На днях сенатор Антон Беляков внёс в Госдуму законопроект, запрещающий пропаганду криминальной субкультуры в интернете и СМИ, которая выражается в распространении информации о социокультурных ценностях преступного мира и формирует привлекательность криминального образа поведения. Законодатели уверены, что именно посредством СМИ и соцсетей растёт популярность феномена «арестантское уркаганское единство» (АУЕ) и ужесточение цензуры решит проблему. Правозащитник благотворительного фонда помощи осуждённым и их семьям «Русь сидящая» Алексей Федяров объясняет, почему у них ничего не получится.
Запретить чихать и кашлять
Впоследствии результаты будут практически нулевые, если мы говорим о каких-то позитивных сдвигах в этом направлении. А какие есть позитивные сдвиги?
Видимо, эта субкультура, — а я считаю, что это уже культура, по идее, никакая она уже не «суб», — будет каким-то образом фундаментально вытесняться из жизни и общения. Это невозможно.
А с точки зрения реагирования органов будет воспринято однозначно. Это наверняка будет какая-то уголовная статья, близкая к 282-й («Возбуждение ненависти или вражды, а равно унижение человеческого достоинства» — прим. Сиб.фм), по которой будет привлекать Следственный комитет, ведь ему дико не хватает уголовных дел для статистики. И они ищут…
Ищут их во всём — статьи 282, 318 — применение насилия по отношению к представителю власти, 319 — оскорбление представителя власти. По 238-й сейчас массу дел навозбуждали — это оказание услуг, не соответствующих требованиям безопасности. Пустые, безвредные статьи. Сейчас добавят ещё вот это. И что будет получаться?
Человек, как посчитает какой-нибудь эксперт-лингвист, проявит в интернете элементы тюремной субкультуры и пойдёт куда? В тюрьму. Напрямую, без каких-либо вариантов.
И здесь то же самое будет. Но желаемого эффекта не будет, потому что это затыкание дыр, лечение симптоматики.
Давайте представим какую-нибудь воинскую часть, где на зиму солдат забыли одеть — и они все ходят в летнем обмундировании. Забыли включить им отопление — они начали болеть. И умирать.
А давайте мы запретим им болеть и умирать! Запретим чихать и кашлять! Потому что это не по уставу — чихать и кашлять.
Потому что, умирая, солдат подрывает боеспособность части. Давайте привлекать его за это перед смертью к уголовной ответственности.
Каким образом можно запретить людям использовать в речи, скажем, элементы субкультуры, когда министр иностранных дел Российской Федерации употребляет слова «беспредел» и «наезд»? Я не говорю о таких словах, как «стрелка», «отжать». Масса слов с каким-то тюремно-сексуальным подтекстом: «опустить», «обидеть», «трахнуть», «очко». Обычные русские слова, которые стали носить другую коннотацию, иной подтекст, и несколько раз подумаешь, прежде чем употребить их где-то в приличном обществе.
Можно смело утверждать, что эта субкультура стала отдельным пластом культуры. Ведь огромное количество людей прошло через тюремную школу, и это сказывается на тех, кто их окружает. Язык и субкультура общения, блатные понятия перекочевали в повседневную речь. Посмотрите, как общаются дети в школах.
Посмотрите, как разговаривают полицейские, сотрудники следственного комитета, опера. Вы послушайте, каким чёрным матом они ругаются. Какие употребляют выражения.
Стоит побывать на какой-нибудь корпоративной посиделке следователей и оперов, когда они употребляют спиртное и общаются между собой без посторонних. Абсолютно воровская посиделка, даже не отличишь. С другой стороны, если посмотреть на те же самые блатные понятия, они во многом стройнее и правильнее, чем то, по каким законам нам приходится жить сейчас. Само применение этих понятий чётче и эффективнее, чем применение наших законов.
Что такое тюремная субкультура? Это вынужденная субкультура, свод рамок и правил. Если мы исходим из каких-то поведенческих моделей взаимоотношений, то эта модель родилась в результате многовекового уничтожения, маргинализации собственного населения, превращения людей в бесправных рабов в тюрьмах и колониях, в острогах. Многовекового. И люди вынуждены сами устанавливать правила. Когда они выходят, им проще жить по этим правилам. И больше того, они видят, что многие живут по этим правилам.
Вы посмотрите, как разговаривают депутаты Госдумы, сенаторы, высшие чиновники государства. Насколько язык — тюремный в прошлом — вжился в их речь. Обороты, жаргонизмы, которые перестали быть жаргонизмами и стали общеупотребительными словами. И какие элементы субкультуры они хотят запретить? Я думаю, может, сенатор Беляков что-то другое закладывал в законопроект? И мы что-то как-то не так поняли? Я очень далёк от того, чтобы навешивать на него какие-то ярлыки. Но вот то, что мы слышим по запрету тюремной культуры…
Ребята, вы должны лечить болезнь, а не подтирать нос. Подтирать нос бесполезно.
Давайте всё запретим. Пусть начнут тогда с запрета на употребление слов «беспредел», «отжать», «сидеть». Вот «Русь сидящую» надо закрыть в первую очередь, потому что у нас, извините, в логотипе тюремный жаргон — от слова «сидеть». А что такое сидеть? Отбывать наказание, надо говорить. «Русь, отбывающая наказание» — переделать, значит, название.
Откуда АУЕ протягивает ноги
В том, что термин или феномен АУЕ вообще появился, виновато прежде всего государство и пенитенциарная система, которая заставляет людей, попавших в места лишения свободы, объединяться хоть как-то, чтобы противостоять давлению этой системы. Пока там бесчеловечная система. Люди будут объединяться, потому что поодиночке пропадёшь. Поэтому как минимум сначала надо изменить систему федеральной службы исполнения наказания (ФСИН) как прародителя тюремной субкультуры.
Тюремную субкультуру породила ФСИН и её предшественники — ГУЛАГ, царские остроги, столыпинские вагоны. Люди прекрасно бы жили без этого.
Знаете, если сейчас сократить вдвое количество осуждённых и втрое — сотрудников ФСИН, ситуация в стране поменяется в лучшую сторону. Люди выйдут и будут работать. А сейчас огромное количество молодых, здоровых мужчин и женщин сидит сейчас абсолютно без какого-либо полезного дела, причём работая зачастую в личных интересах чиновников ФСИН.
И сажают у нас абсолютно без какой-либо взвешенной оценки всех, кто ни попадётся под руку. Естественно, будет рождаться вот это всё. Только представьте, какое количество «пластилина», так скажем, приходит к блатным людям, которые там профессионально сидят! Люди попадают в тюрьму потерянные, брошенные всеми. Социальные связи рвутся моментально — уходит работа, друзья. Одномоментно всё это пропадает.
Человек приходит в колонию и думает: «А как дальше жить?» И для начала — как выжить в этой колонии?
А тут сидят парни, которые не ходят на работу, и их не трогает администрация. Они спокойненько избивают других зэков. А если ты попробуешь в ответ ударить, тут же улетишь в ШИЗО.
Спрашиваешь: «А почему вам можно?» И они объясняют: два варианта у тебя — либо ты идёшь в «козлы» и будешь ненавистен всем, либо ты идёшь к нам в братство — АУЕ. И очень многие выбирают второй вариант. Сотрудники к ним боятся заходить — на чёрную зону. Потому что никому человек, попавший туда, не нужен. Никто не занимается ни его настоящим, ни его будущим, ни его привлечением к какой-то оплачиваемой работе, хотя все возможности для этого есть. Ну и конечно, люди выходят потом и спокойно, не чураясь ничего, придерживаются тех правил, по которым жили на зоне.
Нельзя запретить дождь
Один сенатор бьётся теперь с тюремной субкультурой, другой депутат — с гомосексуальной субкультурой. Пусть бьётся, ходит, хоругви носит да крестные ходы организовывает. Но вот вопрос: как биться с тем, что происходит стихийно, вне зависимости от воли сенаторов? Это порождение глубин, суть процессов, результат тектонических сдвигов. Что может сделать сенатор в этой ситуации? Ведь по сути это ветер, который дует независимо от него.
Как говорил Мао Цзэдун: «Если ты видишь ветер, не строй забор — построй мельницу». Так пусть построит мельницу.
Если такое количество людей, как они полагают, требует осуждения, то по крайней мере дайте им работу. Дайте возможность прокормить себя и свои семьи, которые на воле, путём честного труда. Вот в этом будет больше пользы. И хорошо бы, чтобы после зоны человек попадал в какое-то место, где будет работать. Пусть ему выдадут комнату в общежитии по типу, скажем, израильских сельскохозяйственных кибуцев. Шикарная же тема. Почему это нельзя организовать? Человек будет выходить и понимать, что можно работать и зарабатывать в принципе нормально. Так мы сократим в разы количество рецидивов. Преступников будет всё меньше и меньше — а значит, и проблема исчезнет сама собой.
Но нет — мы будем запрещать тюремную субкультуру. Сначала её породили, а теперь элементы субкультуры будем запрещать. Хорошо, допустим, она уйдёт в андеграунд. Если Советский Союз не смог запретить русский рок в конце 80-х — начале 90-х. Что сейчас появилось, похожее на «Кино», «ДДТ», Гребенщикова, «Пикник», «Алису», «Бригаду С»? Тогда весь питерский и свердловский рок-клубы были задавлены структурой КГБ. И ничего не получилось из этого. Потому что это тектонический сдвиг. И точно так же и здесь ничего не выйдет. Вникайте, входите в эти процессы, старайтесь что-то как-то изменить — да. Но запретить проявления — невозможно.
Нельзя запретить дождь. На 9 мая в Москве не ловят дождь, а разгоняют тучи, правильно? Так и здесь. Надо тучи разогнать.
Запрет — это забор
Надо, действительно, посмотреть законопроект. Потому что очень странно, что такое вообще рождается. Может быть, мы просто не знаем, а там внутри на самом деле нечто изумительно-замечательное. Хотя, честно говоря, я в таких сайтах вижу гораздо меньше проблем, чем в тех же самых порноисточниках или сайтах, пропагандирующих насилие, которые доступны детям.
Я считаю, что есть масса проблем, которыми реально нужно заняться. В частности, это распределение ресурсов, природной ренты в стране.
Вот основная проблема. Не борьба с недовольными или с проявлением каких-то субкультур, а решение задачи, как накормить людей.
У нас до сих пор десятки миллионов людей ходят в сортиры с дырками. И отапливают дома печами на дровах и кизяке. А мы думаем о том, как тюремную субкультуру в интернете запретить. На уровне сената. Думать надо о том, как в самой богатой стране мира люди по крайней мере за бензин платили какие-то сопоставимые с осмысленными показателями деньги, а не так, как сейчас.
Любая бюрократическая структура занимается исключительно тем, чтобы, никоим образом не навредив себе, расширить и пройти дальше по пути развития. Вот я думаю, тем самым сейчас занимается и Федеральное Собрание. Лишь бы никого не затронул из государственных структур, из силовиков. Принять какой-то законопроект, очередную рескрипцию. Все законопроекты в последнее время — это запреты, запреты, запреты. А запрет — это забор. Забор никогда, никогда не был катализатором развития.
Источник: Сиб.фм
