В широком смысле «пытки» – это все действия, которые подпадают под ст. 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод Совета Европы. В узком смысле – это применение насилия представителями власти с какой-то определенной целью, говорит руководитель Ассоциации «Агора» Павел Чиков. Как правило, пытки применяются с целью получения признательных показаний от задержанных, подозреваемых и обвиняемых. В бытовом понимании под «пытками» понимается насилие в полиции в отношении задержанных.
«Пытка – это должностное преступление. Речь идет о человеке, который наделен властью и использует либо физическое, либо психологическое насилие. Это может быть любое должностное лицо, наделенное должностными полномочиями со стороны государства. В первую очередь, это, безусловно, правоохранители», – говорит директор Фонда «Общественный вердикт» Наталья Таубина.
Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию.
Конвенция о защите прав человека и основных свобод, ст. 3
Никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию. Никто не может быть без добровольного согласия подвергнут медицинским, научным или иным опытам.
Конституция РФ, ч. 2 ст. 21
Правозащитники подчеркивают, что в России пытки со стороны должностных лиц – это системное явление. Таубина отмечает, что по сути пытки – это один из механизмов расследования преступлений. «По нашей практике можно сказать, что пытки применяются регулярно. Мы знаем случаи из разных регионов. Мы даже можем сказать, что практически из каждого региона есть информация о применении пыток. Они применяются с целью получения признательных показаний или какой-либо информации, необходимой в рамках расследования. Применяются, в том числе и с целью демонстрации власти», – говорит она.
Применение насилия в полиции в России – это абсолютно повсеместно распространенная практика, говорит Чиков, степень этого насилия варьируется и сильно отличается от региона к региону: как эти преступления расследуются следственными органами, какие приговоры выносят суды. Где-то полицейских осуждают к реальному лишению свободы, но в большинстве регионов речь идет только об условном наказании. «Когда задержанных забивают до смерти – это единичные случаи в каждом регионе. Тут опять же все зависит от того, что мы понимаем под словом «много». Десять человек забито до смерти в течение года по стране – это много или немного? Вопрос открытый. Я думаю, что никто всерьез не может ответить, что это мало», – говорит Чиков.
Председатель Комитета по предотвращению пыток Игорь Каляпин подчеркивает: в России отсутствует надежная система мониторинга преступлений, связанных с насилием со стороны правоохранительных органов, что делает невозможным приведение статистических данных. «За пытки наказывают, но по нескольким возможным статьям. Нет четкой статистики. Потому что по этим же статьям привлекают за другие преступления, с пытками не связанные. В результате никакой надежной статистики по этому виду преступления не существует», – объясняет правозащитник.
Состав преступления
Единственное исследование, способное дать представление о распространении пыток в стране, проводилось десять лет назад Институтом социологии РАН, заказчиком был Комитет против пыток. Оно проводилось в пяти российских городах. «Ученые из Института социологии РАН говорят, что это вполне репрезентативная выборка для РФ. Результаты таковы, что 21% городского населения России на протяжении жизни хотя бы один раз подвергается незаконному насилию со стороны представителей власти. То есть каждый пятый», – рассказывает Каляпин.
В Уголовном кодексе «пытка» не криминализована как отдельный состав преступления, поясняет Таубина, поэтому достоверной и полной государственной статистики по этому виду преступления действительно нет. «Пытки», как правило, квалифицируются как «превышение должностных полномочий», российское законодательство не приведено в соответствие с международными договорами, которые ратифицировала Россия.
Если «пытка» будет выведена в отдельный состав преступления, то это будет, фактически, признанием наличия этой проблемы, а поскольку государственная, в том числе и судебная статистика, разбита по статьям Уголовного кодекса РФ, то мы сразу увидим ее масштабы, отмечает Таубина. «Если будет отдельная статья Уголовного кодекса, то будет и конкретная цифра. И это значит, что уже не отвертеться от признания того, что проблема носит системный характер», – подчеркивает она.
С точки зрения юридического формализма, было бы правильно привести уголовно-правовую квалификацию с соответствие с международными стандартами и действующей практикой Европейского суда по правам человека, считает Чиков. Но это не самая очевидная проблема: для Страсбурга, например, нет принципиального значения, по какой статье обвиняется и осуждается представитель власти за пытки. С точки зрения международных стандартов, если есть расследование, если виновный наказан, если выплачена адекватная компенсация, если это наказание соответствует размеру содеянного, то тогда и вопросов никаких нет. И не важно, что этот полицейский не осужден по статье под названием «Пытки».
Вообще нельзя, но ради борьбы с преступностью — можно
«Самая очевидная проблема – это отсутствие политической воли на расследование такого рода дел. Оперативники – это главное звено, отвечающее за раскрытие преступлений, и они должны стараться раскрывать как можно больше регистрируемых преступлений, а если они когда-то и перегибают палку, то считается, что это, конечно, нехорошо, но раз они старались ради большого дела, борьбы с преступностью, отношение к ним в национальном масштабе лояльное», – объясняет Чиков.
Нужно устранять систему негласного молчаливого попустительства, говорит Каляпин: «На самом деле полицейский понимает, что можно пытать, но при этом не надо «залетать», не надо перегибать палку. Пытать можно, но так, чтобы следов не осталось, чтобы не искалечить. И если пытаешь, то должен быть результат. А что там про пытки будет говорить подсудимый после того как он сознался, это уже не важно. Он может говорить все, что угодно, все равно это никто проверять не будет, и судья все равно его осудит».
Кроме того, есть еще одна проблема: следователь, который должен расследовать пытки, находится в служебной зависимости от людей, которые их применяют. Фактически, это его коллеги, с которыми он годами или даже десятилетиями работает над раскрытием тяжких преступлений. Это проблема конфликта интересов, которую должно было устранить создание специального подразделения в Следственном комитете РФ, призванного расследовать только должностные преступления с тем, чтобы исключить эту служебную зависимость между оперативником и следователем. На практике это подразделение функционирует формально, отмечает Чиков, оно не способно выполнять поставленную перед ним задачу.
«Для следователей, которые занимаются расследованием жалоб на пытки, нужно устранить мотив, который делает для них очень непривлекательным расследование таких дел. Для того чтобы этот мотив устранить, нужно чтобы дела расследовали следователи не с той территории, на которой работает полицейский-нарушитель. Для любого следователя это очень травматичная ситуация, когда ему приходится расследовать дело в отношении своего коллеги. Хотя они и носят разную форму, они годами расследуют вместе определенную категорию дел. Тяжкие преступления, убийства, насилия. Это элементарная азбука, устранение конфликта интересов», – подчеркивает Каляпин.
Простаивающие механизмы
Что касается российских законов по борьбе с пытками, то сами по себе они не так уж и плохи, считает правозащитник, проблема заключается в том, что конкретные механизмы остаются нереализованными. «Существует замечательные ведомственные приказы, подписанные Генпрокурором РФ для прокуратуры и председателем Следственного комитета для Следственного комитета. Приказы, которые регламентируют работу следователей, в частности, их работу по раскрытию преступлений, совершенных должностными лицами. Они систематически нарушаются теми самыми следователями, которые расследуют жалобы на пытки. И, как правило, руководители этих конкретных следователей эти нарушения как бы не замечают, и нарушающие эти приказы следователи остаются безнаказанными. Это говорит об отсутствии политической воли», – подчеркивает Каляпин.
Показательной, с точки зрения Павла Чикова, является громкая история с отделом полиции «Дальний». После этого инцидента в Татарстане резко выросло количество уголовных дел (разных, не только связанных с насилием) в отношении сотрудников полиции. Если в 2011 году таких дел было всего 30, то в последующие три года — почти 500. Из этих 500 дел, десятки — о насилии. «Эти дела были подняты после прямого указания Александра Бастрыкина [председателя Следственного комитета РФ. — Прим. ред.], который приезжал в Казань и заявил, что нужно поднять все материалы за последние пять лет с жалобами на пытки и при наличии медицинских документов и согласия заявителя уголовные дела возбуждать и направлять в суд», – рассказывает Чиков. По его наблюдениям, в настоящее время практика примения насилия со стороны полиции в Республике Татарстан перестала быть повсеместной, остаются единичные случаи.
Какие нужны реформы
Правозащитники подчеркивают: необходима комплексная реформа полиции и изменение позиции судей, которые игнорируют норму о том, что показания под пытками не должны учитываться в судебном разбирательстве. Должно нормально работать подразделение Следственного комитета по расследованию должностных преступлений: «Оно продолжает быть практически полумертвым явлением, мы, в частности, знаем практически единицы дел, которые оказывались в производстве этих следователей. И это, как правило резонансные дела», – подчеркивает Наталья Таубина.
Ситуацию с пытками должен изменить Следственный комитет, считает Каляпин: «Это Следственный комитет должен реализовать 21-ю статью Конституции, где говорится, что пытки запрещены. Следственный комитет должен сказать, что да, действительно, пытки и применение незаконного насилия – это преступление. За это нужно отвечать. Но Следственный комитет этого не говорит. Большинство фактов применения такого насилия остаются совершенно безнаказанными».
Правозащитники-«агенты»
К правозащитникам обращается лишь небольшой процент людей, столкнувшихся с пытками. Каляпин говорит, что, по его ощущениям, 90% пострадавших вообще никуда не обращаются — ни в государственные органы, ни в правозащитные организации. «Остался человек жив, не привлекли его ни к какой уголовной ответственности, ну вот и слава Богу, он старается это все побыстрее забыть, жить дальше и как можно реже вспоминать о том ужасе, который он пережил», – считает правозащитник.
Число людей, обращающихся к правозащитникам, сильно зависит от того, насколько известна организация, какой у этой организации имидж и какой имидж на сегодняшний день у правозащитного сообщества вообще. «В последние несколько месяцев количество обращений в нашу организацию уменьшилось. Я никоим образом не связываю это с тем, что людей стали меньше пытать. Судя по тем действиям, которые обжалуются нашими заявителями, пытать стали не меньше, а больше. Потому что действия, которые обжалуются, они более дерзкие, наглые и беспредельные», – говорит Каляпин.
Сокращение количества обращений правозащитник связывает с законом «об иностранных агентах» и его правоприменительной практикой. «Люди стали меньше доверять правозащитникам в связи с этой кампанией шельмования. Стали побаиваться конкретно нас, потому что достаточно много и громко писали, что Комитет против пыток –это «иностранные агенты», – уверен Каляпин. Комитет против пыток, «Агора» и «Общественный вердикт» – это исчерпывающий список организаций, занимающихся юридическим аспектом проблемы пыток, оказывающих юридическую помощь потерпевшим, говорит Каляпин. Все три организации были в разное время признаны «иностранными агентами» и принудительно внесены в соответствующий реестр Министерства юстиции РФ. Комитет против пыток ликвидирован – вместо него теперь работает Комитет по предотвращению пыток, новое юридическое лицо, отказавшееся от иностранного финансирования.
«Агору» и Комитет против пыток признали «иностранными агентами» именно за предложение по реорганизации Следственного комитета с целью более радикально «заточить» его под борьбу с пытками, говорит Каляпин: «Как раз наши предложения Александру Бастрыкину и были рассмотрены в качестве пресловутой «политической деятельности».
Источник: Агентство социальной информации
