Анна Каретникова
А я думаю об одной молодой женщине из СИЗО, она под амнистией. Ну только это надо инициировать, я напишу судебное ходатайство и в руки ей отдам. Отнесу ей, поедет с ним в суд. Пусть заявит, зачем деньги на адвоката тратить… это несложно. Мне. И документы ее медицинские в СИЗО я отвезу. Это лишь одна из моих подопечных, которых мы с другими членами ОНК себе нарыли в недрах Матроски.
Это не парализованный человек, не сенсация. Просто история о судьбе. Вот раскажу о ней. Симпатичная девочка, выглядит куда моложе своих 30. Я спрашиваю маму: хорошо, мы попытаемся ее вывести из-под срока. А что дальше? Она же наркоманка. Она через месяц сядет опять. Она ворует в магазинах конфеты, кофе, шампунь, она это меняет на наркотики. Какие? Мама не знает. Какие-то пузырьки беленькие, говорят, глазные капли. А потом их варят как-то. И идут воровать дальше. А у нее пузырьки с 14 лет. А с 18 — ВИЧ. Потом гепатит. Пузырьки, пузырьки…
Парень подруги (а он умер от наркотиков давно) узнал, что у него ВИЧ. Мама повезла на Соколинку. Положительна. Мама: я никогда не думала… ВИЧ! как это всё было от меня далеко… А была статья какая… ох, шприц у нее нашли. Такая статья. Не отбывала, по здоровью освободили. Она ж больная совсем, вот и все документы есть. А с лечения она сбегает, из больницы. Мы ей продукты, деньги, всё — только лечись. А она раз — и сбежала. Как там она вообще, в тюрьме? Очень ей больно? Очень плохо? Я же работаю в магазине сутками, чтоб ее содержать, чтоб у нее было всё… мне девочки-таджички говорят: не, ты не москвичка. Москвичи так, как ты, работать не станут… А я ж хочу, чтоб ей поесть вкусно, чтоб ей поспать мягко… А наркотики ее идиотские… А дочка ее пятилетняя, внучка моя… Вучка говорит: не хочу в детский садик. Дразнят: за всеми мама с папой приходят, а за тобой — только бабушка. Мама в больнице, папа — на зоне. Папа? Скоро освободится, 4 года за кражу отбывал. Говорит: с наркотиками всё, я тут всё понял. Звонит по ночам и так вот говорит. Там телефоны у них незаконные. Не знаю — верить, нет? Может, правда понял? Вы поговорите с ней, пожалуйста. Что она думает-то там? Как жить? Ты скажи ей… вдруг послушает? пожалуйста! В камере с ней поговорите? Вдруг услышит? Как нам жить-то? Внучка… Не думайте, она ж не одна такая, там весь подъезд с этими пузырьками, кто старше, младше на три года… да не подъезд — двор, район! они же все с этим — кто умер уже, кто сидит… откуда это на нас, мы же работали, растили… Старшая дочь в управе работает, помогает… а младшая… Почему это, за что? Я ходатайства напишу, я поговорю. Но страна — обратите внимание на этот двор. На этот подъезд, на этот район. Вы знаете, сколько у нас таких девочек и мальчиков? Вы их видели? Вот руки их, ноги? Их не сажать надо, лечить. Поговорите с их родителями, выслушайте их. Тут очень серьезная проблема. 228 мимо амнистии пролетела. Вообще. Мама, а вы точно уверены, что в колонии наркотиков нет? Правда? Нет? Ой… это, наверное, неофициально… как телефоны… Мама: она освободится — вы ж ее не бросите? Вы же звонить, с ней говорить будете? Вы что-нибудь сделаете? Блин, что? Что я могу еще? Плакать вместе с вами? Говорят, ты навсегда в ответственности за тех, кому помог. Буду звонить, говорить. Что — со всеми??? я не знаю, как… я постараюсь. Бессмысленно упрекать: а, наркоманы, сами погнались за кайфом, уничтожили себя и близких… Вот такие разговоры не решат проблему. Государство, может — ты? Давай, сделай что-нибудь, государство! Двор, подъезд, район, девочки с пузырьками, мальчики… Хорош судить, хорош сажать — лечите! Я тут не жуть нагоняю, но эта проблема возникла не вчера. Этих людей надо лечить, социализировать, реабилитировать. Это очень сложно, но это нужно делать.
