Михаил Косенко, один из «узников Болотной», признан виновным в нападении на полицейского, а также в участии в массовых беспорядках. Он направлен на принудительное лечение. Следствие утверждает, что Косенко страдает параноидной шизофренией, поэтому в начале сентября суд не пустил его на похороны матери. Российские психиатры, которые внимательно следили за ходом «Болотного дела», протестуют против приговора
Юрий Савенко, президент Независимой психиатрической ассоциации России:
Я выступал в суде по поводу заключения так называемых экспертов относительно состояния Косенко. Оно написано возмутительно небрежно, а диагноз притянут за уши.
Шизофрения делится на три совершенно разных заболевания: шизотипическое расстройство, хроническое бредовое расстройство и собственно шизофрению. В течение 12 лет Косенко наблюдался с диагнозом, который раньше у нас назывался вялотекущей шизофренией, а теперь, согласно Международной классификации болезней, называется шизотипическим расстройством. Это никакая не шизофрения. Эксперт Инна Ушакова из института имени Сербского возмутительно ввела суд в заблуждение, в духе советской практики использования психиатрии в политических целях. Из такого рода натяжек и обманов состояло все заключение.
В констатирующей части экспертного заключения написано, что состояние Косенко ухудшилось, перечислены некие примеры этого. А на вопрос суда, ухудшится ли состояние Косенко в условиях СИЗО, эксперты ответили «это не в нашей компетенции». Словно они не врачи. Теперь Михаил Косенко на полгода окажется в условиях закрытого психиатрического учреждения общего типа с принудительным лечением.
Алексей Магалиф, главный врач Клиники психологической адаптации:
Это не санаторий для психических больных, где люди в белых халатах вытирают носик, делают успокаивающие уколы и вызывают всех веселым голосом на обед. Это та же тюрьма с элементами психиатрического контроля.
Психиатрические больницы — довольно строгие учреждения. Там лежат люди, больные параноидной шизофренией, которые в состоянии приступа убивают других людей. Их сознание принципиально отличается от нормального. И вот в такое место попадает человек, что называется, сохранный, то есть социально адаптированный, он может работать, от него не ожидаешь явных психических отклонений. Этот человек, у которого в целом сознание не нарушено, но который отличается уязвимостью нервной системы после травмы. Михаил Косенко был на амбулаторной терапии, в состоянии хорошей ремиссии. Среди людей, у которых невозможно добиться эмоционального отклика, появляется человек, испытывающий критическое отношение к своим поступкам, готовый лечиться. Это куда более грубая мера пресечения, чем тюрьма.
Андрей Бильжо, врач-психиатр, художник:
Говорить о соблюдении законов в нашей стране давно уже не приходится, особенно со стороны судебных исполнителей, но это решение мне абсолютно не понятно. Пациент, который наблюдается десять лет амбулаторно, не подлежит вообще стационарному лечению, если нет показаний. Опасность для окружающих и опасность для собственной жизни — других показаний для насильственной и принудительной госпитализации в нашей стране не существует. Решать этот вопрос может только комиссия, состоящая из психиатров в количестве из трех человек и, возможно, человека с юридическим образованием. Три психиатра как минимум должны вынести решение о стационарном лечении и о принудительной госпитализации. Спустя какое-то время эта комиссия собирается снова и смотрит, нужно ли пациенту продолжать находиться на стационарном лечении или его можно отпустить домой.
То, что происходит сейчас с Косенко, — чистое, абсолютное нарушение закона, полный бред. Судя по тому, как он себя ведет и как разговаривает, вопрос о принудительном лечении вообще не может подниматься. Этот человек не совершил никаких действий по каким-то бредовым мотивам. Это глубочайшее нарушение, и я собираюсь обратиться к Независимой ассоциации психиатров, чтобы они по этому поводу выступили и высказались.
Я не знаю вообще, зачем Косенко нужно принудительное стационарное лечение: я следил за процессом, читал все его выступления, смотрел все, что было возможно. Я не понимаю, от чего его можно лечить. Будучи человеком с пятнадцатилетним стажем работы в психиатрии, в том числе и со стажем работы в советских психиатрических больницах, и кандидатом наук как раз по этой патологии, я не вижу в сегодняшнем психическом статусе пациента Косенко патологии, тем более требующей принудительного лечения. А то, что это «лечение» нанесет вред его психике, не вызывает у меня ровным счетом никакого сомнения.
