Выборы в тюрьме
Как 8 сентября проходило голосование на «закрытых участках» — The New Times рассказал бывший заключенный СИЗО-5, работавший на выборах наблюдателем
На закрытых участках, коими являются СИЗО, все остальные кандидаты, кроме одного «нужного», получают в лучшем случае 1–2%. Такое происходит по одной причине: нет наблюдателей. В СИЗО № 5, что на Водном стадионе, я сидел с марта по июнь 2012-го, попал туда сразу после президентских выборов и знал от других заключенных, как там было устроено голосование. Одних обвиняемых приглашали на беседы, просили правильно проголосовать, другим вообще не выдавали бюллетеней, прося просто расписаться в журнале. Поэтому, когда друзья спросили меня, где бы я хотел быть наблюдателем, колебаний у меня не было.
Специфический УИК
Получив направление от Навального, я позвонил по телефону СИЗО, указанному на сайте Мосгоризбиркома. Трубку снял председатель избирательной комиссии, заместитель начальника СИЗО подполковник Полькин А.В. Я был знаком с ним с 2008 года, когда он был еще заместителем начальника в Бутырке. Мы узнали друг друга. Опыт нашего общения был не самый приятный для меня, и к Полькину у меня были серьезные претензии. Я думаю, он это прекрасно понимал как человек неглупый. Однако сейчас, как мне показалось, Полькин хотел создать хорошее впечатление, чтобы у меня не было сомнений, что все будет по-честному. Почему я сделал такой вывод? Уж слишком он был открыт и расположен к общению, что нечасто встречается в подобных учреждениях.
Сотрудники ТИК, они же сотрудники управы «Войковская», убеждали меня, что раньше дня выборов меня в СИЗО никто не пустит. Ан нет: сотрудники СИЗО оказались либеральнее, и я там был несколько раз до дня голосования. Мне не чинили препятствий, более того, все мои замечания были учтены. Там было много технических вопросов, связанных со спецификой этого избирательного участка: нужно было сверить списки избирателей с их пропиской, идентифицировать обвиняемых при голосовании, ибо паспорт у них при аресте забирается, наконец, сделать так, чтобы волеизъявление осталось тайным — ведь там везде видеокамеры.
Общее дело
Решили все вопросы, хотя и не сразу. И все неожиданно получилось как-то легко. А 8 сентября все было по-военному четко. Сотрудники СИЗО, члены УИК, искренне, так же как и Полькин, всем своим видом и действиями показывали, что они за честные выборы. В разговоре даже выяснилось, что некоторые из них любят телеканал «Дождь» и все такое. Среди сотрудников есть многие, кто искренне недоволен положением дел, просто по тем или иным причинам вынужден там трудиться бок о бок с другими людьми, которых по большому счету они не уважают. Они такие же простые люди, как и мы. И когда им дают работать честно, не давят сверху, это сразу видно. Эмоций у меня не было никаких, кроме желания не допустить фальсификаций, и это поглотило все остальные чувства и мысли.
Многих из них я знал, кого-то видел впервые. Думаю, поначалу у меня и у них было некое чувство недоверия друг к другу, это естественно. Часа через два работа вошла в рутинное русло, ибо одно дело делали и цели действительно были общими. Офицеры хотели показать, что умеют работать, умеют устранять недочеты на ходу и открыты к диалогу. Мне это искренне понравилось. Было бы это так, если бы на моем месте был бы другой человек? Не знаю. Вон в Бутырке наблюдателей не было, и Навальный там получил стандартный сизошный 1%, что очевидная неправда. Значит, в следующий раз надо будет идти в Бутырку, ломать им «хорошую» статистику за нужных кандидатов.
Электорат
Интересное впечатление произвели избиратели. Обвиняемые по самым тяжким статьям, таким как 210-я («Организация преступного сообщества»), прилюдно интересовались, где поставить галочку за Собянина. Они готовы были проголосовать прямо при выдаче бюллетеня. При подсчете голосов на трех бюллетенях, поданных за Собянина, я увидел вместо галочки подписи конкретных заключенных. Видимо, хваля власть, они рассчитывают на смягчение своей участи. Никто, естественно, не стал сличать их подписи, не до этого было. Правда, был и «идейный» обвиняемый — «стремяга», то есть стремящийся попасть в воровскую семью и стать вором в кастовом смысле слова. Его привели самым последним. Он сказал, что ему не по понятиям что-либо подписывать, поэтому бюллетень получать отказался (за него же нужно расписаться), ну и голосовать тоже. Такая позиция заслуживает большего уважения, потому как она идейна.
В тюрьме не может быть вбросов: явка близка к 100%, там просто могут не выдать бюллетень, а потом проголосовать им по своему усмотрению. Могут попросить проголосовать за нужного кандидата, чтобы не было проблем. То есть фактически будут угрожать. Некоторые из оперов СИЗО, кто этим занимался на президентских выборах, еще работают там сегодня, хотя и не входят в избирком. Поэтому я так внимательно всматривался в лица обвиняемых. И некоторые, особенно те, кто в возрасте, как мне показалось, растерялись, когда им не только выдавали этот бюллетень, но и давали возможность прочитать информацию о кандидатах, никуда не торопили. Думаю, поняв, что их выбор действительно останется тайным, они голосовали по совести, некоторые подолгу задерживались в кабинке.
И все-таки было в самом этом голосовании за решеткой что-то фальшивое и противоестественное. Растерянные глаза обвиняемых, которые не знали и не понимали, кого выбирать, и, очевидно, ставили галочку в первой попавшейся клетке. Молодежь, которая, судя по лицам, только проснулась и хотела побыстрее отголосовать, чтобы пойти спать дальше. Какие выборы? Им все параллельно — и своя жизнь, и все окружающие.
В общем, грустное дело — выборы в тюрьме.
