Елена Шмараева, Газета.ру
Когда кто-нибудь затевает разговор о роли и традициях суда присяжных в российской истории, едва ли не в первую очередь вспоминают дело Веры Засулич, дочери отставного капитана, которая стреляла в петербургского градоначальника Федора Трепова. Генерал-адъютант Трепов летом 1877-го приказал выпороть политзаключенного народника Алексея Боголюбова за то, что тот не снял перед градоначальником шапку. Через полгода, в январе 1878-го, на прием к Трепову пришла молодая женщина. Она достала пистолет и дважды выстрелила генералу в живот — покушение на убийство, до 20 лет тюрьмы. Известно, что Засулич оправдали, что заседателям хлопали стоя, не дав дочитать вердикт до конца, что процесс прославил адвоката Петра Александрова и сделал судью Анатолия Кони кумиром либеральной интеллигенции за непредвзятость и смелость не зависеть от государственной машины.
Мало кто любит вспоминать, что приговор Засулич, вынесенный судьей Кони на основании оправдательного вердикта присяжных, продержался всего несколько месяцев. Он так и не вступил в законную силу: товарищ прокурора Константин Кессель подал кассационный протест уже на следующий день, а правительствующий Сенат его удовлетворил.
В жалобе гособвинителя было семь кассационных поводов: в девятнадцатом веке приговоры, вынесенные на основе вердикта присяжных, как и сейчас, можно было обжаловать только по процессуальным основаниям. Шесть поводов Сенат отклонил, но один все же посчитал серьезным основанием для отмены приговора. Речь шла о вызове свидетелей со стороны защиты: по требованию адвоката Александрова судья Кони допросил арестантов, которых содержали в Петропавловской крепости одновременно с Боголюбовым. Эти люди не были свидетелями покушения на Трепова, протестовал прокурор, поэтому суду они ничего существенного сообщить не могут. Зато они были очевидцами наказания Боголюбова, парировал адвокат, и судья согласился вызвать этих свидетелей, чтобы полнее исследовать в суде мотив преступления, совершенного Верой Засулич.
За такую приверженность принципам состязательности судья Кони получил дисциплинарное взыскание — замечание от Сената, а приговор его был отменен, дело направили на новое рассмотрение. Интересно, что слушаться оно должно было уже не в окружном суде Санкт-Петербурга, а в Новгородском областном суде. Произошла такая передача потому, что, как писал в своем протесте товарищ прокурора Кессель, «имеются полные основания заключить, что общественное мнение Петербурга, не относящееся к обстоятельствам дела Засулич с должным спокойствием и бесстрастием, легко может при новом рассмотрении дела подавляющим образом повлиять на присяжных заседателей». А Устав уголовного судопроизводства — тогдашний УПК — позволял такой перенос процесса из одного региона в другой. Так что Засулич должна была предстать перед присяжными уже в провинциальном Новгороде, а не в столице, но она успела скрыться за границей, в Швейцарии. А дело, переданное в Новгородский окружной суд, так и осталось там в архиве навеки нерассмотренным.
Так что дело Веры Засулич — это, конечно, иллюстрация работы суда присяжных в дореволюционной России, пример эффектного и эффективного выступления адвоката (речь Александрова вошла в отечественные и зарубежные учебники по истории права), образец состязательного процесса, проведенного Кони. Но вся эта безоблачная картина торжества правосудия омрачается одним нюансом. Не сбеги Засулич вовремя за границу, этот процесс не значил бы буквально ничего: все, оправдание отменяется, новая коллегия — не из питерских чиновников, которые сами не в восторге от Трепова, а из новгородских купцов, возможно, менее либерально настроенных, и вердикт мог быть уже противоположным.
То есть главный процесс, на который принято ссылаться в дискуссиях о суде присяжных, демонстрирует, что заседатели что угодно могут решать, но в кассации приговор — особенно оправдательный — все равно не устоит.
Присяжные — это, конечно, хорошо, но в целом российской судебной системе они не указ.
Интересно, что историю про отмену приговора Засулич мне рассказал судья Верховного суда, с которым мы на прошлой неделе беседовали о суде присяжных. Не без удовольствия отметил, что докопался до оригинальных документов по делу — и так и есть, отменен оправдательный приговор. Этот рассказ он использовал в качестве аргумента, говоря о том, что сейчас в российских судах присяжным доверяют слишком много дел, а во многих они и разобраться толком не могут. Мол, не так уж нужны эти присяжные, все равно оказывается, что половину приговоров отменять надо. И отменяют, видимо, сравнивая себя с Сенатом в деле Вере Засулич: обвиняемому в покушении на Чубайса отставному полковнику Квачкову, военным Аракчееву и Худякову, обвинявшимся в убийстве трех чеченцев, матросу Гробову и капитану Лаврентьеву, которых судили за аварию на подлодке «Нерпа».
Всех этих людей, как ни относись к ним лично и к предъявленным им обвинениям, оправдали присяжные. Всем им — и еще десяткам, а то и сотням других — отменил приговоры Верховный суд.
А Засулич бы, кстати, в России будущего мог ждать еще один неприятный сюрприз. Пленум Верховного суда на прошлой неделе предложил вообще отменить суд присяжных для всех, кому не грозит пожизненное заключение. Если статья предусматривает до 20 лет лишения свободы — профессиональный суд и никаких заседателей из народа. Так что пришлось бы знаменитой террористке рассчитывать максимум на тройку судей в районном суде. И во главе ее точно был бы не Кони. Повезло ему, он не дожил.
