21 мая появилась новость, что экс-президенту РКК «Энергия» Виталию Лопоте предъявлено обвинение по модной и востребованной сейчас правоохранителями части 2 статьи 201 УК РФ (злоупотребление полномочиями). В отношении него Басманным судом избрана мера пресечения – домашний арест в подмосковном доме. Виталий Лопота обвиняется в злоупотреблении полномочиями при реализации амбициозного проекта «Морской старт», а до судебного заседания о мере пресечения он сам успел заявить журналистам, что «всё падает, идут аварии, вот потому и изолируют». Буквально на днях прошла информация, что МВД завело уголовное дело по ч. 2 ст. 167 УК РФ («Умышленное уничтожение или повреждение чужого имущества, повлекшее по неосторожности смерть человека или иные тяжкие последствия») по факту саботажа в Центре им. Хруничева. Расследование ФСБ позволило установить, что сотрудники предприятия намеренно портили ракетные двигатели, что могло привести к падению «Протона». «По Рогозину» получается, что отсутствие единой технической политики в стране оборачивается уголовным преследованием, обвинением, осуждением, приговором и уголовным наказанием, а по-простому — «уголовкой и посадками». В целом, мы уже как-то даже привыкли, что в нашей стране всё, буквально всё, все конфликты в каких бы то ни было сферах, разрешаются исключительно в поле применения уголовного права, то есть только через «уголовку». При этом вовлекаются в процесс полицейские, следователи, прокуроры, суды с судьями и аппаратом, на других этапах к ним присоединяются Минюст и структуры исполнения наказаний (ФСИН). И везде там служат люди с высшим юридическим образованием, профессионалы.
Про гражданское право, административное право как отрасли регулирования правоотношений сейчас не принято вспоминать. Чуть что – сразу «уходим в уголовку». Между тем, хочется напомнить, что у нас в России до сих пор нет государственной политики в области уголовного права. А это далеко не меньшая, а скорее, гораздо большая катастрофа, нежели волнующее вице-премьера Дмитрия Рогозина отсутствие единой технической политики. Объяснение тому на поверхности. Всячески приветствуя огромную роль науки и её достижений, научно-технического прогресса, всё же очевидно, что техническая политика и её принципы направлены на неодушевлённые вещи, а принципы единой государственной уголовной политики всегда касаются человеческих жизней, живых людей и их семей. При уголовном преследовании против одного человека действует огромный государственно-правовой механизм, государственный аппарат со всеми своими структурами. Как известно, государственная уголовная политика, помимо сформулированных в ней основных принципов и направлений уголовного судопроизводства (включает в себя не только стадию судебного разбирательства, но и все предшествующие и последующие стадии уголовного преследования), должна быть структурирована в соответствии с декларируемыми в настоящее время целями и задачами всесторонней гуманизации и либерализации. При отсутствии этой самой государственной политики в области уголовного права, весь этот государственный, репрессивный по сути своей, аппарат действует и двигается как монстр без мозга, и своими хаотичными, лишенными логики и целеполагания действиями, просто-напросто крушит всё то, что попадает под руку.
Уместно будет привести небольшую иллюстрацию из нашего прошлого «времён советской власти и гегемонии КПСС». В начале 1970-х годов служба исполнения наказаний (в те времена служба уголовно-исправительных учреждений) доложила о том, что количество лиц, содержащихся в местах лишения свободы (включая СИЗО), достигло 700 тысяч. И это на весь СССР с трехсотмиллионным населением. Далее последовали совещания и заседания на разных уровнях. В результате на самом высоком партийном уровне такое положение дел было признано катастрофическим (!), и было дано указание незамедлительного принятия мер в части изменения основных принципов государственной уголовной политики, и скорейшего применения этих новых принципов на практике на местах для исправления ситуации и снижения числа «зэков» до приемлемого уровня.
В те времена, государственная уголовная политика разрабатывалась и формулировалась в специальных отделах ЦК КПСС, и как говорят, работали там далеко не глупые люди, но главное они были профессиональные, юридически грамотные, и обладали жизненным опытом, поскольку движение по карьерной лестнице тогда априори не могло быть стремительным. Для сравнения: сейчас мировыми судьями назначаются 25-летние молодые люди, получившие заочное юридическое образование в каком-либо непрофильном ВУЗе, и они начинают легко и непринужденно выносить решения «Именем Российской Федерации».
В те советские времена встал остро ещё один вопрос: «хрущевская оттепель», «развенчание сталинизма», ликвидация ГУЛАГа с его неисчерпаемой дармовой рабочей силой — всё это неизбежно привело к тому, что возникла острая нехватка рабочих рук, а на горизонте замаячил спад промышленного производства в СССР. Некому было стоить новые промышленные предприятия, и некому было на них в последствие работать. Тогда решили две проблемы «одним махом». Были изменены принципы государственной уголовной политики таким образом, чтобы не сажать новых, и освободить уже сидящих, сократив тюремное население и наполнив стройки и новые предприятия рабочей силой. Был введен новый вид наказания – исправительно-трудовые работы (ИТР). Часто это называли «химией», поскольку в большинстве своём люди направлялись на строительство и на работу на предприятия нефтехимической и химической промышленности. Вновь привлекаемым к уголовной ответственности по ненасильственным и нетяжким преступлениям суды вместо реального лишения свободы назначали условное с обязательным привлечением к труду. Для уже отбывающих наказание было установлено, что при достижении определенного срока в местах принудительного содержания, судами производится замена неотбытой части наказания условным лишением свободы с обязательным привлечением к труду на определенных предприятиях. Грубо говоря, это и было автоматическое УДО, поскольку при этом не брали во внимание субъективную оценку сотрудников колонии (поощрения, взыскания, твердо или не твердо встал на путь исправления, возместил или не возместил нанесенный ущерб и прочее). Единственное накладываемое ограничение было – дважды в месяц отмечаться в так называемых комендатурах при этих предприятиях или на территории населенного пункта. В остальном, все жили как обычные свободные люди. Освобожденные люди перевозили свои семьи, создавали новые семьи, рожали детей, женились-разводились, работали, отдыхали, в общем — жили как люди на свободе. Причём очень неплохо по тем временам зарабатывали. Процент рецидива был на уровне статистической погрешности. Интересно, что на этих предприятиях с бывшими «зэками» работали «бок о бок» и бывшие уволенные сотрудники ликвидированных ГУЛАГовских колоний, так как зарплата там была значительно выше, чем у них ранее в системе исправительных учреждений. Нередко встречалось, что в подчинении бывшего «зэка» на таком предприятии работал бывший сотрудник упраздненной колонии. И это никого не удивляло.
За несколько лет после таких изменений в подходах к государственной политике в области уголовного права, количество лиц в местах лишения свободы сократилось практически наполовину, и составило около 400 тысяч человек на тот же трехсотмиллионный СССР. И заметьте, никто громогласно и торжественно не объявлял по две амнистии в год, как это было у нас в 2013 году, результаты которых в цифрах даже не стоят упоминания. Всего лишь изменили принципы и направление государственной уголовной политики, которая была в СССР как факт.
В конце просто приведу несколько цифр: в Российской Федерации в среднем со 145-миллионным населением, что есть практически половина от населения в СССР, количество лиц в местах лишения свободы (включая СИЗО) составляло около:
в 2010 году 900 тысяч
в 2011 году 820 тысяч
в 2012 году 730 тысяч
в 2015 году около 675 тысяч.
И почему такое положение вещей никому из тех, в чьей компетенции это находится, не кажется катастрофичным?! В СССР казалось. А вот здесь слоган «Back in USSR!» как «лыко в строку».
