Руководил преступным сообществом, по версии следователей, начальник оперативного отдела СИЗО-1. У сотрудников изолятора этот способ вымогательства называется «подсадить предпринимателя». В случае отказа платить сотрудники УФСИН грозились заключенным физической расправой и «созданием невыносимых условий содержания». Действовали надзиратели, по данным следствия, совместно с криминальным авторитетом, который содержался в «Матросской Тишине» и который через организованную сотрудниками изолятора межкамерную связь угрожал заключенным и шантажировал их. Кстати, арестованные сотрудники «Матросской Тишины» сейчас содержатся в том же здании, где и работали, но двумя этажами выше — в СИЗО 99/1 ФСИН РФ.
Когда я спросила у некоторых бывших заключенных «Матросской Тишины», что они думают о конкретных арестованных надзирателях, они мне ответили: «Ничего особенного. Обычные коррумпированные сотрудники. Как и все. Не хуже и не лучше».
В продолжение темы, начатой в статье «На московском централе» (см. «Новую газету», № 1 от 11 января 2016 г.), где в том числе рассказывалось о вымогательстве денег у заключенных в СИЗО-4 «Медведь», публикуем интервью с двумя бывшими заключенными московских изоляторов, а также с матерью недавнего арестанта СИЗО-4 (в конце прошлого года отправлен на этап), которые рассказывают о механизме вымогательства в московских СИЗО. Все имена героев публикации изменены в целях их безопасности.
Глава 1. Степан, бывший заключенный
— Со мной в камере в Бутырке сидел человек, Матвей его звали, у отца которого сотрудники вымогали квартиру на Тверской. Рассказываю, как оно было с Матвеем непосредственно. Его завели ко мне в камеру. Он был в жестком состоянии депрессии, суицидальные мысли, он пытался вскрыться, то есть покончить жизнь самоубийством. Он до этого посидел в тюремной психушке и хотел туда вернуться. А там вообще не айс. Но вот он туда хотел попасть, потому что там был у него единомышленник, и он хотел его просто увидеть, ему было ужасно плохо. Ел очень мало, мы его заставляли, чтобы он съедал по тарелке в день. На воле он был большим сильным бойцом, ультраправый. А в тюрьме вот так сломался.
Его где-то в апреле-мае 2014 года отправили на этап, потом с этапа вернули, то есть не доехал он до лагеря. Его вернули назад, сказали, что «тебя отправили не в тот лагерь», и больше ему ничего не говорили. Нахождение на централе его убивало. Его специально не отправляли на этап, зная, что ему будет от этого плохо, чтобы из отца вымогать деньги. В Бутырке это происходит регулярно, на постоянной основе… И показания выбиваются, и деньги выбиваются, и все выбивается. И все это происходит вместе с теми мусорами, которые задержали человека, закрыли, и теми, которые его непосредственно охраняют в СИЗО. То есть это налаженная схема.
Если сотрудники изолятора принимают решение не отправлять человека на этап, то без ведома начальника такое не делается. Как человек может находиться в централе полгода, когда решение суда вступило в силу и он должен быть по всем законам давным-давно отправлен, а он до сих пор здесь находится?! (В течение 10 дней после вступления приговора в законную силу осужденный должен быть отправлен к месту отбытия наказания. — Е. М.) И отец приходил туда, жаловался. То есть начальник был в любом случае в курсе, все движения идут от него.
Я был в трех централах: в «Матросской Тишине», в Бутырке, на «Пятерке». Такой ситуации, как на Бутырке, я не встречал нигде. Ну, тут сошлось все вместе, потому что Бутырка является традиционно чеченским централом. То есть там всегда положенец — чеченец (положенец — уголовный авторитет, назначаемый «вором». Следит за соблюдением «воровских законов», ведет переговоры с администрацией и т.д. — Е. М.), соответственно, все ключевые посты там тоже за чеченами: смотрящий за общаком и т.д. Так, как вымогают деньги из зэков на Бутырке, — я не встречал нигде. Там самое беспардонное вымогательство. Там могут так поднадавить!
Вот пересекаюсь: мужичонка, 159-я статья у него (мошенничество. — Е. М.), русский, москвич, дети. Сидит он в хате, смотряга в камере у них на тот момент был русский парнишка. Все русские платили по пятерке (5 тысяч. — Е. М.) в месяц, именно русские, именно москвичи. А киргизы или узбеки не платили ничего.
— А как платили? Родственники должны были на какой-то счет переводить деньги?
— Да. Но ситуация не в этом. Это в принципе нормально, когда люди могут что-то сделать, платеж какой-то перевести, как-то обустроить свою жизнь, договориться с мусорами за деньги, это очень хорошо для тюрьмы, для зэка, это очень реально помогает сидеть. Но есть одно негласное воровское правило — платят по возможности, сколько считают нужным. А этому мужичонке по 159-й назначили 30 тысяч, и он был недоволен: «Почему я плачу? Почему киргизы и узбеки жрут больше меня, а мне не хватает, но я плачу?»
— Почему киргизы и узбеки не платили?
— А они бедные мигранты. Как они могут платить? Но именно в Бутырке я впервые услышал, что диктуют конкретные суммы. Смотрящий хаты просто говорит: надо платить столько-то. А это не есть хорошо.
Следующий случай вспоминаю. Меня повели в адвокатскую, сижу я на сборке. Заводят чечена. Я к тому времени полтора года сидел, уже научился на глаз определять, что за человек и как с ним лучше общаться. Я сразу понимаю, что за чувак. Сижу, молчу. Привет, привет. И все, дальше не лезу никуда. И заводят какого-то египтянина, который порезал свою русскую подружку, она ему неверна, он вспылил, ее пырнул. И этот чечен сидит так, слушает, потом начинает задавать вопросы, аккуратненько, не спеша: «А что у тебя с мусорами? Мусора предлагали деньги?» — «Да, предлагали откупиться, сумму назначили». — «Ну не нашли? А что так, почему?» — «Мы договорились с моим адвокатом, что, может быть, есть выходы, чтобы поменьше заплатить, другим людям»… Чечен задает эти вопросы, всю нужную информацию узнает о деньгах, родственниках, аккуратно так общается. А чечен тот наркоман, он пока сидел на сборке, ему принесли наркотики. То есть он еще успел принять их, пока это все это выяснял. Потом спрашивает: «Ты в какой хате сидишь? В хате чечены есть?» — «Да, есть». — «Как его зовут?» — «Магомед». — «Ну передай Магомеду привет от меня, от Вахи»…
Всё, для меня уже очевидно, что будет происходить. Этот Ваха позвонит этому Магомеду, объяснит ситуацию: так и так, есть «сладкий» клиент, с него можно подоить. И мало того, этот «сладкий» клиент, даже если и сможет дотянуться до смотряги, до положенца, но положенец-то — чеченец, и вымогают чеченцы. Так что ничего не сделаешь.
Были случаи, когда мусора это делали с зэками на «Пятом централе» (СИЗО-5 «Водник». — Е. М.). На «Пятом» есть общий корпус и есть спецкорпус. Во всех централах есть спецкорпус. Берут наркоторговцев, сажают в спецкорпус. Там есть определенная хата. Там сидят блатные, или заходят через некоторое время. Блатные туда просто так не могут зайти без ведома мусоров, тем более на закрытый спецкорпус никто не может зайти вообще. Зэки просто так по тюрьме не перемещаются. Их сопровождает конвой. То есть заходят блатные, посмотрели по хате, что за люди сидят, какой контингент, какие деньги. И все, потом начинаются вопросы к этим людям. Блатные объясняют, растолковывают, что нужно дать столько-то. А могут из хаты выдернуть человека, перевести на несколько дней в другую хату.
— Там, где блатные сидят?
— Да. Но на «Пятерке» была вообще отдельная хата, где были свои подставные люди. То есть это были зэки, они работают непосредственно с операми, которые за спецкорпус отвечают. Заводятся в камеру конкретные барыги, «сладкие» (барыги — обвиняемые по ст. 228 УК РФ за распространение крупных партий наркотиков. — Е. М.). Я сидел с немцем, ну он конкретный барыга, у него кокаин, всякие там клубные наркотики и куча всего, ну при деньгах. Его завели в эту хату. Я не интересовался, сколько он отдал, но знаю, что он много отдал. И таких людей не единицы были. Это не совсем пресс-хата, там жестко, может, и не бьют. Там человека морально заставляют отдать. Ему все объяснят, и он все отдаст.
— Каким образом могут принудить отдать?
— Ну вот человек попал в тюрьму, он наркоторговец, к примеру, либо какой-нибудь «сладкий» бизнесмен, то есть при деньгах. Формально заставить бизнесмена дать деньги нельзя, ну по понятиям, вообще любого, даже барыгу. Понятное дело, что, когда люди с мешками героина, это уже другое дело… А вот с обычных среднестатистических барыг берут по возможности. Могут — выделяют 10 тысяч, 30 тысяч, а не могут — не выделяют. В случае с немцем все делалось через мусоров, то есть мусора с блатными нашли связочку и вымогали большие деньги. Об этом и блатные молчат, что они работают с мусорами, потому что не по понятиям — работать с мусорами, и, естественно, менты тоже ничего не скажут.
— Так все-таки, какой механизм? Бизнесмен или наркоторговец из тюрьмы должен с кем-то связаться на воле и дать указание перечислить кому-то деньги?
— Для начала, чтобы он связался, нужно к нему определенным образом подойти. Если он жестко понимает что-то по этой жизни тюремной, с него просто так не снимешь. Ну хорошо. Он посидит в этой хате, за ним понаблюдают, как он себя ведет. Через некоторое время как-нибудь сделают так, чтобы он, мягко говоря, обделался, то есть попал в какую-нибудь нелегкую ситуацию. Ему скажут: «Все, ты попал, твой косяк, давай плати столько-то». Допустим, договорятся с мусором, чтобы он принес в хату трубу, ну связь. И сделают так, чтобы труба эта была засвечена, попала к другим ментам, не к тем, которые принесли. Либо договорятся с кем-нибудь из ментов, чтобы занесли ему в камеру кайф какой-нибудь, наркотики, допустим. То есть чтобы он что-нибудь такое сделал, что запрещено в тюрьме, и его за это можно было зацепиться…
Так в «Воднике» <СИЗО-5> делали. Но это не было так распространено, поскольку это было через мусоров, в спецкорпусе в определенных ситуациях. Я знаю, что на тот момент положенец, который был на «Пятерке», подтягивал к себе в хату банкиров, известных предпринимателей, чтобы они вместе с ним сидели, и он с ними дела делал.
— А он русский, положенец этот?
— Нет, в Москве русские только в «Матроске» остались. На «Воднике» — грузин. «Пятерка» — грузинский централ.
Вот когда я только заехал в 5-й изолятор, было два человека со мной в камере, два предпринимателя. Один человек при деньгах, по 159-й. Это был парень из Крыма, русский. И был предприниматель-китаец. Он занимался распространением каких-то пищевых китайских добавок. У него в этих добавках нашли запрещенное вещество. Его закрыли. И сам положенец изолятора, грузин, насылал на него другого зэка в нашу хату, и с него требовали 150 тысяч, что он должен платить, поскольку у него типа статья такая, как барыга считается. Хотя он не наркотиками торговал, а просто биодобавки какие-то с запрещенными веществами. И чем это в итоге закончилось? Я не думаю, что чем-то хорошим, потому что, когда меня переводили из этой камеры, он в достаточно плохом был положении.
А парень Коля, русский из Крыма, его закрыли по 159-й. Они с подельником здесь какие-то проворачивали операции с недвижимостью. Поскольку его подельник был ранее судим, а Коля первоход, закрывают подельника в хату к положенцу, к староходам, а Колю закрывают с нами. И происходит следующая ситуация: этот ранее судимый говорит положенцу, что Коля ему должен денег. Мы типа делюгу <дело с недвижимостью> должны были провернуть, и по-любому, мол, я должен был получить деньги. Но, поскольку их закрыли, ни делюги, ни денег он не отдал. Положенец начал разбираться… Ну они выясняли, выясняли, чья правда. И вроде бы вначале было все хорошо. Но потом люди положенца нашли какого-то свидетеля, очевидца, который должен был на стороне этого парня русского что-то в его пользу сказать. Устроили конференцию — несколько телефонов на связи: положенец, авторитеты всяческие, Коля, свидетель с его стороны и свидетель с другой стороны, очевидцы.
— Участники конференции находились в это время в одном изоляторе?
— Да, все на «Воднике». Это было с подачи положенца сделано. Схема была абсолютно придуманная. И в момент конференц-связи свидетель с Колиной стороны говорит: «Я действующий сотрудник полиции». То есть косяк конкретно, то есть ты привлек в наши блатные разговоры действующего мусора! Может быть, он и не был мусором. А может, это был и сотрудник, сознательно вовлеченный в эту схему. Коля-то его не знал раньше…
Потом я узнаю, что Коля продает недвижимость, имущество распродает, машину и все это отдает. Короче, у него ничего не осталось. А парень занимался недвижимостью, у него дом был в Крыму, то есть нормально себя чувствовал чувак.
А на Бутырке, там более жестко могли. Чечены там борзели, избивали, они кололись, и частые случаи жестокости беспредельной были. При мне был какой-то чувак, богатый человек, сидел на спецкорпусе со мной вместе. Из него вымогали деньги. Его переводили из Бутырки на «Матроску». Из хаты он вышел абсолютно нормальный, здоровый, попрощался, все хорошо. А до централа до следующего, куда его перевозили, не доехал, скончался. А почему умер, как умер, что с ним происходило до того момента, как он умер, об этом никто не знает. Я слышал неоднократно такие истории именно про Бутырку, что чечены договаривались с администрацией и выжимали деньги, могли даже выжимать и показания из зэков.
— А Матвея, с истории которого вы начали, не били, не пытали…
— А бить необязательно. Когда человек находится в плохом психофизиологическом и эмоциональном состоянии, сотрудники СИЗО это прекрасно понимают.
Со мной в камере сидел очень состоятельный мужик, Игорем его звали. Он один из совладельцев какого-то банка. То, что с ним производили мусора, — это было давление. Если ты находишься в централе и тебя каждые несколько дней толкают из одной камеры в другую — это уже серьезное давление, серьезный стресс для человека. Вот с ним делали именно так. (Хотя согласно ФЗ-103 «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», перевод в другую камеру осуществляется исключительно по письменному разрешению начальника СИЗО в случаях, касающихся безопасности и жизни заключенных. — Е. М.)
— И в итоге он что-нибудь отдал им?
— Отдал.
— А сотрудники всегда имеют какой-то навар или вымогательство может пройти и без них?
— Когда деньга громкая, как, например, с Игорем, то без сотрудников ничего не проходит. Ну как? Он неделю на централе не провел, а поменял уже четыре хаты. Это очень жестко, я вам скажу, очень жестко. Ты приезжаешь в хату, распаковываешь вещи, начинаешь с людьми знакомиться, притираться. Это очень тяжелый процесс в тюрьме, потому что люди все разные, все с характером. Только притерся, тут бац — в другую хату, бац — в следующую.
Или, например, человек сидит по 159-й, интеллигентный человек, всю жизнь головой зарабатывал, а тут его толкают в хату к уголовникам, которые всю жизнь мечтали такого на воле ограбить. Это обычная ситуация. Либо крайне правых толкают в хату к кавказцам. Это тоже вполне обычная ситуация. Но это по указивке следствия. Вот Матвей был тяжелоатлет, его затолкали в камеру к чеченам, объявили, что он русский националист… В итоге он там дрался с ними, со всей хатой. Его забили. На следующий день с утра обход и осмотр врача. Его по состоянию здоровья вывели из этой хаты и утащили на больничку, а потом на спецкорпус перевели. Ему очень повезло, что это закончилось все именно таким образом.
Меня тоже в камеру с кавказцами толкали на спецкорпусе, но это не так ужасно, как на общей хате. Потому что на общей хате — там аул, а спецкорпус это все-таки два-три человека в хате.
Чтобы в Бутырке перейти на спецкорпус, для разных категорий людей разные цены. Это именно в Бутырке так. В «Матроске» определенная такса есть, тысяч 50, чтобы перейти в спецблок закрытый. Там сидят люди, которые чуть-чуть отличаются от общей массы. Либо по статьям, либо в связи с какими-то дисциплинарными моментами, либо за деньги. Там просто потише, посытнее, наверное, поспокойнее.
В некоторых случаях зэки сами с администрацией договариваются: хочешь сидеть в нормальных условиях — плати. Мы платили по пятерке в месяц. Да, именно сотрудникам администрации СИЗО платили. Чтобы просто у нас был нормальный контингент в хате.
— Какие должности занимали эти сотрудники?
— Нам сказал смотрящий хаты, что платим по пятерке за то, чтобы у нас было все нормально, и нам за это ничего не было. Когда этот смотрящий ушел, остался я. Это был опер, я уже с ним договаривался, родственники просто переводили ему денежку, и всё. Мы платили, чтобы у нас были люди более или менее москвичи, платежеспособные, это было и в его интересах. Нормальные люди, с образованием, общаемся нормально, все хорошо.
— А сколько вас было в камере?
— В спецкорпусе «Матросской Тишины» пять человек было на хате. Причем мы как платили: по пятерке — те, кто мог, а один человек не мог платить по пять, он платил по три. То есть мы как-то договорились. Не было жесткого вымогательства, это было, по сути, нашей инициативой.
Вот сидел в Бутырке один банкир при мне. Сидел не один год, и платил просто по 100 тысяч рублей в месяц, чтобы у него было в хате все ништяк, нормальные люди сидели. Грели корпус, на котором они сидели, периодически телефон кому-то отправляли. То есть все более или менее хорошо у них было.
Бутырка считается дорогим централом. Гораздо дороже, чем на «Матроске».
Зэки, конечно, не скажут, что «я плачу», но про каких-то оперов они говорят так: «Вот с ним можно договариваться». Допустим, сделать телевизор, телефон передать.
— А сколько стоит телефон передать?
— «Медведь» раньше считался недорогим изолятором — где-то пятерка за трубу. А «Пятерка» — самая дорогая. Чтобы трубу затянуть, тысяч 25 надо отдать. Ну а на Бутырке — пятнашка. Там это все поставлено на поток.
Когда я только заехал в Бутырку, у меня в соседней хате сидел за стенкой смотрящий за корпусом. И я слышал из-за стены и знаю через малявы, которые шли через нашу хату, что смотрящий за корпусом азербайджанец конкретно занимался жестким нагружаловом барыг. Такого жесткого нагружалова я не встречал нигде. Я слышал, как этот Надир конкретно называл суммы, угрожал. Если это делается так открыто, значит, положенец централа был в курсе, значит, положенец позволял это делать.
Деньги, что платят зэки, идут на общак, а уже с общака выделяются мусорам. Платят в любом случае, чтобы централ был «черный» («черный» — под контролем криминалитета. — Е. М.), чтобы было все ништяк, чтобы всем хорошо сиделось, чтобы мусора не прикрыли лавочку.
С мусорами можно договориться и по поводу этапа. Я так понимаю, что определенных зэков можно отправить только в жестко определенные им тюрьмы. Но для большинства эта тема есть. То есть хочешь уехать на этап — плати. «Матроска» — самый дешевый централ. От 150 тысяч за этап, ну чтобы поехать в тот или иной лагерь. На Бутырке цены уже повыше. «Пятый централ» — самый дорогой.
— А кому надо платить? Оперативнику?
— Оперативнику либо режимнику. Он договаривается с комиссией, которая отправляет на этап. В нее входят оперативник, режимник, еще несколько человек, ну и начальник… Сколько людей каждый день уезжает на этап и сколько из них согласны платить? Много.
— Но в изоляторах говорят, что все решает ФСИН…
— Они-то, конечно, говорят. Тем не менее этапы продаются. А ФСИН зачем на каждого человека заморачиваться, куда его отправить? Они только определенных людей направляют в определенные лагеря. То есть террористов сюда, каких-то особо опасных, рецидивистов и беспредельщиков — туда, а все остальное — как придется. Тот факт, что деньги они берут, — это на всех московских централах известная фишка. На пяти централах в Москве точно берутся бабки за направление на этап. Иногда бывает кидалово, то есть деньги платили, а приезжали не туда, куда нужно.
— А в итоге отец вашего Матвея отдал вымогателям квартиру?
— Папа квартиру не продал. Просто вмешалась ОНК, и Матвея отправили на этап.
Глава 2. Тимофей, бывший заключенный
— Есть такое понятие — «общее», то есть некий бюджет на общие нужды контингента, сформированный из «взносов» арестантов. Обычно он тратится на «грев» малоимущих арестантов, обеспечение «больнички», карцера, закупку чая, сигарет и сахара на всех. В общем-то полезная вещь. К сожалению, в последние годы «общее» используется часто как предлог для вымогания все больших сумм денег. Часто называются совершенно дикие суммы: 50 тысяч с камеры. Особенно это касается «коммерсов», то есть людей, которые сидят по предпринимательским статьям. С них спрос гораздо жестче, поскольку они «по жизни должны» профессиональным преступникам, — такова идеология преступного мира. «Коммерсам» просто ставят условие, что они должны какую-то сумму денег, и выбивают эту сумму. Часто проплачивают операм, чтобы «коммерсов» переводили в общие камеры, где с ними можно «поработать».
Помимо «коммерсов» деньги выбивают и из наркобарыг. Большинство предпочитало платить, чтобы не было проблем. Знаю случай, когда человек отписал машину, чтобы от него отстали. Использовались разные методы, от угроз по телефону до отлавливания человека на сборке. Бывало и так, что коммерсантов из маломестных камер специально переводили в общие камеры. Недельку в общей камере — и человек предпочитал откупиться. В этом участвовали и арестанты, и оперативники. Думаю, что интерес был взаимным. Часть денег шла авторитетам, часть — оперативникам. Я убежден, что с крупных дел начальник и его замы всегда имеет долю. А по мелочи опера работают сами и оставляют деньги себе.
— Были ли угрозы в ваш адрес, если не заплатите?
— Угрозы звучали, но я быстро их пресекал. Требовали сами заключенные, прикрываясь благими пожеланиями «нужд централа».
— Вас сажали в пресс-хату?
— Меня одного кинули в камеру к восьмерым кавказцам с тяжелыми статьями и стали пускать интрижки, что я скинхед. Я спал с заточкой под подушкой много месяцев, потому что каждую ночь ожидал, что нападут.
У оперов примитивное, шаблонное мышление. Националист, значит, скинхед, значит, надо бросить к кавказцам, и его сломают. Опера начали активно интриговать против меня. Каждый день вызывали смотрящего и настраивали против меня. Но у них ничего не получилось. Мне удалось поставить себя, где-то силой, где-то характером, где-то хорошим отношением. Я помогал им писать жалобы, делился с ними передачками и постепенно они забили на оперов. Вот так вот мне удалось выжить. В этой камере я провел несколько месяцев.
Глава 3. Антонина Петровна, мать заключенного Филиппа
— Моего сына осенью перевели из Бутырки в СИЗО-4. Я пошла на свидание с сыном, и мне сын сказал, что его посадили в камеру, где одни чеченцы. Он был там один русский. Они его икону выбросили. Трое чеченцев из этой камеры моего сына «спускали вниз», то есть отводили в другую камеру, где избивали. Да, у них была возможность вытащить сына из камеры и избить. Мой сын сказал, что слышал разговор, что кого-то подселили в камеру, кто будет его убирать.
— Убирать — в смысле…
— Да, убрать — в смысле убить. И после этого свидания я тут же пошла к Хореву (начальник СИЗО-4. — Е. М.). Написала заявление, что моему сыну есть угроза жизни, прошу перевести. А до этого мне звонили каждую ночь, после двух часов, и говорили: «Ты хочешь, чтобы твой Филипп был жив, значит, ты должна прямо сейчас пойти и отправить деньги. Мы тебе даем карту». И они давали номер карты. Я шла ночью в банк, банкомат там же круглосуточно работает, и переводила на эту карту деньги. Я переводила деньги, чтобы мой сын был жив. Вот квитанции. А кому переводила деньги? Вот чек на 11 тысяч. Какой-то Юлии Захировне я переводила деньги… Вот Эльмира Халиловна какая-то… Я не знаю, кто это такая. (Для органов следствия и прокуратуры: номер карты Эльмиры Халиловны системы Maestro в Сбербанке есть в редакции. — Е. М.)
Чеки о переводах, сделанных мамой заключенного
— А кто вам звонил?
— Ну, там из камеры, просили товарищи неместные, говорили, что если я хочу, чтобы с сыном все было нормально, чтобы не сделали его «петухом», то нужно переводить деньги. И я это делала. Потом они позвонили, сказали, чтобы я купила айфон-6, чтобы он был новый, в коробочке. Мы пошли с дочкой покупать. Но он очень дорого стоил. Мы купили айфон-5. И рядом с домом я встретилась с каким-то нерусским парнем и отдала ему айфон. Какое-то время после этого они не звонили. А потом опять, где-то раз в неделю стали звонить и требовать деньги, иначе угрожали, что моему сыну будет плохо. Сказали, чтобы я в течение трех дней перевела через кошелек Qivi 100 тысяч рублей их смотрящему Рожку. Я несколькими платежами эти деньги перечислила.
Когда я пришла к начальнику <СИЗО-4>, чудеснейший человек, я сказала: «Слушайте, я ничего не имею против, но я не знаю, что я спонсирую, может, это какой террор я спонсирую. Я же не знаю, во что я деньги вкладываю. Кто знает, на что собираются деньги. Одно дело — им покушать…»
— Что ответил начальник?
— Он мне сказал: «Не волнуйтесь, мы все сделаем. Вы можете принести чек, что переводили деньги?» Я сказала: «Принесу». Я на следующий день принесла, отдала.
Да, сына перевели в тот же вечер в другую камеру, но ровно через час обратно вернули в камеру к чеченцам. Потом я еще писала начальнику. Потом они перевели сына в другую камеру, все слава богу. Я получила письмо начальника изолятора, что угрозы жизни нет. Но потом опять стали звонить и требовать уже большие суммы.
Там очень странные вещи в этом изоляторе. Когда я потом пошла на встречу с сыном, я не могла его узнать. Я говорю: «С тобой что-то делают?» Он говорит: «Меня несколько раз вниз вывозили». Я говорю: «Как они могут открыть камеру, эти заключенные?» Он же сидит в камере. Эта камера, как я понимаю, закрыта. И те, кто сидит, они не могут просто так выйти. Значит, кто-то открывает эту дверь, трое чеченцев моего сына выводят и что хотят с ним делают? Простите, разве это не есть угроза жизни?
P.S. Несмотря на публикации в СМИ и обращения членов ОНК Москвы к руководителям ФСИН РФ и УФСИН по Москве по фактам вымогательства денег у заключенных в СИЗО-4, смотрящий изолятора Женя Рожок (Евгений Леонидович Рожков, обвиняемый в бандитизме, разбойных нападениях, угонах, действиях, связанных с незаконным обращением огнестрельного оружия и боеприпасов, совершенных при отягчающих обстоятельствах, а также в убийстве при отягчающих обстоятельствах), по имеющейся у членов ОНК Москвы информации, продолжает вымогать крупные суммы денег у заключенных изолятора.
P.P.S. 12 января 2016 года редакция «Новой газеты» на основании Закона о СМИ направила начальнику УФСИН России по г. Москве генерал-майору внутренней службы Игорю Клименову следующие вопросы:
- Имеют ли место случаи вымогательства денег, а также движимого и недвижимого имущества у заключенных СИЗО Москвы со стороны сотрудников УФСИН России по Москве? Если такие случаи были, то когда и какое наказание понесли сотрудники УФСИН России по Москве?
- Имеются ли случаи вымогательства денег, а также движимого и недвижимого имущества у заключенных СИЗО Москвы со стороны других заключенных, находящихся в московских СИЗО? Если такие случаи имели место, то когда и какое наказание понесли вымогатели?
- Какие мероприятия проводит УФСИН России по Москве по предотвращению возможных действий сотрудников и заключенных по вымогательству денег, а также движимого и недвижимого имущества у заключенных, находящихся в СИЗО Москвы?
Ответов на поставленные вопросы перед начальником УФСИН России по Москве генерал-майором Клименовым в установленный законом срок редакция не получила.
Текст: Елена Масюк
Источник: Новая газета
