В России нормированы здравоохранение и образование, но отсутствует стандарт правосудия
Владимир Путин, общаясь с молодежью на Селигере, выразил удивление тем обстоятельством, что один из фигурантов «дела «Кировлеса», сотрудничавший со следствием (Вячеслав Опалев), получил 4,5 года условно, а другому фигуранту (Алексею Навальному) «вломили 5 лет реально». Можно лишь гадать о том, подает ли тем самым президент суду сигнал смягчить наказание для Навального или просто желает публично дистанцироваться от вызывающего сомнения приговора. Вместе с тем «дело «Кировлеса» – отнюдь не единственный случай в российской судебной практике за последнее время, когда назначенные наказания не вписываются в ясную и принимаемую обществом логику и кажутся совершенно произвольными.
С одной стороны, мы видим, как фигуранту дела о многомиллионном хищении в «Оборонсервисе» предоставляются не просто не ущемляющие человеческого достоинства, но довольно комфортные условия домашнего ареста. В Подмосковье прекращается процесс о фабрикации одним из УВД 400 (!) уголовных дел, поскольку возбужденные дела якобы не нанесли ущерба ни обвиняемым, ни государству. Экс-депутат Мособлдумы получает условный срок за хищение земельных участков на сумму в 15 млрд. руб. Аналогичных случаев множество.
Одновременно сельский учитель Илья Фарбер, обвиненный в получении взятки в размере 300 тыс. руб., приговаривается к 7 годам колонии строгого режима и штрафу свыше 3 млн. Постоянно продлевается арест фигурантам «болотного дела», многие из которых находятся в СИЗО. Отбывают свою «двушечку» и не получают УДО участницы группы Pussy Riot, чей поступок, по здравому рассуждению, можно было квалифицировать как хулиганство – и не более. «Дело «Кировлеса» – лишь цветок в этом букете абсурда.
В ситуации, когда речь идет об обвиненных в коррупции чиновниках, власть охотно прибегает к юридическим нюансам, указывая на разницу между хищением и нецелевым использованием, за которое строго судить нельзя. Журналистам, задающим вопросы о Сердюкове и Васильевой, указывают на то, что именно они, пишущие представители либеральной общественности, добивались гуманизации системы наказаний за экономические преступления. Юридические нюансы важны, гуманизация необходима, но проблема заключается в том, что в России эти принципы задействуются избирательно, непоследовательно, а общепринятая система, устанавливающая пропорции между нанесенным вредом и наказанием, либо разбалансирована, либо попросту отсутствует. Нет стандарта правосудия, который неукоснительно соблюдался бы судебной властью и за применением которого на практике бдительно следило бы общество.
Такие стандарты существуют в системе образования и здравоохранения. Граждане имеют право на бесплатное среднее и высшее образование, и любое отступление от этой нормы вызовет возмущение, равно как и попытка разделить школьные предметы на платные и бесплатные, продлить обучение в школе до 12 лет и т.д. Публичному остракизму будут подвергнуты врачи, не пожелавшие, например, принять роды или спасти умирающего человека, пусть даже при этом не соблюдены бюрократические процедуры или требуется дорогостоящая операция. Эти сферы – образования и здравоохранения – справедливо воспринимаются как ключевые, регулирующие жизнь индивида и социума, тогда как область «преступления и наказания» считается чем-то далеким от «простого человека». Имеешь дело с судом – значит, тебе не повезло.
Отсутствие общепринятой меры вины и наказания объясняется еще и тем, что суд в России воспринимается не как независимая авторитетная инстанция, а как инструмент воплощения справедливости. Между тем чувство справедливости всегда субъективно, и даже юридически безупречное решение суда может приниматься в штыки, если дело вписано в классовый, этнический, идейный или политический конфликт.
