У власти уживаются те, за кем общество признает право на власть. Общество быстро распознает тех, кому больше других «можно», — по символам, характерному словарю и стилю поведения. Так появляются политики, прокуроры и следователи, неотличимые от авторитетных воров. Не зная тонкостей воровского кодекса, граждане стихийно следуют ему
Продолжите фразы: «Гоп-стоп, мы подошли из-за…», «Владимирский централ, ветер…», «А вам не кажется, что ваше место возле…» Отлично, фразы продолжены. Но почему мы это знаем? Это часть культуры, часть национального кода, пароль и отзыв в идентификации друг друга? Конечно.
Давайте посчитаем, сколько нас — хорошо, не нас, а людей, так или иначе имеющих отношение к тюрьме. Сейчас сидит около 600 тысяч человек, охраняют их и начальствуют около 400 тысяч. Умножим примерно на три — это члены семей и очень близкие друзья. Прибавим тех, кто сидел когда-то и кто работал когда-то, умножим на три. Получится не меньше 10 миллионов, но скорее больше (считаем живущих). Кто еще имеет отношение? Полиция, прокуратура, СК, МВД, ФСБ, судьи и помощники судей, конвой, приставы плюс члены их семей — они так или иначе вовлечены в домашние «разговоры по специальности». Прибавьте тюремных врачей, учителей, психологов, бывших и нынешних членов ОНК, правозащитников, специализирующихся на тематике журналистов, поставщиков капусты в зоны, заказчиков на пошив униформы на промке там же, жителей поселков и малых городов, где «градообразующим фактором» служат именно зоны. Прибавим и детей, родившихся в зонах и тюрьмах, — раньше таких было под тысячу в год, сейчас — 500–600. В год.
И что получится?
А получится то, что мы — один народ. Единая, извините за выражение, историческая общность. И устроено у нас всё понятно и естественно: есть касты — мужики, козлы, петухи, актив и прочая красная масть, стремяги и черная масть, бродяги, смотрящие, воры, блаткомитет и пахан. То есть население, лояльное население, нелояльные граждане, активно поддерживающие режим граждане, менты всех мастей, охранители за деньги и охранители-добровольцы, пробившиеся региональные партийцы, региональное начальство, федеральное начальство, ближний круг и… Главпахан — безвкусное же выражение, правда? Отвратительное. Давайте заменим на что-нибудь получше. Папа. Начальник. ВВ. Главный. Гарант.
Бессмысленно рассказывать и объяснять, какими бывают воровские традиции, кто такой скокарь и что означает выражение «честные жулики». Не зная тонкостей блатного вокабуляра и воровского кодекса, обычные граждане стихийно следуют ему. Никогда не забуду социологического исследования (оно было закрытое), которое в 2014 году проводила одна известная международная компания по заказу партии «Парнас» — тогда как раз шла речь о том, что Алексей Навальный мог стать сопредседателем партии. Я сидела на фокус-группах за темным стеклом и слушала рассуждения граждан о коррупции и о борцах с коррупцией. Ход мыслей был примерно такой: «Хочешь жить — умей вертеться. Воруют? Все воруют. А он бы не воровал? Воровал бы, конечно. Все знают, что коррупция. А он на ней пиарится».
Атрибуты неправедно нажитого богатства вызывают желание примкнуть к обладателю сего, гнев направлен на жизненные обстоятельства, мешающие перескочить через касты в слой «честных жуликов», а борец с коррупцией выглядит смутьяном, опровергающим основы кастовости. Зачем он это делает? Либо это его способ пробиться в другую касту, либо его заслали враги, которые всегда покушаются на святое — на наш общак и его держателей.
Мягкие правовые ограничения
Политолог Кирилл Рогов назвал правой режим современной России «режимом мягких правовых ограничений»: в рамках этого режима «соблюдение правил затруднительно и является существенной издержкой, в то время как возможность не соблюдать правило дает значительные конкурентные преимущества. Иными словами, правила в этой системе создаются так, чтобы стимулировать их нарушение. Государство в лице бюрократической машины выступает в качестве своеобразного магазина, выдающего такие индивидуальные права на нарушение правил».
В другой работе Рогов пишет о «чрезвычайной легитимности» советского и наследующего ему российского политического режима — в ее основе лежит «идеология внешней конфронтации и защиты национального суверенитета от внешней угрозы», которая подразумевает «сдвиг от публичных механизмов власти и контроля к непубличным». Такого рода чрезвычайная легитимность делает социально приемлемыми насилие и экстралегальность —политические репрессии, фактическую отмену презумпции невиновности, насильственное перераспределение экономических ресурсов, резкое расширение государственного контроля и вмешательства в общественную жизнь и т.п.
Посмотрите — если вдруг в свое время пропустили — старое, но по-прежнему эпическое видео «День города в Твери». Михаил Круг исполняет песню «Что ж ты, фраер, сдал назад» про любовь воровки и милицейского майора. Исполнители, публика и сдерживающие ее полицейские — все герои шансонного эпоса здесь же:
Я решила, ты скокарь
Или вор-авторитет,
Оказалось — просто тварь,
Брал на понт, тушите свет.
Народу не надо это переводить. И полиция с народом. Разве изменилось что-то? По форме — да, по сути — нет. Добавилось песен про Родину и Путина, но жанр всё тот же — это «Голуби летят над нашей зоной».
И очень любопытно наблюдать за зарождением таких ментальных связей в обратной последовательности. У меня есть подопечный в Сибири, его зовут Данила, но он, конечно, маугли. Он детдомовский, сейчас ему 20, из них почти 6 лет он провел в крытой тюрьме (это жестче, чем зона). У него отличный природный ум и смекалка, сел он за многоэпизодные кражи (есть хотел), крови на нем нет. Попав в тюрьму, он приложил все усилия (невероятные усилия), чтобы не уехать на зону, — он здраво рассудил, что там ему конец. Слишком молодой, слишком независимый, он действительно мог бы там погибнуть. В тюрьме влюбился в молодую хлеборезку (у нее большой срок) и устроил себе с ней свидание: сделал так, что их стали возить в суд по одному мелкому делу, они сидели в общей клетке и держались за руки. Вот такой роман.
И вот Данила вышел, поступил учиться, работает в «Руси сидящей», я с ним занимаюсь. Особенно он любит Достоевского. Обсуждали с ним «Идиота», и в какой-то момент я поняла, что он не осознает, кто такая Настасья Филипповна. Он прочитал незнакомое ему слово «содержанка» и решил, что это «женщина с содержанием», то есть с богатым внутренним миром. Пришлось его разочаровать. Он выслушал и резюмировал: «Понятно. То есть она шкура».
Но это преамбула. У меня сейчас с Даней большие проблемы. Даня сходил на встречу главы СПЧ при президенте Михаила Федотова с патентованными общественниками и властью в Новосибирске. Даня всё внимательно выслушал и записал и был совершенно потрясен исходящим от власти сиянием. Микрофонами с кнопочками, лакированным паркетом, пиджаками и слайдами. Он сфотографировался с Федотовым, с мэром и с губернатором. Он всё понял. Парень-то сметливый.
Думаю, к Новому году он станет там своим. Партию он себе уже выбрал — это, конечно, ЛДПР, и партийная карьера его интересует. Ему там все понятно. Я по-прежнему стараюсь с ним заниматься, но это уже усилия, уходящие в песок. Я такое уже видела несколько раз. Выглядит это очень органично.
Вообще внешние атрибуты действующей власти: кресты и купола, воровство как доблесть, разборки с оппонентами, вокабуляр и красивые девушки в женах и подругах суровых поживших мужчин — это органично для Дани, это понятно и естественно. Полицейские, прокуроры и следователи, неотличимые от авторитетных воров, — это тоже понятно, это всё как в тюрьме и на зоне, где блатные живут с «красными» в полном согласии.
Там это устроено просто. Тюремное начальство не хочет, чтобы на них писали жалобы, оно хочет спокойно заниматься своим бизнесом. Как обеспечить отсутствие жалоб? Договориться с блаткомитетом: вы сами разбираетесь с жалобщиками и смутьянами, а мы не видим наркотики, алкоголь, деньги, мобильные телефоны и ваши схемы по разводу лохов по SMS. Разве на свободе не так?
Судебная система устроена по такому же принципу. Власть требует от системы неукоснительного принятия «правильных» решений по политическим делам — не только по срокам для оппозиционеров и условного Улюкаева (и безусловного тоже), но и по искам, связанным с выборами, защитой чести и достоинства и т.д. За это власть закрывает глаза на «факультатив»: на судебные ошибки, коррупцию, давление на судей прокуроров, следователей и особенно ФСБ, семейственность и фальсификацию как норму жизни.
Золотову можно. Кадырову можно. Сечину можно. Остальным можно по чину и по касте.
Посмотрите, кто никогда не был принят и понят российским обществом — Горбачев или Гайдар, например. Чем они хуже или лучше, чем Путин, Сечин, Золотов? Странное противопоставление, конечно. А чем? Ну да, я сравнила теплое с зеленым. Ну вы же чувствуете разницу. Путин, Сечин, Золотов и т.д. — это серьезные авторитеты. Те, что выросли из пацанов, через тернии к звездам или как хотите. Но это невозможно сказать про Горбачева или Гайдара. Отнюдь. Другая культурная кода. Не пацанская. Не родная.
Есть граждане, которым это не нравится, или нравится, но не все. Так и в любом бараке такие есть. Пока молчат — живут дозволенно. Как закипешует кто — блаткомитет разберется. А наберется таких с десяток — введут спецназ. Все ж давно отработано. Голуби летят над нашей зоной.
Правильные понятия
Основатель Центра содействия реформе уголовного правосудия, правозащитник и исследователь тюремного мира Валерий Абрамкин считал, что российская правовая система неработоспособна, потому что не имеет «основы — „нашей традиционной культуры“». «Выстроенное на чужих ценностях, право не может быть близко обычному человеку. Поэтому реальная жизнь в России строилась и строится на основе своей традиционной культуры и принципах общинного правосудия, а не на формальных правовых нормах… Неформальные принципы, которые мы используем в жизни при принятии решений, разительно отличаются от государственного права… „Решить дело по-человечески“ — почти всегда значит отказаться от его решения по закону, обращения в суд или в милицию». Напротив того, простирающуюся далеко за пределы зоны влиятельность «тюремного закона» и «правильных понятий» Абрамкин объяснял именно тем, что в их основе находится «народное представление о справедливости».
Источник: InLiberty
