Любую историю уголовного преследования и того, что видят люди, можно разделить на две абсолютно независимые сюжетные линии – то, как это выглядит в медиа, и то, что происходит в реальности. Двумерная картина, которая возникает у зрителей и читателей, слабо соотносится с тем, что происходит на самом деле. Фактически единственная картина, возникающая у сочувствующих, ограничена лишь днями заключения и судебных заседаний. Но у любого заключенного есть дети, родители, любовницы и любовники, жены и мужья. Чаще всего из-за исчезновения самого активного члена их семьи, который и кормил всех, начинается принципиально другая жизнь для всех остальных.
1 августа Осташковский городской суд Тверской области вынес повторный приговор сельскому учителю и московскому архитектору Илье Фарберу. Он был приговорен к семи годам и одному месяцу заключения в колонии строгого режима по делу о взятке и злоупотреблении должностными полномочиями. Предыдущий приговор отменил Верховный суд в связи с многочисленными нарушениями со стороны прокуратуры, включая прямые антисемитские высказывания в зале суда. Самым активным членом семьи Фарбера оказался старший сын, девятнадцатилетний Петр. За два года, из талантливого домашнего подростка, воспитывавшегося своим отцом, он вырос в заметного активиста, который уже пытается помочь не только своей семье, но и людям, которые попали в аналогичные ситуации. 6 августа в Москве у памятника Высоцкому на Петровке прошел пикет в защиту тридцатидевятилетнего Ильи Фарбера. На нем Петр рассказал Slon о своей жизни до ареста отца, о четырехлетней учебе в школе Пекинской оперы в Харбине, где он жил со своей мамой, Татьяной Николаевной, и о том, как сейчас он пытается помочь своим младшим братьям.
– Как вы жили до того, как отца арестовали? Началось все с того, что изначально вы жили в Тверской области и переехали, когда папу арестовали, что дальше произошло?
– Мы в Тверской области не то чтобы жили. Жили как в Тверской области, так и здесь, в Москве, потому что основная работа была в Москве. Я сдавал экстерном экзамены, потому что я после четырех лет обучения в Китае приехал сюда. А после ареста все перевернулось просто с ног на голову. Ну, это, конечно, затронуло нас всех: маму, братьев моих, дедушку, бабушку, тетю, дядю – всех.
– А братьев как? Вас трое?
– Да. Нас трое и еще один приемный сын – у меня сводный брат, Рома Валеев. Ему семнадцать. Савва Фарбер – ему девять, и Арсений Фарбер – ему еще нет трех годиков.
– А как мама со всем этим справляется?
– Ну, мамы наши, они привыкли жить так, что папа их полностью содержит, естественно. Они, конечно, стараются изо всех сил обеспечить и себя, и нас. У нас поскольку две мамы в семье, одна у меня, другая – у моих братьев. Мамы стараются обеспечить себя, обеспечить детей, но им очень сложно. Мне кажется, им сложнее нас всех. И, в общем, без моей, без дедушкиной помощи они не справляются совсем.
– А как вы вообще живете? У многих жизнь исчезает, тебя начинают избегать. Вашей семье кто-то помогал с самого начала?
– С самого начала нашей семье помогали некоторые знакомые. Больше морально поддерживали. В основном…
– Ну, моральную поддержку на хлеб не намажешь…
– Мне было 17 лет, когда папу посадили. И, в общем, те, на кого я рассчитывал и на кого рассчитывал папа вместе со мной, эти люди говорили, что у них тоже сейчас очень много проблем. Тогда в нашей семье не знали, что делать. Никто не был готов к такому в семье, в которой только учителя, дизайнеры, архитекторы и строители. У нас никогда никто не сталкивался с тюрьмами, с вот этим всем беззаконием, с политикой. Единственное, как мы с этим сталкивались, – это слушали «Эхо Москвы».
Хотя у папы был опыт. Он помогал людям, помогал заложникам в Норд-Осте, организовывал некоторые митинги, был одним из организаторов митингов против войны в Чечне и так далее. Но это была часть его творчества. Просто считал своим долгом. Это, естественно, не было никакой вынужденной мерой.
Я, поскольку тоже первый раз столкнулся с таким, не знал куда обращаться, не знал, что делать. Искал в интернете, что в таких случаях делают, в «Яндексе», в «Гугле». Кто такие правозащитники? Чем они занимаются вообще? Кто? Что такое тюрьма? Какие там условия, в тюрьме? Я не знал, как там люди сидят. Что такое передачи в тюрьму, как они там питаются – все это было для меня потрясением. Первые три-четыре месяца я ходил и все равно не верил, что это произошло. То есть, я не мог вообще в это поверить. И принял это только где-то через полгода окончательно – все, от этого никуда не денешься, это факт.
Тогда уже старался попросить помощи у всех. Думал сначала, что вот, правозащитники, они же защищают права, сейчас к ним обращусь, они помогут, сейчас папу сразу выпустят, такое недоразумение и так далее. То есть через это через все я тоже, конечно, прошел. Потом думал, как это выглядит все на самом деле. Мне когда адвокат первый раз сказал, который по назначению, что статья папы от семи до двенадцати лет, я тогда ходил под впечатлением, наверное, целую неделю, не мог уснуть. Я был ошарашен, потому что представил, что через 12 лет самому младшему моему брату будет почти 13 лет. А мне уже будет 30.
И первый на самом деле человек, и вообще организация, которая так сразу откликнулась на это и стала активно помогать, – это «Русь сидящая» и Ольга Романова. Сразу опубликовали мое письмо, я даже не ожидал. Показали это в газете через два дня после того, как я просто отправил его на имэйл. После этого начались проверки прокуратуры, поскольку в статье было указано, что меня пытали сотрудники ФСБ, и «Новая газета» просила проверить факты, изложенные в письме. Это была первая важная медийная активность.
– А на что ты живешь? На что жили братья? На что жили мамы? На что вы все жили?
– Сначала мы жили на все то, что было у дедушки и бабушки, это все их какие-то сбережения, которые всегда есть у дедушек и бабушек. Потом они закончились, закончились и все остальные деньги, и закончилось вообще все. Это произошло к моменту знакомства с Романовой, и я был поражен совершенно тем, что существуют такие люди. Они просто встречались со мной, читали мою историю и помогали деньгами, просто так, совершенно безвозмездно. Какое-то время я жил на эти деньги.
Потом я доделывал сайт, который делал вместе с папой, и пытался как-то использовать его. Архитектура, дизайн – пытался найти какую-то работу в интернете, еще что-то. Но это все, как оказалось потом, малоэффективно. Я, честно говоря, сам не могу вспомнить, откуда у меня брались деньги и откуда вообще у Саввы и у дедушки они брались. Потому что 90% пенсии у дедушки хватает чисто на услуги ЖКХ. Я помню, когда у меня в кошельке была где-то месяц или два такая золотая тысяча. Я ее тратил, а потом она каким-то образом ко мне возвращалась, – кто-то мне давал, или я даже находил где-то деньги, вот я с этой тысячей жил где-то месяц. Потом я познакомился через людей, которые присылали письма Ольге Евгеньевне [Романовой], с генеральным директором компании, в которой сейчас и работаю. Я поехал в Гусь Хрустальный Владимирской области и начал работать там переводчиком.
– С китайского?
– Да, с китайского на русский, с русского на китайский. Там я впервые занялся письменными переводами и вообще очень много нового для себя открыл, и в плане китайского, и в плане своих других способностей. До сих пор там работаю.
– Но теперь после второго приговора вам надо еще и 3 миллиона заплатить государству?
– 3 миллиона 200 тысяч было на первом приговоре. Прокурор запросил 4 с половиной миллиона, в суде дали 3 миллиона 200 тысяч. На втором приговоре дали скидку 200 тысяч рублей.
– Почему с именно папы требуют эти деньги?
– Там есть две суммы, на самом деле. Первая – это многократное сложение его взятки. То, что относится к его статьям по взятке. А вторая – это ущерб, который он якобы нанес клубу, – Дому культуры. Причем, его посадили, а через две недели вот эти деньги были переведены на счет Горохова [строительного подрядчика]. То есть в момент переведения этих денег на счет Горохова папа находился под стражей. И физически не мог довести до конца преступный умысел. Его обвиняют в том, что он нанес ущерб клубу, ну это точно так же один пример абсурда, на нем построено все это дело.
– А что вы теперь будете делать? Как людям объяснить, что происходит сейчас? Вот есть штраф – 3 миллиона, как его оплатить?
– Штраф 3 миллиона? Ни десять миллионов, ни пятнадцать, ни один, ни 10 рублей мы естественно никому не будем выплачивать. Потому что, во-первых, это незаконный приговор, мы так считаем, и он непонятно на чем основан. Во-вторых, этот штраф выплачивается постепенно именно папой.
Иногда я делаю что-то, связанное с дизайном или оформлением. Меня папа кое-чему научил. И у меня есть такая возможность обращаться к папе за помощью. То есть, я присылаю ему задачу, а он присылает мне ее решение по почте, и иногда деньги тоже таким способом получается добывать. Так что, когда есть какие-то вещи дизайнерские, которые нужно оформить, присылайте папе в тюрьму.
