Вот еще позавчера я чуть не силой на коленках заставляла его сесть на кровати и подписать под регистратор моей рукой написанное заявление на освидетельствование (он сам писать уже не мог, но наконец заговорил, узнал меня, я ж вечный ангел смерти), требовали заявления немедленной регистрации, брали два раза заявления на его согласие на преодоление врачебной тайны, искали врачей, разбирались в диагнозах, начальник учреждения обещал немедленно врачей с утра собрать… но он уже и умер на следующий день вчера. Мне даже не верится, хоть я сама всё не кричала, но монотонно повторяла: сосредоточьтесь, врачи, руководство. Его жизнь под угрозой. Сокамерники говорят: перед смертью он встал вдруг сам, взял зубную щетку, взял стакан, пошел в санузел… там вдруг заплакал. Плакал, а потом затих. Они ему: Жень, Жень… неприлично ж к человеку в санузел рваться. Заглянули всё же наконец… а он уже не дышит. Ну всё… всё. Вот и нет Большегородцева. И остались мама в больнице с сердечным приступом, да жена с маленьким ребенком. А осужден то он за какую-то фигню, ему ж даже суд дал ниже нижнего предела… два года срока он поймал. И когда Алла Яковлевна в районе сентября его в карантине четверки обнаружила, он же практически здоровым был на взгляд, просто просил родственникам позвонить, сообщить, что он в неволе. А потом уже они сами звонят, увидев его на суде: слушайте… ну осудили, ладно. Но почему же он умирает? Он же в весе в два раза за это время потерял… Большегородцев ухудшался на наших глазах. Алла Яковлевна непрестанно звонила Галине Викторовне. Большегородцева, вроде, кто-то осматривал. Может, доктор четвертого грозящего правозащитникам централа Кравченко даст по этому поводу какие-то пояснения? Как он умер-то с постоянно «хорошими» анализами, о которых нам сообщали? Видимо, вскрытие покажет… Онкология, да что-то еще… Да и в последние дни жизни посев на туберкулез внезапно положительным оказался. Ну почему, почему никто, кроме нас, ни один врач не заметил, что человек умирает? Мы ж колотились о двери и телефонные трубки…
Сегодня любезно к нам пришли Галина Викторовна Тимчук и Самсон Валерьевич Мадоян, чтоб обсудить эту ситуацию. Ну, вот так вышло… Между тем, написанное мною заявление Большегородцева на освидетельствование бесследно исчезло. Оно не попало ни к начальнику СИЗО, ни к врачам. И я очень прошу его найти, понять, где исчезают документы и что происходит. Мы не веник с совком на этот раз в камеру просили, умирающий моей рукой просил спасти ему жизнь… и вот оно исчезло. Никуда не пришло. ??? Оно бы не успело всё равно, оставался всего один день, но можно ли его найти, чтоб подобное не могло повториться вновь?
А тут вдруг появляется спецчасть. И сообщает. Оказывается, в день смерти уже пришло откуда-то разрешение на освидетельствование Большегородцева. Но… к врачам оно тоже не попало. ??? Оно бы тоже не успело, но ведь оно было… и тоже не дошло до адресатов. Вот разве так может быть? Бюрократические проволочки, потерянные бумажки — УБИВАЮТ. Это может наконец кто-нибудь понять? Хотя бы после стольких смертей…
…Спрашиваем про несчастного Орлова (вообще вопросов больше, чем ответов), как это его выписали в таком диком состоянии без осмотра в пятый изолятор в перенаселенную камеру, а потом по скорой вернули с открывшимся кровотечением и продиагностировали выделяющий туберкулез. Это сколько-то народу могли позаразить??? Нам поясняют: но анализы-то были хорошие! Это был один шанс на тысячу такой угрозы — и вот этот шанс выстрелил. :((( Мы отвечаем: мы нашли его в СИ-5 через 4 дня. Послушайте, если бы хоть один врач при выписке услышал, КАК ОН КАШЛЯЕТ, врач бы его НЕ ВЫПИСАЛ. Опасаемся, что Орлов говорит правду. Он был выписан в предновогодней суете без осмотра. Чтоб не мешался на выходных. Но теперь я уже ничему не удивляюсь… Пусть Орлова лечат, пусть он не повторит судьбу Большегородцева, которого мы спасти не смогли. Пусть спасут хоть Орлова.
…На всё это накладывается абсолютно трагикомическая история троих молодых парней из СИ-5 в камере *01, двоих кавказцев и русского, которых привезли в инфекционное отделение Матроски на карантин по ветрянке. И там благополучно забыли, несмотря что давно выписаны. Забыли то ли потому, что солярка закончилась, то ли конвои не ездят. И последовательно подселяли к ним в камеру сначала Орлова с открытым туберкулезом, то Большегородцева с тем же, возможно, самым. Те не жаловались до поры, мирно переносили тяготы и заботились сначала о том, потом о другом. Потом Орлова от них забрали, не сказав, куда, а Большегородцев вчера умер. Ну, только в какой-то момент написали письмо Анастасии Николаевне Чжу, долго ли им еще находиться в таких странных условиях. Когда пришли мы, они думали, что это пришла она.
Нифига себе, удивляется тут уже начальник изолятора, — то есть их привезли лечить от ветрянки… а заразили, может, туберкулезом??? ДВА РАЗА ПОДРЯД? А вот да. Это как в анекдоте: «нифига себе за хлебушком сходил, — удивленно сказала отрезанная трамваем голова мужика, откатываясь на проезжую часть…» Шутка жизни, ирония судьбы. Полечились от ветряночки… теперь на таблеточки да усиленное питание. (Кстати, в период пребывания Орлова и Большегородцева совместно в той камере Орлов на себе Большегородцева тоже в сортир и к врачам таскал. Он сегодня спросил: как он там? Мы сказали: вообще плохо. То есть… всё? Мы кивнули. На миг он перестал хрипло кашлять и нам показалось, что у него на глазах выступили слезы). Орлов видел, что Большегородцев умирает. Это видели и ребята-ветряночники. Как они говорили нам накануне, как просили: вот если б у него был кто на воле серьезный… если б кто им занялся… он же выжил бы тогда! Женя выживет, он такой! Вы им займетесь?
Что-то безуспешно мы им занимались. Простите ребята, прости, Женя.
Они ж его с ложки по утрам творогом кормили… Они не за себя переживали. За Женю.
А что не прощу, — так вот что. Или кого. Доктора Молокову Елену Геннадьевну не прощу. Которая днями раньше, позванная нами к больному, ДАЖЕ НЕ ПОДОШЛА НА НЕГО ПОСМОТРЕТЬ. Как? Почему? Может, видела, что у него хорошие анализы за три дня до смерти. А может, просто было все равно. Но я не могу это простить. Потому что мы с парнями из пятого на коленках у его кровати стояли. А она — даже не подошла. Это нельзя, недопустимо.
Я не судья, но мое субъективное оценочное: нельзя работать врачом. Богородица не велит. «Он не ест, потому что болеет». А они его творогом с ложки кормили.
…Нас любезно уверили, что, как я и просила ранее, вся камера, где мы нашли Орлова в пятерочке, поставлена на 4-ю группу тубучета, получит диету и терапию. Но вот нам совершенно непонятно, почему до сих пор не поставлены туда наши трое злосчастных ветряночников, до сих пор пребывающих в *01 инфекционки Матроски и до них… врачи так и не довели, что они были в контакте с открытым носителем. Почему это-то мы до них доводим, а не вы? А мы вынуждены это до них довести, потому что один, 318-я первая, может на днях уйти по суду, и он что — так и не узнает, что ему профилактически пролечиться нужно? Его не нужно предупредить? Молодой, потрясающе добрый, доверчивый и позитивный парень-дагестанец. Странная какая-то ситуация. Накосячили вы, а слова возмущения слушаем почему-то мы… «Я не понял… туберкулез? а что ж мне никто ничего не сказал хоть?!» Уже после совещания с уважаемыми докторами были этим несказанно удивлены. Неприятно удивлены.
И второе: да, мы долго говорили сегодня с докторами. Что вот подряд случились эти несколько бед. И что нас слышат, нас читают, для нас всегда открыты… но. Может, у меня опять сложилось искаженное мнение, но оно такое, что на взгляд докторов беды случились в ущерб статистике. И это — главная неприятность. А вот сокамерники видели в умершем человека… Которому было больно. Которого жалко. Который плакал перед смертью. И потом его не стало. А ведь он был, был, Женя Большегородцев… Лежал вон на соседней шконке. Больше его нет. Ну как же так? Жаль…
Вращается, вращается круг света… Я — ангел смерти. Евгений, подпишите вот эту бумажку — и вы обязательно выздоровеете. Встаньте, я требую. Вот подержите меня за руку. Бумажка — важная. А бумажка куда-то потерялась. И Женя умер.
Врачи, ну пожалуйста, станьте гуманней. Вам Алла Яковлевна говорила сегодня: да примеряйте вы на себя!!! Это может случиться с каждым… Что ж вы к больным-то близко подойти боитесь? Такие же люди, как и вы, как ваши близкие. Не статистика. Вон коллеги комментят: вы чего натворили? Надо эту больницу к пыточным колониям официально отнести и рассаднику заразы вместе с госпожой Молоковой!..
Я не стремлюсь развешивать ярлыки. Мы всегда открыты для сотрудничества и, к стыду своему, скажу, что готовы зачастую молчать, когда надо кричать. Лишь бы вы лечили. Лишь бы вы спасали. Пожалуйста, поймите, что мы не враги вам, мы не сенсаций ищем, а спасения для умирающих. Мы их наперечет знаем и выявляем по московским централам. Мы не с теми к вам обращаемся, чьи родственники малую денежку нам заплатили (как думают до сих пор некоторые), а с теми, кому действительно плохо. Пусть хоть Большегородцев станет примером, а его смерть — хоть слишком высокой, но ценой за понимание.
Последняя ирония судьбы: а ведь Орлов вернулся по скорой в Матроску из камеры в пятом, где содержался в том числе Баранов, который сначала был здоровый почти, а теперь не может ни ходить, ни разговаривать… и никто, ни терапевты, ни неврологи, не психиатры, не может пояснить, чем он болен. После того, как его вроде как в коме нашли в камере Бутырки с передозировкой неизвестными препаратами. Вот здоровье станет супер. Вот теперь ему еще килограммчик терапии против туберкулеза — и всё станет вообще чики-чики. Вот этого у него еще не было, товарищи! Туберкулеза. Да что ж такое-то творится… Вот это мы замутили калейдоскоп, вот карусель, волшебный мир тюремной медицины… Слушайте, давайте Баранова хоть полечим? В больницу вывезем? Давайте вернемся в поле права и логики? Я уж о гуманизме не говорю.
…Мастер-стилист поинтересовалась в салоне у меня: уууу… какие на лбу продольные морщинки… много думаем? Я рявкнула, уходя от беседы: не, много плачем. Работайте! Наврала: я давно не плАчу. Что, я должна ей рассказывать, что я — ангел смерти? С огромным трудом поддерживаю в последнее время светскую беседу. Только в камерах умирающих. Там только смеюсь и шучу. Вы не умрете. Вы все не умрете.
Прошу прощения, Женя. Вот не спасли. Я вас обманула. На мне это останется тяжелым грузом. Как Копынева, Ибрагимов и Наташа Квек. И многие другие. Даст Бог, все не напрасно. Вас и ваших родных это не утешит, но мне это дает чуть надежды. На Эру Милосердия, путь в которую вы проложили своей смертью. :(((
Давай, Ваня… «Пришел корабельный священник старик — и слезы у многих блеснули…»
Услышь нас, Господи… Врачи, услышьте!
Источник: Facebook
