Очень просто: сидят следаки в СК, просматривают видео, находят кадры эпизода, на которых можно хоть что-то разобрать и лица рассмотреть (неважно что там, лишь бы движуха), сверяют с базой задержанных тогда на площади (а это 600 с лишним человек, на каждого из которых есть все данные и фото с паспорта), и если вам не повезло, то вы уже в разработке у машины. Никто из нежити в СК не делает это специально (потому и нежить, а не подонки, что нет в них ничего уже от человеков, даже самых мерзких – просто шестеренки нечеловеческой машины) – им просто наплевать, но Бог не фраер, а потому и появляются в деле почти слепой Володя Акименков, «прицельно бросающий в полицейских древко флага», заикающийся Артём Савёлов, «скандирующий призывы» – в упор следаки не видят никого и ничего. Всё и все мы для них даже не грязь под ногами, а просто материал для дела.
Именно так и попал очередной «болотный» Максим Панфилов. А дальше – а дальше машина набирает обороты: 29 административок – это же просто подарок! И наплевать, что практически у всех вышел срок давности – было же! Да еще и по появлению в нетрезвом виде – красота! Russo oppozicija – oblico morale! И уже неинтересно, как оно было. А было-то просто (к бабке не ходи!): синдром Туретта. При нем человек вдруг начинает дергаться, делать непроизвольные движения, руки начинают дрожать, слова начинает выкрикивать – чаще всего брань, – это симптом болезни! Увидел такого участковый: «А ну, дыхни!» И было-то там грамм несколько – всё равно почует – вот вам административка (надо же так напиться!), распишитесь! И после нескольких раз человек становится любимым клиентом участкового, да и всякого мимоидущего мента: вот они «палки» за борьбу с административными правонарушениями. Диагноз – он сам по себе, а «палки» и премии – своим чередом.
И уж были ли там эти пресловутые граммы, никого не интересует, благо человек себя сам защитить не может. И появляется у нежити – у шестеренок машины, – казалось бы давно в бозе почившие формулировки: «ведет аморальный образ жизни: нигде не работает» (а то, что не работает из-за болезни – так это ж не ихнее полицейское дело, это к медикам!), неоднократно задерживался по «пьянке» (уже разобрались как), ну а дальше стандартный набор, что может «продолжить преступную деятельность и скрыться от следствия». Ничего Максим Панфилов не может! Он и не скрывался никуда все эти четыре года.
Ему не повезло, потому что после того, как жертва намечена, ищется «терпила»-полицейский. У одного совсем свежего «болотного» не сыскался – ему прямо так в СК и сказали: «Повезло тебе: терпилу не нашли. Только 212-я статья – пиши на амнистию!» А у Максима нашелся. Заслуженный, проверенный «терпила» омоновец Филиппов. Тот самый, который врал, будто Ярослав Белоусов бросил в него бильярдный шар и попал в грудь, чем причинил такую боль, что Филиппов еще месяц потом ушиб смазывал мазью! Только вот это был не «приисканный Я. Белоусовым в неустановленном месте в неустановленное время» бильярдный шар, а подобранный Белоусовым с земли оброненный кем-то лимон, только вот герой Филиппов покинул «поле боя» минуты за две до того, как Белоусов куда-то кинул лимон, а потому цитрусовый фрукт если и мог ударить Филиппову в грудь, то разве что изнутри, пробив навылет: омоновец уходил с Болотной площади в сторону Дома на набережной. Повернувшись к месту событий спиной. И вот этот «терпила» Филиппов теперь «вспомнил», как Максим сдирал с него шлем, причиняя немыслимую боль. Ту самую боль, по которой Максиму светит 318 статья УК (применение в отношении представителя власти насилия, не опасного для жизни или здоровья).
На фото: полицейские задерживают Максима Панфилова на Болотной площади. Москва, 6 мая 2012 года
В деле видео есть. Филиппов на нем есть, Максим есть. Но на суде Максим, сбиваясь и запинаясь, но совершенно внятно проговорил: «Ну, то есть я признаю, что был на площади… Но никого не бил, и ни с кого шлем не сдирал – снял просто». Максим не врет. И потому что сложносочиненная, с дальним прицелом ложь ему вряд ли по зубам, и потому – и это куда важнее! – что он просто не врет: на видео из дела (а мы, защитники, их нагляделись вдосталь) прекрасно видно, что шлем он, действительно, с Филиппова снимает – и тот соскальзывает как по маслу, потому что столь же прекрасно видно, что ремешок у шлема бойца Филиппова, вопреки всем инструкциям, не застегнут. И никакой боли ему причинено быть не может. И Филиппов снова просто лжет, оговаривая человека, твердо зная (это по первому разу можно было еще отговариваться, что не знал, что воспоследует), что сажает оговоренного им Максима надолго.
«…во время допроса в присутствии адвоката», – жестяным голосом бубнит следователь Уранов. Нет, не в присутствии адвокатов Сергея Панченко и Марии Куракиной – Мария в четверг весь день пыталась пробиться к своему подзащитному с ордером в руках, а ее футболили из судов в СК и обратно. В присутствии «адвоката» по назначению, который то ли был, то ли вообще явился к концу допроса. Максим утверждает, что только к концу – и, похоже, снова говорит чистую правду.
И этот адвокат по назначению не мог он не понимать, что происходит. «…частично признал свою вину». Не признавал, это так следователь Уранов представляет дело: частичное признание вины – это признание части выдвинутых обвинений, а Максим не признает ни обвинения в участии в массовых беспорядках, ни в применении насилия к представителям власти. И он пытается это донести до суда, как умеет. Слава Богу, защитники – на этот раз настоящие, – ему стараются помочь, выступая своего рода толмачами.
Защита дважды настаивает на закрытом заседании по этическим соображениям – речь все же идет о психиатрическом диагнозе. Я всегда стоял и стою на том, что любые заказные дела – а политические дела у нас в стране всегда заказные, – так вот, что любые заказные дела требуют максимальной гласности: это единственный шанс у человека, которого катком давит наше государство, но не в таком случае. Все же понятно: унижение личности невозможно ни в каком случае! И все в забитом маленьком зале это понимают. И тут даже обвинение особо не противостоит – какая, в конце концов, ему разница. Но судья Валентина Левашова – еще один все понимающий соучастник, – дважды отказывает. Нет для нее этических запретов. Ни для чего-то там особо злокозненного или сложного она нарушает моральные запреты – у нее их просто нет. Потому что перед ней не человек, а обвиняемый.
И публично выяснять на допросе матери Максима о его болезни – суду Божья слеза.
Защита протестует против унижающего человеческое достоинство и нарушающего право на защиту нахождения обвиняемого в клетке во время судебного заседания, ссылаясь на уже неоднократные решения ЕСПЧ – отказ, пусть сидит в клетке. Защита ходатайствует о продлении ареста до 72 часов, с тем, чтобы представить медицинские документы (Максима обманом вывезли из Астрахани, не дав даже взять не то что документы – необходимых ежедневно при его болезни лекарств при нем нет: его же приглашали всего-то для беседы в отделение полиции!), с тем, чтобы представить справки о наличии жилья в Москве или Подмосковье, чтобы избрать в качестве меры пресечения домашний арест или подписку о невыезде, чтобы собрать поручительства за подзащитного – судья Левашова не раздумывая отказывает и в этом.
Адвокат Сергей Панченко указывает суду на преюдициальное значение решения ЕСПЧ по делу Фрумкина против России, признавшего всю полноту вины властей за события 6 мая 2012 года: после него выдвижение обвинений по 212 статье «массовые беспорядки» в отношении участников событий на Болотной площади вообще невозможно, поскольку противоречит международным обязательствам Российской Федерации – наплевать суду на закон и международные обязательства.
«Ведет аморальный образ жизни: нигде не работает, имеет административные взыскания, может повлиять на следствие, не все участники выявлены и он может вступить с ними в сговор…». Господи! Сидя в Москве под домашним арестом с неизвестно кем в Астрахани? В Москве-то у него и знакомых нет! «…заболевание не входит в список заболеваний, препятствующих содержанию под стражей». А что у нас вообще, при наших изуверских законах препятствует? «…невозможно избрать иную меру пресечения, кроме содержания под стражей» – это обвинение.
Все доводы защиты – просто звук, шум, не более того.
Арест. На два ближайших месяца.
Всё «Болотное дело» позорно. Как были позорны «Дело Дрейфуса» или «Дело Бейлиса». Всё это дела бесстыдного государства против своих беззащитных перед ним граждан. «Болотное дело» – это дело фашистского государства против граждан, захотевших жить без фашизма. Разных граждан: белых и пушистых, и не очень, идейных и стойких, и оказавшихся на площади скорее случайно, умеющих стоять за себя и тех, кого растереть в лагерную пыль проще паренной репы… Но даже на фоне позорности всего «Болотного дела» дело Максима Панфилова особенно омерзительно.
Синдром Туретта – тяжкий крест для человека. Тяжкий, горький, мучительный, но совместимый с жизнью. Но когда синдром Туретта у государства, когда оно начинает механически хватать своих граждан, выкрикивая в их адрес оскорбления и обвинения – для государства это несовместимо с жизнью.
И единственный вопрос, который остается открытым: совместима ли с жизнью самой страны готовность 86% ее жителей отказаться от личной ответственности за свою судьбу ровно так же, как они отказываются от ответственности за судьбу Максима Панфилова, глядя на его дело широко закрытыми глазами.
Текст: Сергей Шаров-Делоне
