Поскольку насилие и изнасилование это не только социальное или психологическое действие, но еще и юридическое, решила я вам описать юридическую практику по таким делам. Без каких-либо оценок, просто юридическая действительность.
Вот шли 2 парня и девушка с вечеринки от общих знакомых. Все выпили. А потом парни по очереди изнасиловали девушку. Или лучше так сказать — совершили акты по очереди, положив девушку на травку. Девушка добрела до дома, и залезла в душ, поскольку просто была грязная, трава знаете ли, лужа, поменяла одежду и пошла в милицию. Ее внимательно выслушали, посадили в «бобик» и повезли к дежурному эксперту. Тот девушку осмотрел, спросил, зачем она мылась, и следов внутри нее уже нет. Это мы, юристы, все знаем про сохранение следов преступления, а девушкам про это никто не рассказывает, нет таких уроков в школе, да и родители не просвещают, сами-то не знают. Это тоже к вопросу о сексуальном воспитании.
И видит дежурный следователь неприятную для него картину – трудно не только доказать факт насилия, но и вообще факт соития. Нет же следов. В одном моем деле о заражении ВИЧ-инфекцией (парень девушку), молодой человек вообще утверждал, что эту особу он видел пару раз, пиво в парке пили, а секса с ней никогда не было. Она описывает его квартиру, комнату, картину на стене, кошку, а он твердит — не было секса никогда, не была она у меня дома. Никто никогда особо признаваться не спешит.
Так вот что начинает делать следователь? Правильно, ему висяк не нужен, толкает он девушке обратно заявление и убеждает простить и забыть. Ладно, если убеждает и объясняет, чаще всего просто рявкает, что «сама дала» и выгоняет из отдела. Защита государства? Ага, в полной мере. Но если даже девушка в грязном и немытом виде добежала до отдела полиции, и эксперт из нее выскреб следы преступления, и возбудили уголовное дело, то дальше начинается унижение в квадрате.
Юридически важно, чтобы преступление было описано в самых мельчайших подробностях. И поэтому девушка три, четыре, десять раз рассказывает о произошедшем — как, сколько, почему, каким и все это до самых мелочей. И никуда от этого не скрыться. Вы сами пробовали описать свой половой акт в подробностях чужому человеку? Даже добровольный? Так попробуйте, посмотрим, что получится.
А потом наступает суд. И в зале суда – насильник, а в коридоре суда – его мать, сестра, жена или подруга. И адвокат, у которого работа заключается в том, чтобы обеспечить защиту своему клиенту. Девушка говорит в суде, что она была девственница, а на следующее судебное заседание приходит друг подсудимого и говорит, что у него был секс с ней за месяц до изнасилования. Девушка криком кричит, что это вранье, а как проверить? Или же подсудимому предъявляются фото синяков на теле, а он говорит, что она сама просила пожестче с ней. А если насильников двое, вот двое так и говорят, и утверждают про добровольное согласие. И выводят из зала суда подсудимого в наручниках, а следом потерпевшая выходит, а в коридоре мама его, сестра, жена и другие активные родственники встречают ее, и слово «тварь» это самое доброе в ее адрес.
А если это маленький город или поселок? А если судья не поверил про желание жесткого секса и отправил насильника лет на 7 в известно какие места? Для девушки уехать – это самое лучшее, да только кто на такое решится. И собственная мама, в первые дни плакавшая вместе с ней, спустя месяц уже говорит: может не надо, всякое бывает, нам еще здесь жить… И нет вообще никакой психологической помощи, а потом вены, руки, лезвие и психушка.
Поэтому изнасилование – это ад, а что дальше – еще хуже. Адвокаты не любят участвовать в таких делах, а уж это такие циники… Вот такая у нас система, что пострадавшим проще и лучше не идти в полицию, то есть к государству за помощью. Вот такая юридическая действительность, которая своей беспомощностью и безнаказанностью порождает насилие.
Источник: Facebook