Сел будущий социально ответственный бизнесмен Евгений Морозов по ч.4 ст.111 УК РФ – «умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего». Заехал как–то с дня рождения в гости к знакомому, где тоже было застолье. Завязалась драка с поножовщиной. О том, как получилось, что нож оказался у него в руке, Евгений говорит неохотно. Один свидетель, как водится, ничего не знал и ничего не видел, а другой, по словам Евгения, позже ему сознался – показания написали, пригрозив в противном случае привлечь как соучастника.
«Я действительно хотел лишь разнять дерущихся, понимаете?» – прищурившись, окидывает меня взглядом. Я киваю, и Евгений, наконец, расслабляется.
«Мне прямо опера сказали: «Жень, давай 111-ю, там разберутся и перебьют». И судья поддакнул – прокурор, мол, девочка молодая, только карьеру делает, — усмехается Евгений. – Моё дело у неё было первое, и она запросила все 7 лет». Сам Евгений считает, что должна быть 109 («причинение смерти по неосторожности») или 108 статья («убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны»). Но статью Евгению в итоге не «перебили», приговорив в 2008 году к 6 годам строгого режима. Началась изматывающая борьба за условно-досрочное освобождение, закончившаяся тем, что срок скостили лишь на четыре месяца.
Выйдя в 2014 году из колонии строгого режима в городе Кохма Ивановской области, Евгений уже знал, чем будет заниматься. В тюрьме он, бывший до отсидки субподрядчиком, наблюдал за работавшими на промзоне зэками. Отсидев по нескольку лет, они превращались в настоящих мастеров плотнического дела, но на воле оказывались совершенно неприкаянными. Погашение или снятие судимости аннулирует все связанные с ней правовые последствия, судимые не имеют права работать лишь в системе образования, полиции и прокуратуре и на госслужба). Но российским работодателям, не знакомым с концепцией felon friendly business (бизнес, терпимый к бывшим осужденным), не писан ни Уголовный кодекс, ни федеральные законы.
Брали Евгения на неофициальные подработки тем же субподрядчиком либо за гроши, либо, что ещё хуже, кидая с деньгами – что с судимым церемониться. Так продолжалось больше года – в случайных заработках и поисках старых связей. Они помогли – старый друг из Электростали Олег Точилин поддержал идею Евгения создать в Ногинске свою мебельную фабрику и привлечь на работу в ней бывших зэков.
Открывая свое предприятие, Евгений не думал о том, что создаёт социально ответственный бизнес. Бывшие сидельцы-рабочие могут сколотить стул, но сколотить бизнес они не в состоянии. А он со своим менеджерским образованием понимал – человеческий ресурс пропадает зря. Со знакомыми заключёнными Евгений постоянно поддерживал связь, и как только у него появились деньги, партнёр и цех, он начал собирать тех, кто освобождался. Предприятие открылось в октябре 2015 года, и только сейчас бизнес вышел на нулевой баланс. Затраты на аренду цеха и общежитие вкупе составляют около 100 тысяч, а ещё пришлось заменять совсем устаревшие станки…
На мой вопрос о рисках, связанных с реабилитацией бывших заключённых, Евгений сначала отмахивался – был у него, мол, только один случай, когда не смогли сработаться с парнем из-за его пристрастия к алкоголю. Однако после того, как для интервью нам не удавалось встретиться несколько раз на протяжении двух недель, Евгений неловко сообщил, что «ребята сорвались». «Я, наверное, сам виноват, – сокрушается предприниматель. – Был день рождения, по моей инициативе стол накрыли как полагается, а они…»
Нерадивых работников Евгений пока не увольняет – у каждого должен быть второй шанс. Хотя искренне признаётся, что проблем у его фабрики и так выше крыши, специально заниматься реабилитацией некогда и некому. А с расширением производства (помимо Ногинска есть филиал в Электростали) и с увеличением числа заказов работать приходится и по выходным.
Впрочем, в воскресенье в небольшом фабричном цехе всего пять рабочих, но уровень шума от станков такой, что говорить приходится повышая голос. Что не мешает Евгению с гордостью рассказывать мне о качестве массива, обработке дерева и прочих деталях, подводя то к одному станку и заготовке, то к другому. Слушая его трудно поверить, что бизнесменом этот полноватый, основательный человек стал недавно — и тем более после зоны.
«Сначала на промке подстригал ниточки на спортивных сумках, потом шлифовал мебель. Там, на древообрабатывающем цеху, я видел, как ребята мастерски на станках управляются. Полно таких – кто швейники, кто металл обрабатывает. Они набираются огромного опыта, а их не берут – зэки».
Евгений обводит рукой помещение, в котором, не обращая на моё присутствие никакого внимания, продолжают трудиться рабочие.
«Мы начали с дуба, бука, но в кризис это не востребовано. Юля, моя жена и по совместительству генеральный директор фабрики, нашла маркетинговый ход — делать детскую мебель», – рассказывает Евгений. На детскую мебель большой спрос: во-первых, цена – кроватка на фабрике Евгения обходится в 42 000 рублей с доставкой, а на брендовом сайте указано 100 000 рублей. Во-вторых, на детей денег никогда не жалеют, так что получается, что жена Евгения Юля всё предусмотрела.
О Юлии, своей супруге, на которой он женился уже на зоне, Евгений говорит очень часто и с благодарностью – она помогала ему добиваться УДО. На вопрос о том, что было главным мотивом его борьбы, удивляется – конечно, семья!
«Дочке Таисии два года было, сын старший, Вова, должен был из армии вернуться. Для них мне нужно было освободиться. И бизнес начал для того тоже, чтобы семью прокормить», – Евгений с гордостью показывает детский набор – стульчик со спинкой в форме короны и небольшой стол.
Один из главных мастеров, как его величает предприниматель, познакомился с Евгением на той же промзоне в Кохме. Юрий попал в колонию за разбой. По его словам, за один старый телевизор и сел на девять лет. До тюрьмы нигде поработать не успел, – только вернулся из армии, – так что и образование, и профессию получил на зоне.
«Есть и корочка столяра четвёртого разряда, и повышение квалификации там же, – хмыкает Юрий. – К дереву ещё до тюрьмы душа лежала – в подвале собирал табуретки, подрабатывал».
После освобождения в родном Шуе, по его словам, не брали на работу даже грузчиком, приходилось шабашить по стройкам, ездить по договору строительного подряда в Архангельск. Кажущийся фаталистически спокойным Юрий своё бедственное положение бывшего зэка не отделяет от общей ситуации в городе, где «работать на одной только фабрике можно». Чувства безысходности от безработицы у него не было – «что делать, такое правительство». Успеху Евгения не удивляется – «если кто чего захочет, то у него всё получится».
«Думаю, случай таких фабрик, как у Женьки, будет не единичный. Зэков много, от них отказываются, а им работать-то надо», – задумчиво говорит он. «Вот именно, – подхватывает Евгений. – Натыкаются ребята, у кого ничего нет, на сплошную стену. А им же нужно что-то есть. Так и возвращаются обратно из-за мешка картошки».
Текст и фото: Дарья Хлякина
