Одно из самых страшных дел — дело Оли. Не знаю, как его по-другому назвать, назову именем женщины, которая к нам в «Русь Сидящую» пришла несколько лет назад. Оля — очень верующая женщина (конфессию не называю), которая вместе со своим мужем и со своим же братом основала некий благотворительный фонд, который как бы оказывал помощь детям с особенностями ментального развития. Посадили в итоге мужа и брата, посадили надолго. И рыдающая Оля пришла к нам с одним: помогите, чтобы мужа и брата в зоне не убили. Попросили материалы дела, стали изучать. И вот что я вам скажу: ни до, ни после Оли я не видела такого идеального дела. Абсолютно точно, без малейших огрехов сработало и следствие, и прокуратура, и эксперты, и суд. Что называется — «с холодным носом», ни к одной запятой не придраться. Все происходило в Подмосковье, в одном из худших с точки зрения правоприменения районов, а вот поди ж ты, сделали все правильно. Муж и брат Оли приходили к детям с особенностями развития, закрывали дверь, надевали белые халаты и играли с ними «в доктора». То есть насиловали. Многократно, много лет, многих. Пока одна из девочек не забеременела. Дали им очень много лет. И сделали это абсолютно грамотно, дотошно и точно. Таким людям (простите, что назвала их людьми) в тюрьме приходится тяжко, но… но слава всем богам, если они есть, что «Русь Сидящая» никому ничего не должна и работает так, как считает нужным. И старается забыть просьбы некоторых страждущих. Мы даже не стали это дело оставлять у себя в архиве, а взяли Олю за руку и отвели к хорошему знакомому священнику. Кажется, это все, что мы могли бы для нее сделать. Хотя, конечно, у меня остались невысказанные вопросы и к Оле, и к родителям тех детей, которые пускали к себе в дом черт знает кого, оставляли их один на один с совершенно непонятной целью. И да — мне все равно, что сделали с мужем и братом Оли в зоне. Может быть, это нехорошо с моей стороны, но я не священник, не доктор и не хозяин.
Я уверена, что дело няни с Октябрьского поля будет расследовано очень хорошо. Что суд будет объективным, а обвинение подготовленным, а не как обычно. Мне заранее жаль адвоката обвиняемой, и я не сомневаюсь, что адвокат будет по назначению, а не по соглашению, поэтому не ругайте его, ему (ей) и так тяжело придется. Я хочу сейчас — хотя, может, и не вовремя — о другом сказать. О том, что наш суд, каким бы поганым он сейчас ни был, как раз в преступлениях против детей пытается разбираться так, как может. Часто не так, как хочет, но — как может.
Труднее всего писать о педофилии. Но я — только пишу, а суд должен принимать решения. А ведь в суде все видно. Суд по обвинению в педофилии обычно проходит в закрытом режиме, публике не видно, но судье-то все понятно и все видно. И вот что я заметила (а материалов за несколько лет скопилось много): если человек не виноват, ему по итогам апелляций и кассаций дают ниже низшего, и он выходит лет через пять — да, с пятном на всю жизнь, с огромными проблемами, но выходит и часто возвращается в свою же семью, и рожает еще детей, и нет к нему вопросов. А если виноват, то нет. Впрочем, тоже не всегда.
Не могу здесь называть имен, потому что люди, осужденные за надуманные преступления против детей, уже вышли или скоро выйдут, и их довольно много. Помните, быть может, громкое дело, когда мужчина был осужден за педофилию по отношению к собственной маленькой дочери, которая рисовала кота с поднятым хвостом, и экспертиза на основании этого сделала вывод, что было насилие над ребенком, потому что поднятый у рисованного кота хвост означает эрегированный фаллос? Он получил 13 лет, потом скостили до пяти, сидел он нормально, никто его не трогал, он давно дома, с семьей, и у них с женой родились еще дети, и отношения с дочкой прекрасные. Или вот дело Дениса из Екатеринбурга, о котором я здесь рассказывала с год назад, — вот оно в итоге превращается примерно в то же: из 16 лет срок превратился в шесть, и явно невиновный парень скоро вернется (правда, два раза он уже успел залезть в петлю, но откачали).
Через детей у нас сводят счеты. Бывшая жена, любовница, начальство. Даже для статистики дети годятся: есть у нас случай, когда в зоне для бывших сотрудников органов встретились осужденный по заявлению жены педофил (что-то там с женой не поделили) и полицейский, который ей такое заявление диктовал. Полицейский, осужденный за другое преступление, раскаялся и дал показания, что ему была нужна отчетность, вот он и подсказал жене парня, как его надежнее из ее жизни устранить. И что? Пока — ничего. Ну да поглядим.
Преступления против детей — это общемировая проблема. Это не только у нас. Дети привлекают преступников своей беззащитностью — это с одной стороны, и дети привлекают преступников, которые хотят просто посадить других людей, обвиняя их в преступлениях против детей, — с другой. Как защитить детей и как защитить невиновных взрослых? Это вопрос, над которым бьется все человечество. Как ни странно, этот вопрос хорошо решается в российской тюрьме: как ее ни ругай, но утаить там очевидное нельзя. Там устроят жесткий самосуд над реальным педофилом и не тронут педофила надуманного. И это тот самый редкий случай, когда сложно комментировать обычаи тюрьмы. А можно только посочувствовать тюремщикам, которые обязаны сохранить осужденному жизнь и здоровье. Но это практически невозможно.
Источник: Новая газета
