Много, конечно, есть нелепого в российских законах, и нет у парламента склонности с годами их улучшать, однако по-прежнему «открою Кодекс на любой странице – и не могу, читаю до конца». Много там хорошего и правильного.
Вот, например, Уголовно-процессуальный кодекс РФ, открываем и читаем про меры пресечения. Их там семь, включая домашний арест, залог и подписку о невыезде. Но следствие ходатайствует, прокуратура поддерживает, а суд решает отправить человека, чья вина еще не доказана, дело не рассмотрено, и вообще он только сегодня утром театром руководил, а днем уже под судом, – отправить в СИЗО. Ну и что, что пожилой, в очках, интеллигент и не убил никого. Ну и что, что болеет, а в тюрьме курят. Как на свободе, так все здоровые, а тюрьма не санаторий.
Но их все равно семь, выбирай любую. Не написано ни слова в УПК, что всех – в СИЗО.
А кто же может меру пресечения изменить? Обратимся к статье 97 УПК, там все поименованы: «Лица, уполномоченные на избрание, отмену или изменение меры пресечения: дознаватель (орган дознания); руководитель группы дознавателей; член группы дознавателей; начальник подразделения дознания; следователь; руководитель следственной группы; руководитель следственного органа; судья; суд».
Ну вот же! Ну написано же! Нет, вы до конца почитайте, что написано в кодексе: что меру пресечения вообще не обязательно избирать, что обвиняемый или подозреваемый вообще может гулять и «сохранять привычный уклад жизни», что он вправе менять место жительства, въезжать-выезжать, но ему «рекомендуется» сообщать об этом в орган предварительного расследования или суд. Все семь мер пресечения, в том числе и подписка о невыезде, призваны исключить возможность скрыться, продолжать заниматься противоправной деятельностью либо угрожать свидетелю или препятствовать следствию.
Конечно, это рассказ о деле Алексея Малобродского, которому Басманный суд не изменил меру пресечения, хотя об этом ходатайствовало следствие – перевести Малобродского из СИЗО под домашний арест.
Но это не только о нем. Каждый день – а иногда в выходные и праздники – суды выносят тысячи постановлений об аресте или продляют его. Да, но далеко не каждое дело – дело Малобродского. Резонансное. Очень, очень легкомысленно и жестоко думать, что такие вещи происходят только с ним. Нет, это не так.
Снова обратимся к кодексу. Меру пресечения легко мог бы изменить даже не важный следователь, а обычный член следственной группы. Почему нужно было обращаться в суд? Вынеси постановление и отпусти домой. Не на свободу, нет: домашний арест – это тоже арест, это не сахар. Это тоже изоляция от общества. Просто чуть-чуть полегче.
Следствие перекладывает с себя ответственность на суд? Это смешно. У нас суд никогда и ни за что ответственности не несет. Но что мы увидели в прошлую пятницу в Басманном суде? Это, конечно, был спектакль. Очень жесткий спектакль.
События могли развиваться по одному из двух сценариев. Сценарий первый (в который лично я мало верю, но эта версия популярна у квалифицированных наблюдателей за процессом Алексея Малобродского). Представим себе такой диалог в тюрьме, причем речь идет о некоем следователе и некоем арестанте, это не конкретный следователь и не конкретный Малобродский. Просто так часто бывает.
Следователь. Расскажи нам что-нибудь, а мы тебя выпустим.
Подозреваемый (обвиняемый) в СИЗО. Нет. Я вам не верю. Я давно уже здесь сижу и знаю, что вы всегда обманываете.
Следователь. А мы тебе сейчас свое постановление покажем. Видишь? Вот выходим в суд с ходатайством об изменении меры пресечения.
(Подозреваемый или обвиняемый что-нибудь рассказывает, ходатайство следствия уходит в суд, суд отказывает.)
Следователь. Мы сделали все, что могли. Видишь, а суд и прокуратура против.
Это – из практики сегодняшнего СК. Они – правоохранители и суд – давно между собой это проговорили: ну, прокурорские на суде будут против, и суд схавает. Будет сидеть. А мы получим лояльность. Может, этот дурачок и дальше будет нам что-то рассказывать, а мы новое дело откроем.
Не думаю, что следствие интересовало текущее дело Кирилла Серебренникова, по которому проходит Алексей Малобродский. За это дело следствие вообще не переживает – оно пройдет в суде, это уже очевидно. Похоже, они собирают еще одно дело, новое. По новым эпизодам. Я бы поставила на то, что они будут раскручивать историю с ремонтом «Гоголь-центра». Он идет очень давно, и начинался еще при Малобродском. Его пытались склонить к сотрудничеству по новому делу.
Правда, у этой версии есть существенный недостаток: она не объясняет, зачем вообще следствие выходило с ходатайством об изменении меры пресечения. Оно же могло этого не делать. Но спектакль есть спектакль, там свой режиссер, и его задумок и творческих решений мы можем не понимать. Хотя чего тут понимать-то, не премьера – миллион сто первый показ.
Сценарий второй кажется мне куда более реалистичным. Этот сценарий очень похож на то, что случилось ровно год назад с делом Леонида Меламеда («Роснано»). Речь идет о претензиях к «Роснано», которые появились у СКР еще в 2013 году, когда было возбуждено дело о «злоупотреблении должностными полномочиями» в отношении финансового директора корпорации Святослава Понурова.
В 2015 году по материалам Счетной палаты возбудили новое дело о растрате в особо крупном размере – был обвинен экс-директор (до 2008 года) «Роснано» Леонид Меламед. Свидетелем по делу проходил руководитель «Роснано» Анатолий Чубайс, который отстаивал невиновность подсудимых. Никто не сомневался, что именно он и явился конечной целью атаки на «Роснано».
Год назад влиятельнейший заместитель генпрокурора Виктор Гринь постановил отправить дело Меламеда на доследование «в связи с грубыми нарушениями», а генпрокурор Чайка на следующий же день отменил решение своего зама, нарушений не обнаружил и направил дело в суд. Но Гринь не мог вернуть такое громкое дело на доследование без согласования с Чайкой, а он наверняка поговорил с кем-то выше себя. Ну, например, уловил флюиды от президента. А на следующий день ситуация в корне поменялась. Почему?
Все понимают, что происходит это не оттого, что что-то поменялось в деле и обнаружились новые обстоятельства. Не оттого, что аргументы защиты произвели колоссальное впечатление на прокуратуру или на суд. Или наоборот. Понятно, что произошло столкновение групп интересов. Сначала победила одна группа, потом вторая ее переиграла.
В деле Малобродского группа, которая работает против Серебренникова, атаковала сразу после временной победы группы, которая надавила на следствие. Это самый реальный сценарий.
За удавшейся атакой на суд стоят силовики, за Серебренникова, что не секрет, – либералы и «Семья».
Можно сказать, что есть еще общество, которое стоит за Серебренникова. Но это не совсем так. Общество – это закон, общество по идее стоит за то, чтобы хорошие законы, принятые мудрым и выбранным обществом парламентом, правильно исполнялись, а когда они попираются, общество протестует.
Но здесь о законе вообще речи не идет. Весь ужас ситуации в том, что мы обсуждаем не аргументацию сторон, не пункты закона – это все не играет никакой роли. Все знают, что решение принимал не судья. Суд выступал проводником чьей-то воли. Прокуратура тоже. И следствие с другой стороны. Это все принимают априори.
На этом спектакле в программке написано: «В массовых сценах – суд, прокуратура, следствие, общество». А в главных ролях совсем другие люди.
Источник: Московский Центр Карнеги
