Узник Болотного дела Андрей Барабанов о том, как падение экономики ощущается за решеткой
СИЗО
Для начала, когда я попал в Бутырку, мне пришлось столкнуться с отсутствием всего, к чему привык на свободе. С собой у меня были остатки передачки и постельное белье. Мне выдали матрац и казенное белье, посуду и ложку. Все кроме ложки было совсем не новое. Для нормальной жизни в камере нужно много чего, например – нормальная еда, одежда, да та же самая зубная щетка, шампунь и бритва. Когда я обжился и у меня появилось все, что нужно, меня отправили в другое СИЗО – Матросскую Тишину для лечения обострившегося гастрита, а мои вещи остались в Бутырке. Главная тюремная больница в Москве – это больничный корпус Матросской Тишины. Там делаются операции и проводится серьезное лечение, далеко не всегда качественное. Через месяц меня вернули на Бутырку, в камеру, где у меня опять не было практически ничего. Я начал заново заказывать нужные вещи и продукты через тюремный магазин и передачи, удавалось еще и делиться с сокамерниками.
Продукты
В магазине СИЗО (это было летом 2012 года) было все: от сыров и орехов, до сладкого и молочки. Первые два года я не зависел от того, чем кормили в СИЗО – местную баланду трудно назвать съедобной. Плохо обстояли дела и с хлебом, который пекли там же в изоляторе. Со временем начали лучше готовить каши, а в обед давать суп с мясом, появился не только черный, но еще и некоторое подобие белого хлеба. Во многом улучшение питания – заслуга правозащитников из московской Общественной наблюдательной комиссии (ОНК).
Дело – табак
Больше всего денег заключенные или их родственники с воли тратили на покупку в тюремном магазине сигарет. В них нуждались и некурящие, потому что сигареты в тюрьме – это местная валюта. Если в 2012 году курево стоило еще недорого, то дальше цена росла, опережая инфляцию и заставляя сокращать другие статьи расходов. От банальной цены на сигареты и чай в тюремной экономике зависит очень многое – заключенные курят сигареты и пьют чай как в последний раз.
Когда меня только закрыли, основная часть заключенных вокруг курила неплохие сигареты, они тогда стоили дешевле 40 рублей (весна-лето 2012 года). Со временем в ход пошли самые дешевые марки. К концу 2015 года курили не только самые дешевые сигареты без фильтра, произведенные в каком-то лохматом году, но и абсолютно некурящиеся подделки известных брендов («дубок»). Заключенные столкнулись с дефицитом, все меньше табака передавали с воли, а потребность практически не падала, так как желающих бросить курить было очень мало. Интересно, что чай для чифира тоже подорожал более чем в два раза. Это самый дешевый, мелкого помола чай («пыль с индийских дорог»), цена которого даже с учетом инфляции не должна быть высокой. К концу моего срока – а это декабрь 2015 года, – этот чай мелкого помола окончательно стал дефицитным, хотя, конечно, стоит учесть, что и потребляют там его в огромных количествах.
Лекарства и лечение
Медицина в Бутырской тюрьме оказалась не на высоте. Если некоторые лекарства еще можно было выпросить, то экстренную помощь оказать было практически некому. Несколько раз пытался вылечить зуб, два раза пломба тут же вылетала, на третий поставили пломбу, которая рассыпалась только через год. Когда я повредил глаз, врач дал мне ватку и самые дешевые капли. Спасли родные и сочувствующие, передавшие необходимые лекарства с воли. Вообще тюремная медицина – это огромная проблема, количество тяжелобольных среди заключенных просто чудовищно.
Казенка для сидельцев
Новым заключенным выдавали старый матрац, хотя в соответствии с приказом Минюста срок службы матраца 4 года, а потом должны были давать новый, то же самое с постельным бельем. За два года, которые я провел в Бутырке, по-настоящему нового постельного белья, выданного администрацией заключенному, так и не увидел. Получается, что средства, выделяемые на эти цели, уходят в неизвестном направлении. Та же самая история с тарелкой и кружкой – эти вещи там переходят от заключенного к заключенному и со временем становятся похожи на металлолом. У меня была тарелка (шлёмка) такого вида, что все сокамерники изумлялись и говорили, что хуже быть просто не может. Благо была куплена в магазине пластиковая посуда, из которой можно было питаться и которую не забирали при обыске. Там же покупали постельное белье и другие необходимые вещи. Продавались бытовые предметы: удлинители, вентиляторы, пароварки. Это, конечно, скрашивало жизнь в СИЗО, но на такие вещи требовались деньги, которые были не у всех родственников заключенных. Телевизоры были не в каждой камере, мне, например, его передали с воли, то же самое с вентилятором.
Вертухаи
Охранники в Бутырке часто говорили про свои тяжелые условия работы, маленькую зарплату и постоянные сокращения. Сокращения действительно привели к тому, что на три корпуса порой приходился один сотрудник. А это значит, что если кому-то из заключенных станет плохо и потребуется медицинская помощь, то может не оказаться сотрудника, который выведет человека из камеры в санчасть.
Признает это и правозащитница и журналист Зоя Светова: «То, что сотрудников не хватает, это факт. Я это лично вижу на примере московских СИЗО, потому что в московских СИЗО некому работать. СИЗО сейчас переполнены, впервые за несколько лет там больше заключенных, чем должно быть. Но за ними некому смотреть. Сотрудники жалуются на то, что людей не хватает».
В 2014 году сидельцам стал очевиден экономический кризис, усиленный санкциями и антисанкциями. Поначалу хорошие продукты еще были, а потом начали резко дорожать и исчезать. Сыров стало меньше, в несколько раз скакнула цена на орехи. Ассортимент товаров уменьшился, подорожали лекарства. Это совпало с моей подготовкой к этапу.
Иван Непомнящий, новый фигурант Болотного дела, рассказал «Руси Сидящей», как сейчас живется в Бутырке: «Цены в магазине высокие, заказанное приносят без задержек, но могут сначала не все принести, а потом доносить. Несколько раз были случаи, когда приносили не то что заказали, а более дешевое, надо всегда проверять по списку. Матрац и белье выдают в нормальном состоянии, но это все равно не спасает из-за неровностей кровати (шконки). Гигиенический набор выдается по заявлению раз в месяц. В него входит: одноразовые бритвы, хозяйственное мыло, туалетная бумага и зубная паста.» Иван говорит, что на «баланде» жить можно, а вот хозяйственные принадлежности дают очень плохие. С медициной все так же скверно, а книги передать получается только через Анну Каретникову (член московского ОНК).
В колонии
В ИК-6 в поселке Стенькино в Рязанской области меня отправили в конце июля 2014 года. С собой взял большие сумки с вещами и продуктами. По приезду выдали: 2 комплекта новых роб (одежда положенного образца), зимнюю фуфайку с шапкой, майку, трусы, носки, старенький матрац и новое постельное белье. При этом забрали часть вещей, которые не разрешены по правилам внутреннего распорядка (ПВР). Старую одежду невозможно выдать, потому что зеки ее изнашивают до дыр, а то бы тоже выдали.
Магазин лучше баланды
Баланда там была получше, чем в Бутырке, хлеб оказался намного лучше. Через пару недель я сходил в местный магазин, куда дошли деньги с моего личного счета из московского СИЗО. Выбор оказался вполне приличный. Правда, некоторые простые продукты стоили заметно дороже, чем в Москве. 3000 рублей составляла предельная сумма, на которую можно было купить товары в лагерном магазине за месяц (это только на облегченном режиме содержания – а его еще пойди заработай, – ты можешь тратить сколько душе угодно). Осенью 2015 года, когда кризис уже давно перестал быть новостью, зэкам разрешили тратить в магазине до 9000 рублей. Это, конечно, хорошо, но только мало кто такое мог себе позволить, особенно если он не из Москвы. За полтора года, что я провел в лагере, цена на продукты выросла в полтора раза. При нынешней инфляции скоро и на 9 тысяч особо не разугляешься. В середине 2015 года стали похуже кормить в столовой, однако было и новшество – в обед разрешили выбирать из двух видов супа или второго (кому макароны, а кому каша).
Помыться-побриться
Мыльные принадлежности выдавали раз в месяц. В этот набор входила туалетная бумага, кусочек хозяйственного мыла, зубная паста и бритвенные станки. Все самого плохого качества, пользоваться ничем невозможно, кроме туалетной бумаги. Заключенные называли этот набор «гуманитарной помощью». Со временем с качеством этой «помощи» ничего не происходило, хуже было просто некуда, если только совсем перестать ее выдавать.
В Бутырке со мной в камере сидел Саша с Украины. Работал на разных стройках в Москве и Подмосковье, в тюрьму попал за хранение наркотиков. Кроме сокамерников помочь ему было некому, дома на Украине осталась мама и престарелая бабушка. Он почти сразу вышел на промзону, на участок деревообработки, чтобы было что покурить и чаю заварить. Саня оказался работящим, разгон (зарплату в виде нескольких пачек сигарет и чая) ему давали, но этого не хватало, чтобы выменять себе необходимые вещи. У меня была возможность помочь ему зубной пастой, носками или гелем для бритья. Все, конечно, хорошо, но то, что заключенные называют «мыльно-рыльное», должно предоставляться самой колонией, чтобы человек не искал и не просил недостающее у людей рядом. Могут и не дать.
Работа, не каждому, дешево
Примерно треть заключенных работали на промзоне, остальным просто не хватало рабочих мест. Зеки ждали, пока появятся вакансии. Заработная плата там была разной, но везде небольшой. Где-то основной платой был так называемый «разгон» (раздача сигарет и чая), а в других местах перечисляли на счет заключенного деньги. Я работал на швейном участке, нам давали небольшой «разгон», а также переводили на счет от 100 до 500 рублей в месяц. Для многих зеков и это было хорошо. Наша смена выдавала 50 готовых костюмов спецодежды в день за 6-8 часов работы. Имелись и другие возможности заработка, например можно было шить для других заключенных, за это они благодарили сигаретами, чаем или шоколадом.
Такая же ситуация была в ИК-2 в Туле, где работало тоже только около трети осужденных. Заключенные производят самую разную продукцию от одежды до тракторов. С начала 2015 года стали по несколько недель не выводить на работу в связи, с тем, что не привезли материал, но, скорее всего, просто не было заказов.
Лагерная медицина
Все время, пока я сидел, нехватка лекарств была хронической. А даже если лекарство было в санчасти, тебе его просто так не выдавали. Для этого нужно было попасть к терапевту, а туда большая очередь, пройти которую успевают далеко не все. Без назначения терапевта выдавали только аспирин и анальгин – это таблетки от всего на свете. Осенью и зимой болели почти все: пониженный иммунитет и нет витаминов. Очень много зеков было инфицировано ВИЧ и разными видами гепатита. В основном эти люди употребляли наркотики, из-за чего и заразились. Понятно, что их особенно и не лечили. Но так было не только с наркоманами. Вот один характерный пример: в начале 2015 года в лагерь приехал Артем, ему дали три года за хранение наркотиков. На свободе чувствовал себя нормально, а в тюрьме у него начались эпилептические припадки и другие проблемы со здоровьем. Он обращался к доктору, который выписал какие-то препараты для сердца, сказал, что такое бывает, и предложил поменьше нервничать.
Те, кто мог, просили родных купить лекарства и передать их в лагерь на свое имя через санчасть. Плохо обстояли дела с врачами, при мне сократили должность хирурга. И это при том, что денег на тюремную медицину в 2014 году было выделено на 11,4% больше, чем годом ранее (в 2013 году – более 3,8 млрд рублей, в 2014 году – более 4,3 млрд рублей).
Кризис приходит с воли
Заключенные ощутили приход кризиса где-то в начале 2015 года. Передачки сократились в объеме и по составу, появилось больше нуждающихся в мыльных и банных принадлежностях, сигареты и чай стали заканчиваться гораздо быстрее. Лагерная столовая для многих стала просто необходимостью. Очереди в магазин все еще были большими, но покупали там намного меньше. До этого вечно забитый холодильник в бараке к лету 2015 года перестал заполняться, а осенью и вовсе стоял полупустой до самого Нового года. Раньше заключенные скидывались и сообща покупали новый холодильник или микроволновку. В 2015 году собрать на новую технику стало очень сложно. Подготовка к празднованию Нового года всегда занимает отдельное место у заключенных. Теперь же она выглядела не так, как раньше. В основном вместо медовиков покупали совсем дешевые вафельные тортики, а об икре никто и не задумывался, хорошо, если колбасу прислали. Родные заключенных прямо говорили им о том, что нет возможности делать большие передачи.
Пока я сидел в колонии, заключенных становилось все больше и больше, кроватей стало хватать не всем. Новоприбывшим приходилось неделю-две спать по очереди, пока кто-нибудь не освободится и не появится свободная шконка. Многие продукты в лагерном магазине исчезли, либо стали недоступны из-за цены. Я на себе почувствовал, каково это, когда ты почти ничего не зарабатываешь и при этом требуется много денег, чтобы обеспечить себя необходимым. Мне было грустно видеть людей, которые почти ничего не могут купить, даже работая пять дней в неделю. В кризисные 1990-е годы стояли просто голодные зоны и тюрьмы, бунтующие не только из-за беспредела охраны, но и от того, что есть нечего. Главное, чтобы все это не повторилось.
Добавлю, что расходы ФСИН в 2015 году почти не сократились: 268,9 млрд рублей по сравнению с 274,1 млрд рублей в 2014 году на практически одно и то же количество заключенных и при сокращении числа колоний.
На волю
Перед освобождением зеки устраивают прощание, накрывают стол для тех, с кем жили рядом. Меня провожали накануне вечером и с утра в день выхода на свободу. Я заранее запас для этого кофе, сладкое, орехи и сухофрукты – многие не пробовали всего этого очень давно. Ребята сказали много теплых слов мне на прощание. Было одновременно радостно и грустно, ведь я-то всё увижу на свободе, а некоторым еще сидеть и сидеть в полуголодном состоянии.
Текст: Андрей Барабанов
