёрные кепки, чёрные носки, чёрные трусы, чёрные тапки».
Когда я вышел из тюрьмы, то начал сотрудничать с "Русью". Жена моя тоже там работает. Нам в огромном количестве приходят письма, мы даже не в состоянии на всё отвечать. В основном, люди просят средства гигиены, еду, одежду. Большинству не в чем даже выйти из тюрьмы после освобождения, так как их гражданская одежда тупо сгнивает за несколько лет.
Так как нужного количества лекарств в колониях нет, а из-за плохого иммунитета, питания и отсутствия должной медицинской помощи болеют осуждённые часто, то им требуются медикаменты с воли. Обычно их отправляют родственники, но если близких у зека нет или его родные не имеют возможности помочь, то этим вопросом занимается “Русь сидящая”. Но отправить лекарства без рецепта в колонию нельзя — их попросту не примут. Сначала заключённый должен взять рецепт, заверить его у начальника медсанчасти и отправить письмом в благотворительный фонд. Сотрудники организации по этому рецепту покупают всё необходимое и отправляют в колонию, при этом нужно обязательно вложить в посылку сертификат со сроком годности каждого препарата. Но даже если эта процедура соблюдена, то дальше всё зависит от адекватности сотрудников колонии: лекарства могут и не принять без объяснений. Если же примут, то все лекарства передадут в медсанчасть, куда в определённое время осуждённый будет приходить и в порядке живой очереди получать нужную таблетку.
Статья 213 УК РФ
Срок: 2 года
Отсидела: 1 год 10 месяцев
Если ты решил изучить свои права и прочитать в полном объёме ПВР и все кодексы, которые, кстати, в колонии отсутствуют, а должны быть, то ты уже потенциальный нарушитель. А если начнёшь это ещё и применять на практике: жалобы всякие писать с заявлениями или к правозащитникам ходить, то всё, штрафной изолятор, где никаких звонков, свиданок.
Первый мой баттл с администрацией произошел по поводу зимней одежды для зеков. Меня очень удивили эти платки. В Березниках больше 30 градусов мороза. Девчонкам, в том числе ВИЧ-инфицированным, у которых организм ослаблен, выдавали этот кусок ткани. Он вообще никак не греет голову, а проверка длится 40 минут. Всё это время человек стоит на плацу и дрожит от холода. Я что увидела, то и сказала правозащитникам. Так начались мои проблемы.
Стоит сказать, что спустя, по-моему, два месяца туда завезли теплые шали. Мы все радовались. Меня, правда, запрещено было благодарить, но я была просто счастлива.
За все время у меня было четыре выговора. Два из-за того, что я не встала по подъему, хотя, на самом деле, они меня не будили. Третий раз за то, что я носила с собой документы, и они решили, что я хочу их вынести за территорию. А четвёртый — за то, что я стала цитировать Конституцию комиссии, и это было оформлено как “нарушение режима”.
На свой День рождения я находилась в одиночной палате, потому что была после 11-дневной голодовки. Под навесным замком сидела в больничке. Но ко мне смогли прийти на свидание ребята: Саша Чепарухин, Петя и мой адвокат. Они добились статуса правозащитников и заказали в Березняках домашний торт. На следующий день меня вывели в отряд, и подпольно мне удалось угостить девочек. То, что мне вообще разрешили этот торт занести во внутрь, было очень круто.
Обычно девчонки делали в колонии такой торт: первый слой выкладываешь юбилейным печеньем, потом — сгущёнку, ну и так несколько слоев. Мне один раз дали попробовать: прикольно, но сладко было.
Статья 228 УК РФ
Срок: 5 лет
Отсидел: 3 года 6 месяцев
Исполнилось мне 20 лет в августе и через неделю меня приняли с пакетом колёс. Судили по 228 статье — попытка сбыта наркотических средств в большом размере. Сбыта, по факту, не было. Ужас. Ты слабо понимаешь, что происходит, но понимаешь, что ты всех подставил. И мысли разные, включая суицид.
По классике все отвернулись от меня. Лучший друг с первого класса просто сказал: “Не звоните сюда больше”. Круг общения отфильтровался, но те, кто остались — сейчас как семья. Даже смс-ка была чем-то ценным в тот период абсолютной беспомощности.
Сел я осенью, всю зиму просидел на централе, 4-5 месяцев — в СИЗО. Это мало очень. Всё потому что моё дело состояло из 19 страниц, это просто смешно. У многих по нескольку томов. У меня: взяли, сознался, осудили.
В СИЗО поселили в камеру, рассчитанную на трёх человек. Нас там было шесть. Это очень тяжело, люди все разные. Кого-то ломало после героина.
Срок дали — пять лет. Не знаю, почему так вышло. По моей статье сажают на 10-20 лет обычно. Представь, что чувствует подросток (а я в 20 лет был подростком), который туда приезжает с осознанием, что сядет лет на десять. То есть освободишься ты в 30 лет.
В тюрьме больше всего поражало отношение сотрудников к своей работе и зекам. Не понимаю вообще, зачем эти люди там находились (смеётся). Мы за них всю работу выполняли, а они относились к нам надменно.
В тюрьме я работал с базой данных осуждённых. Несколько лет через меня проходили дела людей, которые подавали ходатайства в суд, и я пытался найти закономерность, кого отпускают. И сколько б не искал, не видел. Её просто не было. Обидно, когда близкий человек не может уйти домой, просто потому что у судьи было плохое настроение.
Меня же отпустили пораньше. Неотбытую часть наказания заменили более мягким — принудительными работами. Обычно ставят исправительные работы: ты должен на воле официально трудоустроиться и процент от зарплаты отдавать государству. Но я написал ходатайство в январе 2020 года, а с этого времени на исправительные работы уже никого не отправляют по моей статье.
Во время принудительных работ ты едешь в исправительный центр и работаешь там, где тебе скажут. В итоге я месяц пробыл дома и сейчас в этом центре. Тут полное самообеспечение. Правил немного. Телефон, ноутбук, даже гитара — все можно.
В планах снова получить УДО и идти работать, откладывать деньги на образование. Я пойду на звукорежиссера или что-то смежное. 23 года — это ведь еще мало. Всё впереди.
Я вообще рад, что есть возможность строить планы. Тем более, что теперь я готов ко всякому дерьму.
Статья 161 УК РФ
Срок: 1 год 6 месяцев
Отсидела: 1 год 6 месяцев
Попала я в тюрьму в 2016 году. Грабеж с группой лиц. Связалась не с той компанией. Ну в итоге полтора года. Я сидела в ИК №5, город Вольск. Как говорят, самый жёсткий лагерь.
Когда я села, от меня отвернулся самый близкий человек — бабушка моя, которая заменяла маму. Она меня выписала из квартиры. Если бы не муж, то я бы, наверное, пропала. Друзья же все понимали: от этого ведь не зарекаются.
В тюрьме я тоже не одна была. В лагерях обычно семейничество: объединяются по два человека и больше. Делят вместе хлеб, последнюю сигаретку. У меня было пять человек в “семье”. Но даже там много зависти, предательств, лицемерия. Кражи распространены. Вплоть до воровства трусов.
В нашем отряде было две беременных. Рожали так: когда схватки начались, вызывают скорую и под конвоем везут в Вольск. После мамочка три-четыре дня с ребенком находится, а потом её — в отряд, а ребенка — в детский дом. У них были привилегии: свидания по часу два раза в день с ребёнком. Когда я освобождалась новое правило ввели: мамочкам позволили ночевать с детьми.
Свободного времени в лагере практически не было. Потому что работа заканчивается в полшестого, потом ужин, проверка, после нужно успеть помыться, разобраться, написать письмо, попить чайку, время быстро пролетало. В десять уже отбой. Когда вливаешься в ритм, то делаешь всё на автомате. Каждый день — день сурка. Но я рисую, поэтому скучать не приходилось. Если была свободная минутка, то я рисовала стенгазету.
Был такой прикол: на день открытых дверей в мае приехал мой муж, их ведут по лагерю, заводят в отряд, показывают комнату отдыха и говорят: “Это комната отдыха, но отдыхают они редко, потому что постоянно на работе”. Муж засмеялся. А у нас комната хорошая была, ковёр лежал, цветы, телевизор. Я там была раза два за всё время.
Больше всего возмущала медицина. Анальгин и парацетамол — от всех болезней. У меня ключица сломана, пластина стоит. Я пыталась добиться освобождения от физического труда. Мне его, естественно, никто не дал.
Некоторые пытались жаловаться, когда приезжали прокуроры. Но большинство боялось: нам же еще сидеть.
Единственное, чем Вольск хорош, — не было рукоприкладства. В отличии от той же Мордовии, где это приветствуется.
(По просьбе героя имя изменено)
Сижу я уже много лет. Времени полно было, вот я и освоил новую профессию — зарабатываю по 350 тысяч в месяц. Хотя свободного времени всё равно не хватает. То приедет какой-нибудь шишка из управы и приходится в столовую ходить, то ещё что-то. Помыться полдня занимает: пока выпустят из локалки, пока помоешься, пока обратно.
Канал в телеге вёл “Тюремный маркетинг”, но это, скорее, от скуки. Он, кстати, неплохо заходил. Странно, но в основном, девушки читали. Похожие каналы есть, но чтоб прям из тюрьмы зек вёл — редкость.
А друзей искать среди зеков — не лучшее решение. Общение сводится к еде и дурным интересам. Тут не элита общества, и интересы у всех стандартные: алкоголь, наркотики, сплетни.
В тюрьме всё коррупция решает. Это целое государство со своими правилами, а правила здесь нужны, чтобы воровать. Бабки пилят на всём. Я б и сам рад на лапу дать, чтоб УДО получить, но кому? Есть те, кто говорят, давай бабки и я все решу, но им не верится что-то. Я буду законными путями через адвоката. Не получится — продолжу сидеть.
В целом, я тут не бедствую, потому что передачки себе постоянно делаю. Но и их сейчас запретили из-за коронавируса. Только посылки и ларёк.
Самое напряженное в тюрьме — это то, что ты не можешь побыть один. Нигде. Даже в туалете четыре кабинки рядом, а в бане по 30 мужиков.
Статья: 318, 212 УК РФ
Срок: 3 года 6 месяцев
Отсидел: 3 года 3 месяца
Каждое утро в шесть утра включали гимн, потом песню Высоцкого про зарядку. Никто от этого не просыпался, потому что у нас была чёрная зона. Такой дичью как зарядка тоже не заставляли заниматься, но я бегал по локалке, а некоторые качались с гантелями. Их делали сами из куска железа, который приваривали к ручке. Обычно администрация на это закрывала глаза.
Я отучился на швею и на токаря в ПТУ. Токарство что-то у меня не пошло, даже за станком ни разу не стоял, на лекции ходил и тусил. Работал на швейном производстве. Промка выглядит как старый советский завод, мусоров там почти нет. Мастера приходят с воли, это не сотрудники ФСИН. У меня была хорошая учительница, швея. Она была такая отзывчивая и приятная, всё время нас печеньками кормила. Относилась к нам как к школьникам.
Когда я работал во вторую смену на промке открыли свою столовую. И там не тысяча человек должна поесть, а 150. Соответственно это намного быстрее, и если ты последний цех, кто ест, то там остаётся хлеба много, добавки каши можно взять. Приходишь в столовую, тебе дают в тарелке уже наложенную еду, а ложка у тебя своя в чехле. Кубики маги крошили во всё подряд: в каши, в перловку, в рис, в суп. Кто-то мочил хлеб, сверху растирал кубик маги и ел, получался такой хлеб со вкусом приправы. Это конечно не Шаламов, там люди не голодали.
Подписку на газеты нам всегда оформляли с воли. Ещё с сизо так повелось. В зоне у меня была “Новая газета”. Андрей Барабанов, мой подельник, который сидел со мной, подписан был ещё на “Ведомости” и “Афишу”. Потом мы подписались на “Игроманию”. Оказалось, что это очень нужное чтиво в колонии. Потому что зона по гамме чёрная или серая, а в “Игромании” скриншоты из игр такие красочные.
Были тайники — это дело святое, называется курок. Прятались телефоны, плееры, зарядки, симки, флешки. Нож тоже хранить нельзя. По ПВР он лежит на кухне. Ты должен взять его у завхоза на ограниченное количество времени. Но это неудобно, ведь в здании 200 человек, все что-то готовят. Ножи делались на промке массово, просто из кусков арматуры, железа. Те же токари их делали за сигареты, или если с ними хорошие отношения, то бесплатно. Прятали обычно нож в дужку кровати: засовывали в неё и магнит прифигачивали, чтобы нож не упал вниз.
Телефоны прятали, кто во что горазд: в полы, в стены, в полках второе дно делали, в чайниках, в плинтусах. Один раз так получилось, что я телефон и зарядку в трусы убрал и притворился спящим. Мусор зашёл к нам в проходняк, видимо, знал, что у нас телефон есть, и давай шмонать пол, всё пытался вскрыть. Я делал вид, что сплю, лежал и похрапывал. Когда мент стал меня будить, то сделал вид, что только что проснулся, поворчал на Василича даже (мусоров называет по отчеству). Он “хлоп” по моему карману на правом бедре, потом по левому, ну и ушёл. А у меня телефон и зарядка были посередине (смеётся).
Делают и экстренные курки — пространство под доской в полу. Когда забегает мусор, телефон просто бросают в этот тоннель, потом тяжело его достать, но мусор скорее всего не будет вскрывать пол. Ты спасёшь телефон, хотя потом с трудом его достанешь. Если всё-таки тайник находили, то можно было договориться с мусором, денег ему дать.
Мы, Ася Карпина, Лена Скворцова и Даша Таланова, студентки третьего курса Санкт-Петербургского государственного университета направления «журналистика» считаем, что условия содержания в российских колониях ломают здоровье и психику людей. Жизнь за решёткой больше похожа на выживание: получить лекарства, средства гигиены и необходимые продукты без посторонней помощи порой невозможно. Поэтому мы решили подготовить материал, в котором рассказываем о быте в тюрьме и объясняем читателю, как и почему стоит помогать заключённым.
