Как меняется российская зона и почему заключенных становится все меньше
Обсуждаем с криминологами, правозащитниками и сотрудниками ФСИН
За последние десять лет заключенных в российских колониях стало меньше как минимум в два раза. В ИК сейчас содержится, по разным оценкам, около 300–400 тысяч человек, хотя десять лет назад их было почти 700 тысяч. Вместе с этим закрываются и колонии: в Свердловской области, например, остановили работу уже шести исправительных учреждений и планируют закрыть еще одно, объясняя это тем, что они слишком изношенные.
Значит ли это, что россияне совершают меньше преступлений? Куда деваются работники и заключенные, когда исправительное учреждение закрывается? Что происходит с поселениями, которые почти полностью существовали за счет местных колоний? Об этом MSK1.RU поговорил с криминологами, правозащитниками и сотрудниками ФСИН.
Колония = тюрьма?
Юридически, колония и тюрьма — разные вещи. Их главное отличие в том, что в первой люди живут коллективно, а во второй — по камерам.
Есть четыре вида колоний в России: колонии-поселения и колонии общего, строгого и особого режима. Тюрьма — одно из условий отбывания наказания, там люди живут в общих камерах, свободно выходить из которых нельзя. Попасть туда могут только мужчины и только со сроком от пяти лет, либо за многократные нарушения режима в колонии.
Ранее мы уже рассказывали об отличиях режимов и условиях содержания заключенных, здесь можно прочитать об этом подробнее.
Как дела на зонах
При мысли о средней российской колонии у большинства людей всплывает в памяти картинка в стиле блатных фильмов и сериалов из девяностых и нулевых годов. Но, как рассказал криминолог Данил Сергеев, посетивший около 200 колоний, сейчас дела там обстоят получше. Эксперт сразу сказал: «Задачи рекламировать ФСИН у меня нет», но объяснил, что, если раньше большинство зэков сидели в бараках и огромных казармах, то сейчас почти все заключенные живут в местах, похожих скорее на общежитие или пионерлагерь — небольших помещениях на несколько человек.
— Это все-таки приближает их немножко к «цивилизованному» жилью. Понятно, что в камерном режиме тоже что-то меняется. Например, новый корпус Владимирского централа. Я там буквально на прошлой неделе был. Там есть, например, кнопки регулирования притока воздуха, есть коммутаторы для связи осужденных с дежурным на пульте. Там есть очень много чего современного, — сказал Сергеев в разговоре с MSK1.RU.
Вместе с тем, что условия жизни постепенно улучшаются, самих заключенных становится все меньше. И тенденция это не новая: так дела обстоят уже лет десять минимум. Но почему?
Становится ли меньше заключенных?
По словам правозащитницы и журналистки Евы Меркачевой, число заключенных действительно уменьшается, хотя много людей сидят в СИЗО (следственный изолятор. — Прим. ред.), пока их окончательно не признали виновными.
«Есть две причины. Первая — стали чаще выбирать альтернативные виды наказания. Вторая причина — это СВО»
Ева Меркачева, правозащитница и журналистка
— Цифрами по добровольцам из колоний мы не обладаем, их не раскрывают, поэтому мы не можем понять примерно, какое количество туда отправилось. Но они отправились, и это немало, — предположила Меркачева.
В октябре 2023 года замминистра юстиции Всеволод Вуколов, по сообщениям многих СМИ, сказал, что количество заключенных в России составляет порядка 266 тысяч человек, хотя еще десять лет назад их было 700 тысяч. Впрочем, Ева Меркачева в своем телеграм-канале тогда написала, что журналисты ослышались, и настоящее количество — 466 тысяч человек, на 200 тысяч больше. На уточнение правозащитницы сослался и Данил Сергеев.
— Первым шагом к снижению числа заключенных стала реформа уголовного законодательства, которая привела к его существенной гуманизации. Что означает гуманизация? Применение лишения свободы впервые теперь возможно только в случае серьезного преступления.
«Грубо говоря, если 15 лет назад за хищение ведра картошки могли наказать лишением свободы, то сейчас это нонсенс»
Данил Сергеев, криминолог
Поэтому, по словам Сергеева, сейчас в местах лишения свободы оказываются в основном те, кто судим как минимум несколько раз. Однако осужденные впервые все еще составляют около трети всех зэков, хотя раньше их было больше. Именно за счет тех, кого судили впервые, и снизилось общее число заключенных.
— Если на рубеже 90-х у нас было примерно 1 миллион 200 тысяч человек в местах лишения свободы, то сейчас фактически в четыре раза меньше. Пятнадцать лет назад Россия была третьей-четвертой страной по количеству отбывающих лишение свободы на душу населения, а сегодня мы уже в третьем десятке.
«На сегодняшний день мы находимся на историческом минимуме по людям, отбывающим наказание в местах лишения свободы»
Данил Сергеев, криминолог
Но есть нюанс — вместе с уменьшением количества заключенных должно сокращаться и количество рецидивов. А такого пока не происходит: случаев как было много, так и остается, объяснил криминолог. Сергеев также отметил, что возможность для зэков отправиться на СВО должна была существенно повлиять на число заключенных за решеткой.
Вместе с уменьшением количества заключенных отпадает необходимость в некоторых колониях, и их просто закрывают. По данным ФСИН, за последние 10 лет было закрыто минимум 100 ИК. В первую очередь, объясняет Сергеев, закрывают те колонии, которые не соответствуют даже минимальным условиям отбывания наказания — к примеру, жуткие деревянные бараки, построенные где-то в глуши.
Куда деваются заключенные и работники, когда закрывается колония?
Когда исправительное учреждение закрывается, проблему с заключенными решить просто: их отправляют в ближайшие ИК в соседних регионах. А что делают с сотрудниками? Увольняют? Как оказалось, нет.
— Нет никакого сокращения штата сотрудников. Потому что их был недобор, и до сих пор некомплект сотрудников практически в каждом учреждении составляет до 30%, — сказала Меркачева.
«В колониях не хватает многих. Не только сотрудников, которые выполняют функцию дежурных, руководящих, но и тюремных врачей»
Ева Меркачева, правозащитница и журналистка
Тем сотрудникам, чьи колонии закрываются, часто предлагают перевестись в другой регион. Недавно Владимир Путин принял закон о пробации заключенных, для этой программы понадобится очень много сотрудников. Но о ней — позже.
Моногорода-зоны
По словам Сергеева, на Урале колонии часто становятся градообразующими предприятиями. Основных таких регионов три: это Красноярск, Пермь и Свердловская область. В некоторых случаях колонии помогают функционировать самому поселению: во-первых, в них работает значительная часть местных жителей, а во-вторых, некоторые колонии могут за счет своих котельных обеспечивать теплом весь поселок. В таких случаях местная власть может выступать против закрытия колонии.
— Например, с поселком ЛозьВинским в Свердловской области была такая проблема, где был «Черный Беркут» (колония для пожизненно осужденных, закрыта в 2019 году. — Прим. ред.). Было непонимание между ФСИН и региональными властями. Последние настаивали на сохранении колонии. А для ФСИН это такой большой удар по бюджету системы исполнения наказаний. Во-первых, дороги туда нет. Надо было завозить сотрудников, осужденных мучить, привозя их за тридевять земель.
«Во ФСИН тоже люди работают. Они понимают, что удаленные колонии неизбежно приводят к нарушению прав тех, кто туда перевозится»
Данил Сергеев, криминолог
— Перевозка осужденных — это вообще в нашей стране отдельная история. Для понимания — в ЛозьВинском потребовалось, чтобы ФСИН пролоббировали отдельный федеральный закон, чтобы закрыть эту колонию, — рассказал криминолог.
Другой пример закрытой недавно колонии — в городе Гвардейске в Калининградской области. Там закрыли ИК-7, которая находилась в здании XIV века. По словам Сергеева, здание было аварийным, никакой инфраструктуры там не было.
Совсем недавно закрыли тюрьму № 1 для туберкулезных больных во Владимирской области. Она находилась в здании XIX века. Теперь в регионе осталась только одна тюрьма — воспетый Михаилом Кругом «Владимирский централ».
— Ну понятно, что в этой закрытой тюрьме всё просто сгнило. Поэтому идея правильная. Главное, чтобы здесь ФСИН действовали согласованно с региональными властями и это не приводило к социальной напряженности, — резюмировал Сергеев.
«После закрытия колонии нужно либо поддерживать жизнь в поселке, либо правильно ликвидировать с защитой прав местных граждан»
Данил Сергеев, криминолог
Свердловская область — одна из лидеров по количеству колоний в стране. Там регулярно сокращают ИК, и дело не только в «Черном Беркуте». Не так давно, в августе 2023 года, там закрыли сразу три колонии — в Ивделе, Тавде и Гарях. Документы о прекращении работы были поданы еще в 2020 году, но окончательное решение приняли несколько месяцев назад.
— Если, например, в крупных городах закрытие таких учреждений не приводит к каким-то социальным катастрофам, то, в частности, на севере Свердловской области закрытие учреждений приводит к тому, что поселки, которые созданы вокруг колоний были еще в сталинские времена, просто вымирают, — объяснил Сергеев.
MSK1.RU обсудил ситуацию в регионе с Александром Левченко, пресс-секретарем ГУФСИН по Свердловской области. Он поделился результатами работы и опроверг переживания о том, что без колоний сотрудники останутся без работы, а поселения опустеют.
Лидер по количеству колоний
Те три колонии, что закрылись, были построены больше 70 лет назад и давно подлежали капремонту — «это старье, где нет ни леса, ни производства, ни канализации», объяснил Левченко. За последние 10–12 лет таких колоний в области закрылось около 15 штук.
Пресс-секретарь местного ФСИН рассказал, что осужденных в регионе каждый год становится меньше на 7–10%, но подчеркнул, что с событиями прошлого года это никак не связано.
— Это тенденция последних 15 лет. Если нет осужденных, то нет колоний, поэтому их закрывают, — сказал Левченко в разговоре с MSK1.RU. — Это нормальная практика. Перед тем как закрыть ИК, мы предупреждаем местную администрацию.
Дело в том, что, по словам Левченко, последние 10–15 лет многих осуждают без лишения свободы. Теперь осужденного чаще отправляют на принудительные работы. Кроме того, много людей выходят по УДО (условно-досрочное освобождение). А другие осужденные часто отправляются на исправительные работы.
— Люди живут в общежитии, ездят на предприятия, — сказал пресс-секретарь. — В основном это три относительно крупных предприятия.
«У некоторых заключенных на предприятиях зарплата больше, чем у сотрудников, которые обеспечивали безопасность. Суммы доходят до 200 тысяч рублей»
Александр Левченко, пресс-секретарь ГУФСИН по Свердловской области
Чтобы перейти в исправительный центр, любой осужденный, который нормально себя зарекомендовал и не представляет угрозы, может написать в суд. Как объяснил Левченко, большинству удовлетворяют эти ходатайства. В исправцентрах жизнь больше похожа на нормальную — там разрешена гражданская одежда, наличные деньги или, например, сотовая связь.
— Люди сами готовят, государство не несет таких затрат. Не надо охранять, там на 100 человек несколько сотрудников — 7–9, — рассказал Левченко. — Ни автоматов, ни собак не надо, ни кормить не надо, ни поваров не надо. Люди работают, ходят на завод, сами себе тоже одежду покупают, и всё. У нас уже 4 года центру, и никто никого не убил. Все преступления происходят на свободе.
Пресс-секретарь подчеркнул: в регионе больше осужденных без лишения свободы, чем тех, кого отправляют в колонии. Однако в самих ИК людей хоть и меньше, но сам контингент становится все более жестоким, ведь там остаются те, кого осудили неоднократно и за серьезные преступления.
«Мы умудрились трудоустроить 86% заключенных — в полтора раза больше, чем пять лет назад. Таких показателей в регионе вообще никогда не было»
Александр Левченко, пресс-секретарь ГУФСИН по Свердловской области
Новые условия для заключенных
Активисты согласны, что принудительные работы лучше, чем просто сидеть за решеткой. Как минимум потому, что даже один заключенный обходится государству в серьезные деньги. По разным оценкам, это от 30 до 50 тысяч рублей. Такие цифры привел Данил Сергеев.
— Я думаю, что на самом деле эта сумма еще больше, — предположил криминолог. — Нам очень трудно посчитать экономику ФСИН, просто потому что она довольно закрытая. Поэтому принудительный труд — это вполне разумно. Почему бы преступникам не искупить свою вину?
Вместе с тем с 2024 года начнет действовать закон о пробациях — он направлен на то, чтобы люди могли нормально жить после того, как выйдут на свободу. Из-за этого закона сотрудников понадобится еще больше, хотя и сейчас их недостаточно.
«Да, это пробации — это то, о чем мы долго мечтали. Как дальше сложится, не знаю, но хотим, чтобы это заработало»
Ева Меркачева, правозащитница и журналистка
— На новую программу нужны люди, которых нет. Соответственно, от того, что колонии закрываются, количество сотрудников, которые бы оставались без работы, не растет, и их нет таких. В общем, они все при деле, — объяснила Меркачева.
Журналистка отметила, что закрытие колоний — безусловно, хорошая новость, но есть и другая. Те, кого все же приговаривают к лишению свободы, получают огромные сроки. Поэтому, как сказала Меркачева, «в перспективе закрытые колонии снова придется открыть».
Главная проблема заключенных сейчас
Ева Меркачева уточнила, что даже за ненасильственные преступления дают большие тюремные сроки. Примеров можно найти много, среди них в основном экономические и политические преступления. Так, братьев Магомедовых, которых признали виновными в создании организованного преступного сообщества, хищениях и мошенничестве, приговорили к 18 и 19 годам заключения.
Одно из громких политических дел за последнее время — приговор Александре Скочиленко, которой дали 7 лет заключения по статье о распространении фейков об армии. Ее обвинили в том, что она заменила ценники в продуктовом магазине на стикеры о событиях на Украине.
— Отдельная история связана с наркотическими преступлениями. У нас сейчас во многих местах заключения до 80% сидельцев — это те, которые получили срок по 228-й статье. Сроки у них колоссальные: это 10–16 лет за впервые совершенное преступление. У нас даже за попытку сбыта дают 12 лет, — сказала Меркачева.
Журналистка привела пример парня, который хотел подзаработать, став закладчиком наркотиков, но в последний момент передумал. За намерение совершить преступление ему дали 12 лет заключения. А в 2022 году к 9 годам колонии за контрабанду наркотиков приговорили американскую баскетболистку Бриттни Грайнер. У нее в аэропорту нашли картридж для вейпа, в котором обнаружили гашишное масло, разрешенное в США. Позднее Грайнер обменяли на осужденного в США россиянина Виктора Бута.
«В Америке в 80-е годы решили бороться с наркопреступностью тем, что давали огромные сроки. В итоге через несколько лет все тюрьмы были переполнены»
Ева Меркачева, правозащитница и журналистка
— Как ни странно, наша система идет по пути Америки, которую бесконечно критикуют. Именно там в 80-е годы решили бороться с наркопреступностью тем, что давали огромные сроки. В итоге через несколько лет все американские тюрьмы были переполнены. Почему это случилось? Потому что новые и новые заключенные поступали, а старые не освобождались, — объяснила Меркачева. — В итоге они стали открывать все тюрьмы, которые закрыли, строить новые. Все равно мест не хватало. Дошло до того, что они стали размещать заключенных на баржах. Такие тюремные лодки появились, и потом они отказались от этой истории с большими сроками. Только после этого тюрьмы стали освобождаться.
В Америке с 40–50-х годов уже пробовали строить более гуманные тюрьмы: с библиотеками или более комфортными камерами. Однако некорректно назвать закон о пробации шагом в эту сторону, считает Меркачева.
— У нас в каждой колонии есть библиотека, в каждой колонии есть клуб и прочее. Но это ведь не про это. От того, что есть книжки, немного для человека может измениться, — добавила она. — Как заставить человека читать? В дальнейшем не факт, что то, что он прочитает, он поймет. Ну и хорошо. Он начитался, он все понял. Он вышел. Работы нет, его никто не берет. Жилья у него нет. Чего ему делать? Надо возвращаться обратно. Вот и все. Тут все гораздо более серьезно.
