Целью нашего с Игорем Ефановым посещения СИЗО-6 был пищеблок. В первую и основную очередь. Очень конструктивно поговорили, мне кажется, вполне компетентно, Игорь хорошо разбирается в теме, вот такие разговоры с документами и нормативкой в руках я люблю. Циферки, вот это всё.Главное, чтоб толк от них был. А пока он есть — в изоляторе стали чистить селедку. Резать, правда, не стали. Но прогресс уже налицо. И всё же, наверное, не очень удачное решение. Сложно, должно быть, в камере на 45 человек женщин двумя ножами селедку на обед резать. Давайте ее еще и порежем, хозотряд, пожалуйста.
Ну, естественно — не без греха. Какой вы сварили сегодня на обед БУЛЬОН ИЗ СОСИСОК? Бульон из сосисок. Мне его дети всегда на ужин оставляют: сосиски съедят, а бульон — оставят. Выливать потом в унитаз приходится и кастрюлю мыть. Для этого и оставляют. Очень хорошо, спасибо, согласимся на том, что бульона из сосисок всё-таки не было. Щи были без мяса. А технологической карты на такое блюдо не существует. Кто виноват? А что не так?.. Игорь десять раз повторил, что именно не так. Замены заявлениями оформляются не полностью. И СИЗО-6 уверенно вырывается вперед и обгоняет на повороте СИЗО-7 — маринады употребляются в приготовлении пищи 12 раз! Ой-ой-ой… Остановите это, пожалуйста, вносим соответствующую рекомендацию. И 6 раз сушеный картофель. Это — не говоря о первых блюдах, куда он тоже идет. Вносим рекомендации по пластиковой посуде. О да, по тарелкам нас услышали. Спасибо! В камерах — в два раза больше тарелок, чем раньше. Появились — на днях. Женщины сдержанно улыбаются. Хлеб. В столовой за обедом — белый. Игорь: он весь такой? Беру 125-й приказ, поясняю по сортам мукИ. Кажется, у кого-то пропал аппетит. Ну да. В камере — серый. Черно-белый. Это еще ладно… Но это надо понимать. У меня еще задним числом возник ряд вопросов. Насчет говядины, которую мы видели, входя на пищеблок. О взвешивании по входу и выходу. Ну ладно.
Насекомых нет. На пищеблоке ремонт. Серая пыль и кирпичи. Рядом лежат сосиски. Ну ладно, ремонт… Бывает. Вот что горячей воды нет со 2-го июня в изоляторе — чуточку уже напрягает. Теперь выясняется, что прорвалась вроде как какая-то, принадлежащая изолятору, труба. Можно починить трубу? Это — женский, в первую очередь, изолятор.
Следующий аспект. Никого не хочу огорчить, но в СИЗО-6, по моему (и далеко не только моему) субъективному оценочному мнению, видеорегистраторы применяются для психологического давления на ПОО. Как иначе можно объяснить, что их два и суют их с руки женщинам практически в лицо? Попросила сегодня соблюдать личное пространство женщины со сломанной ногой, хорошая нормальная сотрудница услышала и отодвинула регистратор. Мы не особо воюем с регистраторами, когда они закреплены на форме или стоят на столе, пусть себе снимают. Но с руки совать два регистратора между наблюдателями и ПОО — это что-то запредельное. (Помните: «под прицелом регистратора»?) Это не я сказала. Безопасность, вот это всё — мы понимаем. Но это не «Камера смотрит в мир», не «Петровка, 38» к нам приехала, во всем надо соблюдать меру. Иначе мы будем вынуждены возразить против использования регистраторов в принципе, у нас есть для этого нормативная база, мы ее нашли и подготовим.
А как иначе, если первый вопрос Анастасии Николаевны Чжу в сандалиях при входе на пищеблок: почему на регистратор их не снимаете? Сотрудники резонно отвечают: а они с заключенными не разговаривают. Они с зампотылу разговаривают. Почему их снимать надо? Анастасия Николаевна, кажется, недовольна. Ну, мало ли, кто чем недоволен… Мы ее на нашу беседу и не приглашали. Сама приехала.
Опять недовольна Анастасия Николаевна мной. Я задаю провокационный, на ее взгляд, вопрос: почему целая камера не взяла на обед макароны? О! ПРОВОКАЦИОННЫЙ ВОПРОС! Начинает сама задавать вопросы, повышая голос. Почему при посещении ОНК Анастасия Николаевна задает вопросы? Странно… У нее есть куча времени в камерах поговорить, порасспрашивать… В соответствии с должностью, ей за это зарплату платят. А это — посещение ОНК, оно не предусматривает вопросов никаких посторонних лиц, лишь видимость и слышимость сотрудниками учреждения. Не надо устраивать перепалки в камерах. «А, вот вы потом напишете…» Вот когда мы напишем, тогда и разговор будет. И тут товарищ подполковник провозглашает феерическое: «НАМ ВСЁ РАВНО, ЧТО ВЫ ТАМ ПИШЕТЕ!» Не очень мы тут поняли: это была озвучена позиция управления? Ой, ваше поведение не соответствует нашим ожиданиям… (с) Перевод помните?
Ладно, шучу. Вижу, что нет. Не всё равно. Всё меняется и в лучшую сторону. Просто надо уметь держать себя в руках, чтоб необдуманные фразы с губ не слетали. Даже при сильном нервном напряжении. Хотела тут поязвить на эту тему, но смысл? Вообще никакого. Просто попросила повторить, чтоб и видеорегистратор записал, и чтоб я при записи фразы не ошиблась. Анастасия Николаевна почему-то не захотела.
Следующий разговор. Игорь поинтересовался у Анастасии Николаевны, почему сотрудники на КПП не знают нормативную базу и пытаются в ряде изоляторов досмотреть членов ОНК Москвы. А Анастасия Николаевна считает по-прежнему, что ОНК не осуществляет контроль. Я сейчас не буду ссылаться на 103-й даже, мне скучно, как называется 76-й ФЗ? Ой, «об общественном контроле…» Тут надо что-то еще добавлять? На нормы ссылаться? Нет. В названии всё написано. А нам: контроль за нами осуществляет прокуратура. Ой. Прокуратура осуществляет надзор в соответствии с законом о прокуратуре. Надзор ой надзор ой надзор. Можно я на этом месте закончу дискуссию и пойду делом заниматься? Я ушла работать. У нас много дел. Я лучше буду о досмотре с Цыгановым Александром Анатольевичем, товарищем майором, СИЗО-3, о юридическом праве в ангаре для грузовых автомобилей беседовать. Понимаете, бессмысленно спорить о вкусе борща с человеком, который борщ никогда не ел. И не нужно полемизировать о праве с человеком, который закон никогда не читал. Это — бессмысленная трата своего и чужого времени.
Но мы ж даже не уходим за 76-й закон. Игорь говорит: отлично, статья 34 103-го. Обоснованные подозрения, что мы тут что-то проносим — и процедура, предусмотренная ст.27.7 КоАП РФ. Понятые и протокол. Либо — обнаружение у нас оружия и предметов, используемых вместо него. Протокол тем более. Вот только это уже не только для нас. А, например, для всех адвокатов. Вообще для всех, входящих в изоляторы. А это, извините, точно не попытка дезорганизовать работу учреждений? С чьей стороны эта попытка? Явно не с нашей, не со стороны членов ОНК Москвы. Застопорится проход. Адвокаты и следователи не попадут на территорию СИЗО. ПОО останутся без юридической помощи, не произведены будут следственные действия. Сотрудники тоже никуда не попадут, работать станет некому. Может быть, следует соблюдать законодательство и не предъявлять к входящим абсурдные требования?
Игорь сотруднице: как вас зовут? Сотрудница — ДПНСИ: я ему должна сказать, как меня зовут? Игорь: а почему же не должны-то? Вы ж тут работаете… вы — должностное лицо… Ага, ага, ага… Я просто не знала. Представляется.
Ладно… про медицину сил нет уже писать. Врачи учреждений — удивительные люди. Девушку со странно отрезанными пальцами — этапировали. Извините, девушку мы найдем. И посмотрим, что там с ней будет, и насколько хорошо ей ампутировали фаланги в СИЗО-1. И не дай Бог что… Это серьезно. У женщины приступы, по словам сокамерниц она так бьется в припадках, похожих на эпилептические, что они ее три человека удержать не могут. Доктор: приезжала «скорая», сказала, что это — истерические припадки. Наверное, семью вспоминает. Бывает. Доктор, у женщины голова болит. Ей лечение в Матроске до срока прервали. А, ну так и будет болеть. Но ее же выписали. Да…
У Розенбаума, помнится, в песенке было: «И если сильно заболит — радикулит — иди работай. Пусть болит. Не инвалид». (с)
Интересно, у докторов когда-нибудь что-нибудь болит? Вот искренне интересно. И что они делают тогда? Вот мне как человеку, живущему с постоянной болью на лекарствах, искренне интересно.
Марина. Ой, объявили выговор Марине. Ой, давай ОНК давай. Даем. Давай, Марина. Нас давно интересует тема наложения и обжалования взысканий. У нас много вопросов и соображений по этому поводу. Вот на примере Марины и посмотрим. Марина — замначальника одного отдела Москвы, оперативница. Ее никто не отстранял. Полтора года сидит в тюрьме. У нее — превышение. Она полтора года уже сидит. Марина — член клуба. Вот меня спрашивали тут, кстати, что такое клуб. Видимо, я написала непонятно. Поясняю.
Мне тут на днях в СИЗО уважаемый сотрудник сказал: а, не понимаешь законов тюрьмы, тут каждый сам за себя. Главный закон. Раз сюда ходишь — знать должна. Я сказала: ой, клуб. Что еще за клуб? Просто. Чтоб стать его членом, надо хоть раз подумать о другом, всего лишь. Не о себе. Никакого клуба не существует, я улыбаюсь, говоря о клубе. Это некое сюрреалистическое, абстрактное понятие. Но. Когда-нибудь я расскажу о том, как эти люди боролись и жертвовали реально собой ради других, тех, кому хуже. Из московских СИЗО, из далеких колоний как они просто спасали других. Есть вообще чудесные истории, в которые, боюсь, не поверят сотрудники, потому что каждый сам за себя и «умри сегодня, а я завтра». Как криминалитет вписывался за бывших сотрудников, а мне говорили: да ты что… так не бывает… а оно было. Мы слушали, что нам говорят, и не верили сами. А они говорили, писали, звонили, помоги Иванову. Ему плохо. Плюй на нас, иди ему помоги. Вот сейчас иди. Он болен. Очень.
Расскажу когда-нибудь. Когда уйду из ОНК — расскажу много. А пойдет что-то не так — расскажут журналисты. Как в песенке: «гражданин начальник, мы бы охотно пообщались с вами в чате, а пока…» А пока. А пока, Марина, член клуба, мы рядом.
А бывший мой: ты что? за кого ты вписываешься? Ты эту должность себе представляешь? Мы все работали, ты отчет себе отдаешь, что она творила, чтоб туда дослужиться? И ты, с твоими принципами теперь по ней сопли льешь? Ой, иди-иди… всё иначе. Мы могли быть хоть ангелами, хоть чертями. Важно — как мы себя проявили здесь. Здесь всё иначе. Какой ты человек — выявится здесь.
Ха-ха, Катя! Как дела? Ой, дела — отлично! Я вам лично теперь всегда письма пишу. По здоровью. Поэтому дела отлично. Напишу письмо — сразу всё очень хорошо в изоляторе со мной происходит. Помощь оказывают сразу. Так что лучше всех. Анастасия Николаевна (беспокойно): а вы их через спецчасть, официально отправляете? Катя: да, конечно. Анастасия Николаевна: а ответы? ответы вы получаете? Катя: так у меня и так всё теперь хорошо. Зачем ответы-то? Они еще прийти, наверное, не успели… Я: а ответы я вам лично дам. Видите, пришла. Это хорошо, что у вас всё хорошо.
СИЗО-6. Территория. Поработаем. Спасибо всем хорошим и добрым сотрудникам. Мы видим вас, уважаем и восхищаемся. Не позволяйте на себя давить.
А на ночь: http://www.audiopoisk.com/track/professor-lebedinskii/mp3/a-ti-davaiti-prosto-davai/
Просто давайте. Что можем.
