Зону забывать нельзя, потому что как только ты ее забудешь, ты отправишь в группу риска своих не родившихся еще детей. И тюрьма приготовится встречать их.
«Как они достали со своей тюрьмой», — слышу я всё чаще в местах случайного смотрения ТВ — в столовой и в очереди к нотариусу, в приёмных и парикмахерских. Ну да, а еще достали с судами, с отделениями полиции, с бескрайним ужасом райбольниц и проблемой брошенных детей. И телевизор переключается на что-нибудь веселенькое — по-учить, как одеться так, чтобы сей же вечер переспать со случайным принцем, и как потом с горя заготовить пельменей с майонезом для улучшения настроения.
А вот к нам в «Русь Сидящую» обратилась девушка, которая тоже хочет в телевизор. Но с целью благой и великой: рассказать, что там, в тюрьме.
Она недавно вышла и устроилась на работу, там никто не знает подробностей ее биографии, ничего не знают и соседи в маленьком городке, но она готова всем рискнуть. При одном условии: что там, в телевизоре, покажут всё, как есть, и не будут устраивать ей монтаж и всякие подставы. Поэтому, пишет девушка, был бы желателен негосударственный телеканал.
Милая девушка (имени которой я не назову, как и слишком маленького городка), нет у нас такого телевизора. Который показал бы всё так, как есть, и как ты того справедливо хочешь. И даже не потому, что везде свирепствует кровавая цензура, вовсе нет. А потому, что мы широкой публике надоели. Вспомни, милая, — ты ведь тоже была такой. А когда тюрьму забудешь, снова такой и станешь. Именно поэтому ее нельзя забывать. Потому что как только ты ее забудешь, ты отправишь в группу риска своих не родившихся еще детей. И тюрьма приготовится встречать их. Мы слишком привыкли к этому, даже ты привыкла, потому что письмо твое заканчивается таким сверхъестественным ужасом, что уложить это в нормальную голову нельзя. Про «детские этапы» в мордовские лагеря, про зараженных туберкулезом младенцев ты пишешь так, будто это само собой разумеется. Публика не хочет знать, как работают и как рожают в зонах беременные, публика не хочет знать, как поживают родившиеся в тюрьме дети. Если им «повезет», они останутся с мамочкой там до 3 лет, а потом уедут в детский дом, так и не увидев зеленой травки, козы или коровы. А если не повезет, уедут сразу. Может, выживут. Таких деток тюрьма каждый год рожает от 800 до 900 душ.
Ну да к письму, вот оно.
«Здравствуйте. Долго говорить не буду, просто скажу, что недавно освободилась из мордовской колонии, провела там 4 года 11 месяцев. На свободе всего 3 месяца, а все равно каждый день просыпаюсь с мыслями: как там они, близкие мне люди? Душа болит за всех абсолютно. Все вокруг мусолят письмо Толоконниковой, читают, комментируют, но никогда не поймут, пока не коснутся этого сами. За время своего там нахождения я видела много комиссий и проверяющих, но результат всегда отрицательный, потому что, когда женщин о чем бы то ни было спрашивают, они молчат: очень устали. Проверяющие уедут, а они останутся. Пока туда не попадешь и не выйдешь оттуда своими ногами — не поверишь, что может быть такое, что это можно все пережить.
В моей зоне работает довольно много мужчин. Начальник — П. (говорят, уже бывший, ушедший на повышение), директор промзоны Р., и зам. по БОР К. Избивают не только они. Это делают абсолютно все: младший состав, начальник отдела безопасности Максимова Наталья, оперативные дежурные (женщины) — в общем, все кому не лень. Практически все время осужденные находятся на промзоне. Первая смена уходит в 7.00 на работу, в 16.00 у них должен быть съем, но его нет, так как есть допзаявка с 16.00 до 18.00, в 18.00 съема нет, так как есть еще одна заявка — с 18.00 до 20.00. В 20.00 производится съем только в том случае, если так решил бригадир, если есть норма, если нет нормы, то бригада остается до 24.00.Вторая смена должна выходить на работу к 16.00, но все выходят либо к 10.00, либо к 14.00. А в остальное время — хозработы. Они должны занимать два часа в неделю, а занимают все свободное время и забирают все здоровье. Снег круглосуточно носят с места на место, просыпаясь в 4 утра и в 7 уходя на работу. В дождь разметают лужи. А еще бывает так, что заместители начальника хотят в конце зимы увидеть весну, заставляют топить снег. Осужденные копают яму 2 на 2 метра, потом начальство бросает туда окурок и заставляет его «хоронить». Часто практикуется такой вид наказания, как «стояние на плацу с вытянутыми вперед руками» перед окнами дежурной смены. Они не смотрят на погоду, на то, как ты одет.
Есть у замначальника колонии по безопасности и оперативной работе такая игрушка в кабинете — «боксерские перчатки». Это его любимый способ объяснять осужденной, что она делает не так. После этого объяснения люди начинали ходить под себя.
На ИК-2 есть и беременные, и мамочки. В прошлом году к нам привезли очень большой этап из Петербурга, там были дети, и 8 детей по дороге заболели туберкулезом. Ну, естественно, болезнь просочилась, и ряд осужденных заболели. Были случаи халатного отношения к детям, за мои пять лет, проведенных там, один ребенок умер. А так громких ЧП не было».
