Заключенные московского сизо, прочитав проект амнистии, предложили президенту свой вариант перемен в правоохранительной системе. Главная идея — отмена монополии на применение закона
Когда президент Владимир Путин поручил Совету по правам человека подготовить проект амнистии к 20-летию Конституции, общественное мнение предсказуемо сфокусировалось на перспективах ее применения к фигурантам резонансных, в том числе политических дел. В итоге проект СПЧ, переданный в администрацию президента 15 октября, так и остался непубличным, на сайте совета были размещены только рекомендации.
Но, как выяснила «Новая», параллельно работа над созданием рекомендаций — причем не столько на тему амнистии, сколько в целом на тему модернизации правоохранительной системы, — шла и по совсем другому адресу — в московском СИЗО «Водник». Его еще часто называют бизнес-СИЗО: там в ожидании суда содержится большое количество предпринимателей, людей обеспеченных и даже известных (хотя далеко не все они обвиняются по «экономическим» статьям).
Около 50 «клиентов» «Водника» самостоятельно и с участием адвокатов изучили собственные уголовные дела. Кстати, очень широкого спектра статей УК, включая 228 (незаконный оборот наркотиков), 159 (мошенничество), 163 (вымогательство), 309 (принуждение к даче заведомо ложных показаний), 199 (уклонение от уплаты налогов), 186 (изготовление фальшивых денег и ценных бумаг), 318 (насилие в отношении представителя власти) и так далее. Но в тексте открытого письма Владимиру Путину, который был подготовлен общими усилиями арестантов, нет даже упоминания конкретных уголовных дел. Этот текст — исследование, выполненное на уровне как эмпирических, так и логических обобщений. Картина воссоздана от момента задержания до вынесения приговора.
Показательно, что заключенные «Водника» главным инструментом в борьбе с системой считают гласность, а именно — широкое включение в процесс контроля над следствием правозащитных организаций.
Открытое письмо
Владимиру Владимировичу Путину от группы заключенных московского СИЗО № 5 «Водник»
Нами были отобраны, изучены и проанализированы порядка 50 уголовных дел, находящихся в различных стадиях: от предварительного расследования до вынесения приговора.
Дела были отобраны из различных категорий — от средних до особо тяжких, и из различных сфер деятельности — от бытовых до экономических, находящихся в различных юрисдикциях следственных органов — от районных до федеральных.
Исследования проводились в г. Москве. Несмотря на столь обширный и разнообразный спектр исследованных уголовных дел, нам удалось выявить общие тенденции и закономерности.
Надо отметить, что только треть уголовных дел возбуждается не без оснований и их целью является истинная борьба с преступностью. Но на ведении таких дел сказывается шаблонность методов расследования, навязанных последующими двумя вариантами.
Вторая треть дел открывается для поддержания так называемой «звездно-палочной системы».
Речь идет о тех уголовных делах, которые возбуждаются вследствие провокационных действий со стороны сотрудников следственных органов. <…> Также «звездно-палочная система» употребляется там, где правоохранительные органы интегрированы в бизнес и для полноценной его защиты готовы пожертвовать незначительной его частью. Именно в таких случаях возбуждаются уголовные дела против неугодных им мелких исполнителей.
И, наконец, оставшаяся часть уголовных дел носит ярко выраженный заказной характер, и их целью является не борьба с преступностью, а зарабатывание денег.
После возбуждения уголовного дела начинается его расследование. В 90% случаев следствие прибегает к такой мере пресечения, как задержание подозреваемого (ст. 91, 92 УПК РФ). Если это произошло на месте совершения преступления, то в большинстве случаев выглядит это примерно так: в ваше жилище, автомобиль или офис вламывается группа вооруженных людей в масках, ломая двери, выбивая окна, опрокидывая мебель и издавая дикие крики. Хорошо, если в этот момент вы были одни, т.к. все окружающие, особенно женщины и дети, получают в таких случаях жуткий шок. А в случае если кроме вас и детей другие взрослые при задержании не присутствовали, то несовершеннолетние дети становятся такими же задержанными.
Причем такие задержания характерны для всех видов преступлений, в том числе и не насильственных. Зачастую следственные органы не определяют подозреваемых в ИВС, как положено, а содержат их в невыносимых, пыточных условиях, без еды, приковывая наручниками к стулу в кабинете, а потом, по истечении двух разрешенных по УПК суток, везут на своих дорогих иномарках в суд, для определения меры пресечения. Естественно, все эти репрессивные меры используются для получения нужных (подчеркиваем — не истинных, а именно нужных) следствию показаний. <…>
Как правило, такие громкие задержания снимаются на видеокамеру, особенно если это касается заказных дел, и передаются на все новостные каналы.
Признать человека преступником может только суд, но в новостях мы постоянно слышим клише «организованная преступная группа», «банда мошенников», «взяточник» и т.д. и т.п. <…>
Итак, подозреваемый сидит в тюрьме.
В сериалах нам показывают, как в первый же день подследственного припирают к стенке неопровержимыми доказательствами, и он, не выдержав груза следовательской логики и собственной вины, загнанный в угол, дает признательные показания.
В реальной жизни все не так. Увидеть не то чтобы неопровержимые, а какие бы то ни было доказательства ни обвиняемый, ни его адвокат не могут, пока не будет закрыто следствие и не начнется ознакомление с материалами дела. А следствие, особенно в заказных делах, намеренно затягивается и длится, как правило, год-полтора. <…>
Сначала подследственному выдвигаются обвинения, зачастую бездоказательные и голословные, а уже потом из него, его подельников или свидетелей выбиваются нужные следствию показания. И тут в ход идут любые методы. Это и угрозы, и запугивания.
Это и реальные аресты близких родственников, отъем несовершеннолетних детей и передача их органам опеки. Это и сотрудничество с работниками ФСИН, где содержится обвиняемый, с последующим прессингом подследственного в месте отбывания под стражей. И, конечно, элементарные хитрость и обман в отношении не очень грамотных обвиняемых. Обычно такого рода обвиняемые не могут позволить себе платного адвоката, а адвокаты, выделяемые государством, «прикормлены» следствием. И такой обвиняемый при таких адвокатах подписывает, как правило, все документы, не вдаваясь в их смысл. И на суде с ужасом узнает, что он признал то, что никогда не совершал.
«Простые» дела быстро уходят в суд, а «сложные» откладываются в «долгий ящик».
«Долгий ящик» выглядит так.
Первые полгода ничего не происходит, и подследственный уже начинает думать, что про него забыли. Со следователем он видится только на судебных заседаниях по продлению срока содержания под стражей, куда его вывозят раз в два-три месяца. <…>
И когда сроки уже начинают поджимать и дело пора закрывать, все начинает происходить, как в песне: «Я тебя слепила из того, что было». <…>
Реально работают, как правило, трое-четверо прикомандированных сотрудников, остальные просто числятся в следственной группе, не забывая при этом получать очередные «звезды» и премии. Но даже эти премии не могут объяснить тех дорогих автомобилей, брендовой одежды и того образа жизни, который беззастенчиво и бесстрашно демонстрируют сотрудники следственных органов.
Вы спросите: «В чем причина этого бесстрашия?»
Естественно, в безнаказанности. Следственные органы не несут никакой ответственности ни за непрофессионализм, ни за отсутствие компетентности, ни за отсутствие доказательств или элементарной логики в материалах уголовных дел. Более того, у них есть полная уверенность, что прокуратура это примет, а суд осудит обвиняемых и по таким материалам. Ведь в большинстве случаев в обвинительных заключениях звучат такие формулировки: «Войдя в преступный сговор с неустановленными лицами, в неустановленное время, в неустановленном месте, обвиняемый… совершил…»
И вот таким — склеенным из различных лоскутов, не связанных показаний, противоречащих друг другу экспертиз, с отсутствием реальных свидетелей (свидетелями, как правило, являются оперативные сотрудники или их агенты) — уголовное дело поступает в суд.
А что происходит в суде? Из проанализированных нами случаев выявлено, что до передачи дела в суд, т.е. на этапах предварительного расследования и на этапе «ознакомки» с делом, суд удовлетворяет 100% ходатайств, поданных следствием.
Вернемся к аресту. Следователи привозят задержанного на 48 часов и подают ходатайство о его аресте. Со стороны следователя звучат голословные обвинения, из которых следуют выводы о невозможности нахождения подозреваемого на свободе. Причем выводы стандартны и шаблонны независимо от тяжести преступлений, личности подозреваемого и степени его общественной опасности: «Может сбежать, испугавшись предъявленных обвинений, уничтожить не выявленные следствием улики, может оказать давление на следствие и свидетелей».
Причем доказательством возможности сбежать может быть наличие у подозреваемого загранпаспорта, как будто суд не может его забрать. <…>
Далее представитель прокуратуры в двух словах поддерживает следствие.
Потом сторона защиты логично и мотивированно излагает абсурдность обвинений, указывает на то, что подозреваемый не является общественно опасным элементом и общество не нуждается в его изоляции. Судья задает вопросы, заглядывает в дело, представленное следователями в суд (это не уголовное дело, это подборка документов, по мнению следствия, необходимая для поддержания их ходатайства в суде). В деле, как правило, копия паспорта подозреваемого, протокол задержания, еще несколько процессуальных документов. И ни одного документа, не то чтобы доказывающего, а хотя бы указывающего на вину подозреваемого. Ведь как уже отмечалось ранее, доказательства — это тайна следствия от стороны защиты.
Если смотреть на процесс со стороны, ни у кого не возникнет мысли, что человек может быть арестован.
Но звучит постановление суда, и, несмотря на всю логику, несмотря на весь здравый смысл, ходатайство следствия удовлетворяется и подозреваемый объявляется арестованным.
Более того, даже если подозреваемый на момент ареста является спецсубъектом, в отношении которого должна быть применена ст. 448 УПК РФ, суд может пойти на поводу у следствия и пренебречь данными обстоятельствами. <…>
Общеизвестно, что количество оправдательных приговоров составляет менее 1%. <…> Кстати, на судах с присяжными заседателями статистика другая — 25%. Жаль только, что количество случаев, когда сторона защиты может воспользоваться судом присяжных, у нас в стране ограничено.
А что же надзорные органы? Ведь обвиняемые и их защитники не ограничены в праве жаловаться. Проблема в том, как эти жалобы рассматриваются.
А рассматриваются они так.
Любая жалоба на любые незаконные или необоснованные действия следственного органа тут же, без рассмотрения, пересылается в тот же самый следственный орган. А следственный орган, естественно, ничего незаконного или необоснованного в своих действиях не находит, и ваша жалоба остается неудовлетворенной.
Из всего вышеуказанного вытекают следующие неутешительные выводы:
1. Несмотря на то что следственные органы и судебная система поставлены государством на охрану Закона, они же его систематически и нарушают. Следственные органы сплошь и рядом совершают преступления по статьям 299—307 УК РФ (группа статей УК, объединяющих преступления, совершаемые в ходе предварительного следствия и судопроизводства. — Ю. П.). Суды всех юрисдикций напрочь пренебрегают статьями 14 и 15 УПК РФ, которые относятся к основополагающим принципам уголовного судопроизводства. А надзорные органы закрывают на все это глаза.
2. Человек, попавший под пресс правоохранительной и судебной Системы, обречен независимо от того, виновен он или нет.
3. СИЗО создан по образцу зоны крытого типа, что приравнивается к особо строгому режиму. Люди, чья вина еще не доказана, вынуждены годами находиться в условиях, созданных для содержания особо опасных преступников.
4. За трагедиями людей, оказавшихся в тюрьме, стоят трагедии их семей. Семьи теряют кормильца, тратят последние сбережения на адвокатов, вследствие чего оказываются за чертой бедности. Нередки случаи, когда за решеткой оказываются оба родителя, и тогда дети попадают в руки органов опеки.
5. Все люди, пострадавшие от Системы, имеют друзей, родственников и соседей. И вся эта масса людей видит и понимает несправедливость происходящего. У этих людей появляется чувство беспомощности перед Системой, монополизировавшей суды и следствие. Общество видит, что те, кого призвали их защищать, являются их же карателями.
6. Эта проблема стала настолько явной и открытой, что вышла за рамки нашего государства и формирует отрицательный образ России в международном бизнес-сообществе.
7. Бездумно расходуются бюджетные средства нашей страны. К огромному количеству людей, находящихся в СИЗО, можно было бы применить иную меру пресечения, не связанную с лишением свободы. Тогда бы не тратились огромные бюджетные средства на их содержание, конвоирование, невероятное количество судебных заседаний. <…>
Учитывая все вышесказанное, мы хотим предложить Вам усилить контроль над следственными и судебными органами путем наделения уже существующих правозащитных организаций дополнительными полномочиями:
1. Дать право правозащитным организациям принимать и рассматривать жалобы, поступающие от граждан, попавших под пресс следственной и судебной Системы.
2. На основании полученной жалобы иметь возможность доступа к материалам уголовного дела на любой стадии расследования и судопроизводства для проведения юридической и правовой оценки.
3. Подавать заявления, жалобы и ходатайства по поручению граждан в следственные, судебные и надзорные органы.
4. Отслеживать реакцию правоохранительных и судебных органов на поступившие заявления, жалобы и ходатайства, и давать их действиям юридическую и правовую оценку.
5. Обязать следственные, судебные и надзорные органы приобщать весь документооборот с правозащитными организациями к материалам уголовного дела.
Сейчас мы стоим на пороге создания национальной идеологии сильного и могущественного государства, а зарождение такой идеологии невозможно без равноправия сторон в правоохранительной и судебной системе.
Пренебрежение правом состязательности сторон приводит к монополизации судебно-следственных органов, что является проявлением тоталитаризма.
Тысячелетняя история нашего государства не раз указывала на опасность подобной концентрации власти.
