И я хочу поблагодарить здесь тех, кто отозвался на мой призыв и скинулся на деньги на позитивное дело для следственных изоляторов. Потрачены все собранные средства — 15 тысяч. Это дело мы благополучно завершили наполовину. Спасибо большое всем, кто поучаствовал. Надеюсь, нам будут благодарны, хоть и не узнают, что помогли — мы.
Благодарны будут не сотрудники ФСИН. Думаете, хоть один сотрудник нам сказал «спасибо»? Нет. Ну что ж, мы не за «спасибо». А это обычное дело. Здравствуйте, я съездила в «Ашан» за продуктами, вот бумажки и ручки в карантин привезла, купила, сколько денег от продуктов оставалось. Что говорит хороший сотрудник? «Нам? Нет, это ты не нам, это ты ИМ привезла…» Заноси, положи. Не мешай работать». Каким «им»? Это я вам привезла. Чтоб вы не нарушали закон. Потому что выдача вами этого всего им прямо предусмотрена…
Сама нарушаю свои же заповеди. По-хорошему, не надо возить гуманитарно ничего из того, что предусмотрено законом. Им и так мало предусмотрено. И когда мы, члены ОНК и благотворители и организаторы, начинаем возить бумажки и ручки, мы развращаем систему. Мы должны отметить: нет этого всего? Очень хорошо. Мы рады. Давайте напишем статью в газету и донос этажом выше. Кого-нибудь накажут, и тогда он сядет и в следующий раз напишет руководству, что в карантин нужны бумажки и ручки для написания заявлений. Выделите, пожалуйста, деньги. Это — закон. Ну, пострадают люди, которые из-за отсутствия этого не смогут подать апелляционную жалобу СЕЙЧАС. Но создатся правильная практика, и многократно больше заключенных позже эти бумажки и ручки получат в соответствии с законом.
Видимо, надо убирать в сторону эти сопли: ах, хочется, чтоб уже сейчас всем было хорошо. Нет, так не получится. Для того, чтоб стало хорошо потом, надо, чтоб сейчас кому-то было плохо. И заключенным, и сотрудникам. Вот так цинично мне представляется теперь картина мира. Иначе ничего не изменится. Кому-то должно стать плохо. Иначе порочная практика не сломается. Она всегда ломается и меняется через боль и кровь. И перемолотые жизни со всех сторон. Хватит, короче, возить. Пора сигнализировать. Вот сейчас допривезет — и надо бы остановиться. Так ничего не изменится. Хоть мне и будет грустно, но имейте в виду, что я сейчас права. Неправа я буду, когда в очередной раз что-нибудь притащу для карантина и не услышу «спасибо». Мне от этого слова не жарко и не холодно. Но пока люди не поймут, что помогают в данном случае — им, — никакого добра у нас тут не выйдет.
А то мне еще говорят некоторые уважаемые сотрудники: ой, ты только ругаешься и вредничаешь, а мы столько для тебя делаем… Что? Для меня? Не надо для меня ничего делать. Я сразу хочу пояснить: вообще не надо ДЛЯ МЕНЯ ничего делать. Никто не обязан отвечать на мои вопросы, например, по телефону. Отзываться на мои просьбы. Вообще ничего от меня гуманитарно принимать. Мы придем нормально, с проверкой, мы запросим информацию, мы дадим рекомендации. Всё по закону. Помните эту цитату, ее много кому приписывают? «Друзьям — всё, врагам — закон». Вот попытайтесь ее понять. Попытайтесь всё сделать строго по закону. По всем законам и приказам по вашему ведомству. Даже по тем, которые на вас упали с неба и вы не можете, три изолятора, мне объяснить вторую неделю, откуда они вообще взялись и кто их принимал. А мы придем и просто это проверим. И сообразим, как с полученной информацией дальше поступить. Ведь не случайно сказано: «врагам — закон». Почему так сказано? Подумайте.
Ну ладно, не знаю, поймет ли кто меня, это философский вопрос. А вот вопрос вполне конкретный и прискорбный, вопрос о несогласованности действий служб изоляторов, поскольку эти службы четко ограничили зоны своей ответственности и главной задачей, по-моему, ставят любой спорный вопрос столкнуть на смежников. Частный пример. Их десятки. Рассмотрим этот. В одном изоляторе в карантине и кое-где еще в камерах нет чайников и кипятильников. По ПВР должны в такой ситуации давать кипяченую воду. Разумеется, ее не дают, и сотрудник на коридоре свято убежден, что где-то в природе есть закон, по которому он не должен ПОО носить кипяток. Разумеется, такого закона нет, а есть прямо противоположный. Таня, Танечка, заскучал твой Санечка… (с) Ну хорошо, беседу-то мы проведем, но не в этом дело… Лица, содержащиеся в карантинных камерах взахлеб обращаются с жалобами: дайте горячей воды! Никто ничего не дает. Ну ладно.
Здравствуйте, уважаемый сотрудник тыловой службы. Члены ОНК совершенно случайно вспомнили, что в вашем ведомстве на складе лежит 50 кипятильников. Верно? Верно. Мы их купили. А чего людям не даете? Чего они там лежат? Давно лежат? Сколько? Неделю? Месяц?
Да не, они там с прошлого года лежат. Дали распоряжение — тыловая служба всё купила. И на склад положила.
И? И почему людям-то в камеры не выдаете? Чтоб сотрудника не отвлекать с чайником по коридору бегать?
Ой… а это уже не к нам вопрос. Это уже к режиму! Почему с корпусов не заказали кипятильники, а? Вот пусть и ответят! Почему не заказывают?
Хм… а откуда они должны знать, что на складе лежат кипятильники? Довел до них кто-то эту информацию? Или не довел? Хорошо. Обозначаем проблему. Доводим до руководителя. Но общий смысл: кипяток никто не носит, кипятильники лежат на складе. Так оно всё и устроено.
Вот человеку не дали зубную щетку. А что он не попросил зубную щетку? Встречный вопрос: а откуда он должен был знать, что у него есть право попросить зубную щетку и как это сделать, если никто не довел до него его права?
Ответ: хе, а это не мы. Это — дело воспитательной службы. Все вопросы — к замполиту.
Улыбка озараяет лица наших сопровождающих в основном тогда, когда удается спихнуть вопрос на смежную службу. Вот пусть они за всё и ответят. Действительно, беспредел какой… нет зубной щетки. Подумать только! Пусть ответят!
Уже два обнаружили коридора, где вообще непонятно, кто должен выдавать необходимые бытовые принадлежности заключенным. Ой, за это отвечает сестра-хозяйка. Чья сестра? Кого хозяйка? Ну ладно, где она? Вчера уволилась.
Слушайте, но месяц назад вы говорили, что она вчера уволилась. Две недели назад вы говорили, что она вчера уволилась. Она каждую неделю вчера увольняется?.. Сдержанный смех. Пишем в журнал: можно выяснить, кто тут за что-нибудь отвечает?
Пишем. Нет ответа. Видимо, куда-то не туда пишем. Мы по-прежнему не знаем, как делится ответственность в этих двух коридорах. Таня, Танечка… заскучал твой Санечка.
А вот в санузле столетнее дерьмо. Общественный наблюдатель Елена Гордеева, более нервная, видимо, дама, чем я, чуть не в истерике билась 10 дней назад, требуя, чтоб в камере убрались. Туда сажают людей на несколько дней, еще и моющие средства не дают, и почему они должны убирать столетнее дерьмо за кем-то, кто тут напачкал сто лет назад?
Ответ? А, это воспитатели виноваты. Никак не режим. Тут на случаи опустевшей камеры для уборки предусмотрен жулик из хозотряда. С такой-то фамилией. Вот сейчас мы ему покажем, сейчас мы его позовем! Не волнуйтесь, сейчас станет чисто.
Прошло 10 дней. Что видят общественные наблюдатели Абдуллаева, Каретникова, Флерова, Сорокин, когда входят в камеру? Здравствуй, столетнее дерьмо и сортир, в который без ужаса войти невозможно.
Что тут сказать? Таня, Танечка…
Журналы не ведутся, это уже не любимая тема Каретниковой. Мы, общественные наблюдатели, все видим, что они не ведутся или ведутся некорректно, только новые наблюдатели всё еще рассчитывают, что, может, кого-нибудь за это накажут. Может, действительно пора кого-нибудь наказать?
Теперь еще медики отделились. Этих вообще фиг поймаешь, кому на них жаловаться — непонятно. Вот письмо написали, пытаемся разобраться. Один начальник учреждения говорит: это мои сотрудники. У учреждения — один руководитель. Другой говорит: нет, это не мои сотрудники. Всё, отделились и ушли. Чьи это сотрудники? Мы не знаем. Заключенные — тем более. Корпус больницы. Режимники: всё это больше всё не наше, ничего тут делать не будем. Медицинские: не, мы только лечим, всё остальное тут должны делать режимники. Ну надо же, как интересно. Белье менять и туалетную бумагу выдавать больше не должен никто. По собственной инициативе, думаю, могут позволить этим заняться членам ОНК.
И вот ходим, ходим мы такие — и ищем концы. Пустяк? Неа. Вообще не пустяк. Основы жизнедеятельности учреждений. Как связь кровеносной, пищеварительной, дыхательной, опорно-двигательной систем в человеческом организме. Из-за отсутствия связей между системами страдают люди. Болеют. Не могут осуществить свои процессуальные права. И мы пишем в журнал проверяющих: просим преодолеть рассогласованность служб изоляторов. Преодолейте, пожалуйста. Хотя бы начните.
Дерьмо хоть бы убрал кто… (заскучал твой Санечка…)
А что спасибо не скажут, так это это пустяк. Мы вам сами скажем. Только делайте что-нибудь…
Огорчения-то нет у нас. Но только «врагам — закон». «Я обучаюсь быть железным продолжением ствола, началом у плеча приклада…» (с). А не была раньше такой. Хотела, чтоб всем хорошо было.
О. Сотрудники: кстати, слушайте, вы ведь ОНК? ОНК. Сотрудникам помогаете? По мере сил. И им, которые в тюрьме сидят, и нам? Пытаемся. Вопросы такие и такие — велкам. Их часто задают, я изучила. Слушайте, вот вопрос: а в УИС есть профсоюз? Мы хотим в профсоюз. Хмммммм… точно хотите? Ну да… А он будет?
Ну да, давай об этом поговорим. Ага. Нихрена? А почему? Сам знаю? Ну да, знаю. А права кто должен защищать? Разве не профсоюз? В МВД, говорят, есть… А нам бы?
Ой. Держите меня сто человек, может, лучше до пенсии? Ну, вообще-то да. Уволят?
Ну да, говорю, тут одни такие организовали профсоюз, теперь все у вас в тюрьме сидят. Да ну? Вот да. Камеры назвать?
Не, что сказать… Гражданские инициативы — дело хорошее, очень приветствую. Даже лучше, чем «дай я тебе сейчас позвоню и солью сто двадцать человек своего руководства, чего они там творят, я борюсь за правду, сплошная переработка, сто взысканий наложили». А профсоюз… Будет всё когда-нибудь. Не сейчас. Не теперь. И будет небо синей и трава зеленей. А сейчас мы все живем в той парадигме, что нам дана. Только людьми надо бы оставаться. Вне зависимости от парадигмы.
Гости сейчас придут. И песенка на ночь. Ну, про нас. Кто постарше. У остальных всё впереди.
http://www.audiopoisk.com/track/visokos
