Член Московской общественной наблюдательной комиссии, член совета правозащитного центра «Мемориал» Анна Каретникова рассказала Дмитрию Казнину о том, насколько справедливо и обосновано решение Тверского суда Москвы приговорить парализованного Владимира Топихина к 6 годам заключения.
Казнин: Обсуждают активно этот приговор, и здесь, наверное, дело даже не в том, виновен или не виновен этот человек, а в том, что, будучи в тяжелом состоянии, его отправляют в колонию. Вы встречались с ним?
Каретникова: Да, мы присутствовали вчера на этом процессе. Для того, чтобы суду не было скучно, и Топехину тоже, туда решили прийти четыре члена Общественной наблюдательной комиссии и посмотреть, как это процесс будет проходить. Я думаю, здесь есть два аспекта. Один аспект – правовой, второе – это что-то человеческое, гуманизм нужно проявлять к людям, как вы правильно сказали, вне зависимости от сути дела, от того, виновны эти люди или нет. Это обстояло так: нам предоставили следственный кабинет, где обычно адвокаты и следователи встречаются с фигурантами дел, заключенными под стражу. Топехин, у него парализованы ноги, лежал на каталке, его привезли. Сидели судья, секретарь, помощник прокурора, адвокат Светлана Сидоркина.
Я такого процесса не видела никогда – адвокат постоянно настаивал на оказании медицинской помощи, судья Неверова отказывала, наконец, было разрешено сделать укол обезболивающий. Пришел врач, посмотрел, что у него действительно повышено давление, он действительно себя плохо чувствует, но процесс продолжался. Сидоркина вносила ходатайство за ходатайством об отложении, но судья Неверова по каким-то неведомым мне причинам приняла решение закончить процесс вчера. Причем во всех доказательствах стороне защиты было отказано, после выслушивания потерпевшего и свидетелей – его друзей, которые все произвели на меня очень странное впечатление – и был вынесен этот приговор – 6 лет лишения свободы.
В процессе суда Топехину опять делали уколы, ему меняли, извиняюсь за подробности, памперс, потому что он лежит там в таком виде и в таком состоянии. В какой-то момент я напомнила, что его не мешало бы покормить. И тогда ему принесли баночку детского питания, которую я передавала ему несколько дней назад, как выяснилось, главврач не передал ему это питание или передал, но не в полном объеме, большую столовую ложку и сказали «Ешь». Я сказала: «А ложка не лезет в банку», мне сказали: «Ничего, как-нибудь поест». И он лежал и ел обратной стороной ложки, за этим было очень интересно наблюдать.
Казнин: Все-таки разное случается, я могу сейчас выглядеть циничным, но бывают случаи симуляции, всякое случается – был процесс в Петербурге над депутатом Законодательного собрания Юрием Шутовым, который активно симулировал различные болезни, тем не менее, пожизненно его приговорили. Об этом что-то говорилось? Вообще как объяснялось, что ему не оказывалась помощь?
Каретникова: Судья считала, что Топехин симулянт. Она говорила: «У меня здесь есть какой-то медицинский документ, там написано про некоторое установочное поведение», – это и есть симуляция. Только я не совсем поняла, что он симулирует, потому что медицинскими документами подтверждено, что у него парез нижний, у него не работают обе ноги, он не может ходить, и в туалет он сам не может ходить. Как это можно симулировать, я извиняюсь, недержание мочи, я не очень понимаю. Я просто не очень понимаю, я наблюдаю за ним пару месяцев.
Казнин: Сам он высказывался?
Каретникова: Сначала ему было очень больно, ему трудно было говорить. Он говорил, что не понимает, что происходит, адвокат опять заявлял ходатайство об отложении этого процесса, ей опять отказывали. И мы поняли, что он сегодня закончится, как бы ни развивались события. Когда ему сделали укол и ему стало чуть полегче, он отвечал на вопросы суда. Он сказал, что он невиновен, практически не знает потерпевшего, что то, что они рассказывают, — неправда, что его не ознакомили с материалами дела и что он там не подписывался, возможно, его подпись фальсифицирована.
В последнем слове упомянул, что у него больны родители, и сам он болен, и опять напомнил о своей невиновности. И у меня, к сожалению, после процесса, который вела председательствующая судья Татьяна, по-моему, Неверова, сложилось впечатление, что там не установлена не только объективная истина, но и близкая вероятность к истине. У меня очень большие сомнения по поводу этого дела.
Казнин: Его же обвиняли в мошенничестве в 10 миллионов рублей, которые он взял и не исполнил то, что обещал.
Каретникова: Я скажу совсем странную вещь – это в процессе не очень звучало. Звучала немного другая версия, что приехали какие-то люди и по дружбе доверили ему чемодан с 10 миллионами положить в ячейку. А он вместо ячейки повез его в свой офис положить в сейф, он прошел, а они на улице остались – их охранники не пустили. А когда охранников опрашивали, они сказали, что он тут пару раз проходил по паспорту, то есть у этих людей паспортов не было, почему они остались на улице. Все это вызывает у меня очень-очень большие сомнения. Помимо того абсолютно антигуманного, на мой взгляд, отношения суда к человеку, который находится в беспомощном состоянии. Я же не говорю, что он должен уйти от ответственности, если он что-то совершал, но нельзя судить лежащего перед тобой больного человека, который стонет, а ты ему говоришь: «А ты симулянт, только что на вопросы о своем здоровье вы нормально отвечали», все-таки на «Вы» она его называет, да. Это да. Очень грамотная, четкая судья, но там какие-то другие проблемы.
Казнин: А как вообще это происходит в судах? Как доказывается симуляция или наоборот? То есть должны же вызвать врача, он должен дать заключение. У нее какие-то документы были по этому поводу?
Каретникова: Она прочла некую бумагу. Я буду искать эту бумагу в материалах его дела, а Сидоркина пусть ищет в материалах уголовного дела, что это там за бумага, кто ее ставил. Потому что он говорит, что психиатр последний раз осматривала его несколько месяцев назад в Бутырке. Я не знаю, кто подписал эту бумагу.
Казнин: Просто в последнее время был ряд случаев и, казалось бы, что в московских судах должны к этому относиться более тщательно.
Каретникова: Нет, а что значит симуляция? Приходит врач-девушка, я его говорю ей: «Это нормальное давление?», — «Нет, для него это повышенное давление». И все это слышат, что она говорит.
Казнин: Давление – это одно все-таки, а парализованные ноги – это другое.
Каретникова: А я не знаю, что имеет в виду судья, может, она думает, что он давление симулирует, может, ноги. Она просто повторяет одну и ту же фразу, что «согласно справке, представленной следственным изолятором, вы здоровы и можете принимать участие в судебном заседании». Это повторяется 20 раз на каждую его просьбу и на каждое ходатайство Сидоркиной отложить процесс. Это просто издевательство, а с учетом того, что эта же судья не пропускала Сидоркину в 20-ю больницу, куда мы время от времени переводим Топихина, она лишила и возможности согласовать совместную правовую позицию. Это явное, совершенно очевидное нарушение права на защиту. Может, тут никакие конкретные нормы не нарушены, но тут нарушен дух закона, основополагающие права.
Казнин: Он пока останется в СИЗО, будет, наверное, апелляция?
Каретникова: Я надеюсь, что его на этой неделе еще раз свозят в 20-ю больницу, его там силы добра обещали полечить все-таки, они там бьются так перманентно с силами зла в разных сферах. Безразличие в желании помочь конкретному человеку. Пока его, конечно, на этапы возить не будет никто, ему надо, чтобы приговор вступил в законную силу.
Казнин: А как вообще по опыту, в колониях сидят люди парализованные?
Каретникова: Я очень знаю колонии, давайте я не буду отвечать на этот вопрос.
Казнин: СИЗО, хорошо. То есть в таком состоянии, когда парализованы ноги, и человек без посторонней помощи не может передвигаться?
Каретникова: У нас сидит, по-моему, мэр Махачкалы с этим – Амиров, и два колясочника у меня были месяц назад в московских следственных изоляторах.
Казнин: А по каким делам?
Каретникова: И еще парочку парализованных людей, но так, которые не могут двигаться, не так, что совсем парализованы. Еще парочку в больнице «Матросской тишине».
Казнин: То есть они в тюремных больницах, тем не менее, находятся?
Каретникова: Нет, ну это доходит до смешного. Я прихожу и говорю: «Вот человек, кто должен стирать ему вещи?», мне говорят: «А кто его знает, кто ему должен стирать вещи». Я очень надеюсь, что изменится ситуация в больнице «Матросской тишины». Потому что когда он там лежит и не может постричь ногти, они у него в 4 раза длиннее, чем у меня, когда он усы постричь не может, когда ему таблетку надо выпить, и стакан воды не допросишься, мне кажется, это очень–очень плохо. Сейчас, мне кажется, появились люди, которые каким-то образом пытаются это менять, но пока это еще не очень хорошо.
Казнин: Вы следите за этим делом вместе со всей комиссией? То есть у вас же там недавно сменилось руководство. Как это вообще все происходит?
Каретникова: Кто-то говорит, что берет под контроль, кто-то говорит, что проводит независимое расследование, а мы просто таскаемся и памперсы ему туда носим, детское питание, пытаемся как-то контролировать его госпитализацию. А никого не ругают, те, кто хочет, работают, кто не хочет, тот под контроль все берет. Кстати, очень благодарна тем, кто памперсы сегодня передал, и теперь у нас есть их еще некоторое количество.
Казнин: А вы передаете лично? Вы виделись с ним?
Каретникова: Ну конечно. Мы приходим – он лежит в палате интенсивной терапии. И слава Богу, что он там лежит, потому что до других мест вообще редко доходит рука, нога врача или санитара.
Казнин: Просто по вашим рассказам, ощущение, что он занимает сам довольно пассивную позицию.
Каретникова: А как он должен занимать другую позицию? Что он должен делать? Он лежит, он прикован коротким наручником к каталке, как он может активную позицию занимать?
Казнин: В качестве бреда, но люди, которые борются за свою свободу и за свое честное имя, устраивают голодовки, пытаются каким-то образом в суде противодействовать всему этому.
Каретникова: Ну, мы нашли же адвоката – Светлану Сидоркину. Я надеюсь, что она будет активно работать по этому направлению. А голодовка и голодовка. Вы знаете, я видела, мы нашли – вот все время мы находим кого-то в этой больнице – мы нашли человека, который вообще не помнит, кто он такой, как он сюда попал. Как выясняется, он 63 дня держал голодовку. Он не помнит, я не знаю, может быть, он тоже симулирует, может, все симулируют. Можешь держать голодовку, но когда ты парализован, прикован и не можешь самостоятельно сходить в туалет, поменять свое белье, мне кажется, пусть лучше за твои права борются другие, чего я всем очень желаю. Давайте бороться.
Казнин: А кто должен принять решение об изменении его положения, это только суд может сделать или руководство СИЗО и так далее?
Каретникова: Нет, руководство СИЗО не может, это не входит в их компетенцию.
Казнин: Они в больнице могут держать, как я понимаю, да?
Каретникова: Да, они могут держать в больнице, они могут помогать или могут не усугублять положение. Сейчас они это не делают, надеюсь, не будут впредь, за это им тоже большая благодарность. А принять решение могла судья Неверова, изменив меру пресечения, но она вместо этого, практически никого не предупредив, предупредив в последний момент Сидоркину, ему вынесла этот обвинительный приговор, по-моему, чудовищный для инвалида. Это может изменить врачебная комиссия при освидетельствовании, не помню номер постановления о том, что в таком состоянии здоровья он не может отбывать наказание или не мог до приговора находиться под стражей. Вот это могут сделать врачи, но это не делает 20-я городская больница, потому что перечень заболеваний, которые внесены для свидетельствования, чудовищные совершенно. То есть надо быть уже мертвым и даже, на мой взгляд, частично разложившимся, чтобы тебя актировали. Это применяется, когда человек уже умирать начинает, вот тогда…
Казнин: Его отправляют домой.
Каретникова: И на следующий день он умирает. Были такие ситуации. Вот сейчас одного удалось актировать, жив, тьфу-тьфу, уже недели две. Мы пытаемся оперативно реагировать на такие ситуации и во взаимодействии с врачами эти вопросы решать. За этим, в том числе нужны наблюдатели.
