Секрет Фирмы: Архипелаг ФСИН

«Изменились лишь названия». Экономика ГУЛАГа и истоки нынешней системы

Идея использовать труд преступников появилась в России в XVII веке и до Октябрьской революции людей, получившие строгое наказание, участвовали в заселении и развитии Сибири и Дальнего Востока. Когда к власти пришли Ленин и компания, этот опыт решили распространить на всех осуждённых — кроме тех, кого наградили самыми лёгкими статьями. Главный мотив был экономическим: для быстрой индустриализации новой власти не хватало рабочих рук. Ещё одной задачей было спрятать политических врагов подальше от народа и международных наблюдателей. Объединив эти два желания, СССР создал в 1923 году первый лагерь особого назначения при Соловецком монастыре на одноимённых островах в Белом море (до недавнего времени красовался на 500-рублевой банкноте; затем на церкви добавили кресты, чтобы подчеркнуть, что это обитель).

Среди соловецких заключённых был Нафталий Френкель — константинопольский еврей, бизнесмен, погоревший на контрабанде. Попав на острова, он смог очаровать чекистов своими идеями по развитию лагеря, был освобождён и назначен начальником производственного отдела. То, что он сделал на этом посту, стало своего рода моделью для будущих начальников лагерей ГУЛАГа. Стараниями Френкеля лагерь стал развиваться как компания — побеждал на конкурсах на право рубить лес и строить дороги в Карелии. Френкель по-своему применил евангельский принцип «у имущего прибавится, у неимущего отнимется». Чем лучше работал зэк, тем больше получал пайку, а неспособные трудиться эффективно голодали. Но несмотря на отдельные успехи, Соловки не вышли на самоокупаемость, а также погрязли в коррупции.

Тем не менее народных комиссаров впечатлил этот опыт. В 1929 году они постановили массово использовать труд заключённых — для строительства дорог, городов, заводов и портов, добычи и обработки ископаемых, прокладывания водных каналов. Чуть позже ГУЛАГ перешел к НКВД — и конвойные части, и производственные, и медицинские, и воспитательные. По словам Леонида Бородкина, профессора исторического факультета МГУ, в начале 30-х отдельные лагеря окупались, когда заключённым платили зарплаты, а день с перевыполненным планом засчитывался за два дня отсиженного срока. «Эти меры были отменены, потому что порождали многочисленные приписки к плану, которые делали заключённые, — замечает Бородкин. — Приписки эти назывались «туфта». Позже слово перекочевало в повседневный язык страны».

[su_youtube_advanced url=»https://www.youtube.com/watch?v=w7t-Rf4vVLo» controls=»no» rel=»no» modestbranding=»yes» theme=»light» https=»yes»]

Развитие ГУЛАГа было подчинено сиюминутным задачам Сталина. В 1937 году для укрепления власти ему понадобился Большой террор — и лагеря были перенаселены осужденными по «политической» 58-й статье. Начался голод, выросла смертность. Ни о какой экономической эффективности речи идти не могло, и тогда последовала амнистия.

В последнем предвоенном году, 1940-м, ГУЛАГ вышел на экономический максимум — объём лагерного производства достиг 2,7 млрд рублей. Впрочем, это были лишь 2% от объёма производства страны.

После начала Великой Отечественной производства во многих лагерях переориентировались на оборонку. Зэки снабжались хуже других категорий граждан, и в ГУЛАГе вновь начался жестокий голод. В 1942 году умер каждый четвёртый заключённый.

Быстрее всего ГУЛАГ рос в начале 50-х, когда потоки военнопленных — иностранцев, «предателей», побывавших в плену, пособников фашистов и других «врагов народа» — использовались для новых разработки новых приисков, месторождений, стройки заводов и городов. Один за другим открывались новые лагеря. Больше всего заключённых оказалось за колючей проволокой в 1953 году — 2,6 млн человек.

По расчётам Института демографии Высшей школы экономики, с рождения ГУЛАГа до смерти Сталина через лагеря прошло не менее 25 млн человек. Из них умер каждый 15-й (без учёта смертей тех, кто подорвал в лагерях здоровье, а скончался после освобождения). Для сравнения: в процессе холокоста гитлеровцы убили, согласно консенсусной оценке историков, 5 млн евреев.

После смерти Сталина новое руководство СССР оказалось в ловушке. ГУЛАГ нёс одни убытки. При этом было необходимо продолжать строить промышленные объекты, города и инфраструктуру, добывать минералы. Чтобы поддерживать темпы всей этой деятельности — даже себе в убыток, — пришлось бы сажать граждан всё чаще: у большинства зэков быстро портилось здоровье, новоприбывшие работали эффективнее. Но политический ветер дул в другую сторону, и министр МВД Лаврентий Берия объявил масштабную амнистию, а также разработал комплекс мер по уменьшению количества лагерников. Однако весной 1953 года по амнистии выпустили лишь уголовников, и это спровоцировало восстания среди «политических», которые составляли около трети лагерного населения.

Френкель по-своему применил евангельский принцип «у имущего прибавится, у неимущего отнимется». Чем лучше работал зэк, тем больше получал пайку, а неспособные трудиться эффективно голодали.

В 1956 году ГУЛАГ де-юре прекратил существование, но с тех пор система мест лишения свободы по сути своей не изменилась. Лагеря для «политических» остались, хотя их количество сократилось. Зэки стали больше работать на лёгкую промышленность. Ближе к перестройке крупные колонии напоминали многопрофильные производства. «Во главе ИТУ (исправительно-трудового учреждения. — Прим. «Секрета») стояли начальник и ряд его замов: по оперативно-режимной работе, политико-воспитательной, по производству и по общим вопросам, — писал в своих мемуарах продюсер Юрий Айзеншпис. — У каждого зама существовали отделы, а зам по производству одновременно являлся директором завода, на котором зэки и работали. Завод выпускал и мебель, и садовые домики, но основными в ассортименте являлись корпуса для советских телевизоров». По словам Айзеншписа, особенно ловкие и трудолюбивые заключённые зарабатывали за решёткой тысячи рублей.

Власть то ослабляла хватку (с 1963 года тех, кто хорошо себя вёл и имел нетяжёлую статью, отпускали жить в колонию-поселение), то, наоборот, закручивала гайки (в те же годы при крупных колониях открылись психлечебницы, куда прятали инакомыслящих). Но как пенитенциарная система была глубоко дотационной, так и осталась. Какое было отношение к человеку как к расходному материалу, такое и доминирует до сих пор.

В 90-е, когда реформировались все главные государственные институты, система исполнения наказаний осталась нетронутой — Егор Гайдар и его команда занимались более острыми проблемами. Сама передача этой системы от силовиков к Минюсту произошла лишь в 1998 году. «Всё осталось как прежде, менялись только названия: ГУИН, ФСИН, — комментирует сотрудник «Мемориала», историк Алексей Макаров. — До сих пор действует принцип государства в государстве, а идея гражданского контроля в тюрьмах и колониях, которую диссиденты лоббировали с 70-х, воплотилась сравнительно недавно. Да и то в усечённом виде — к Общественно-наблюдательной комиссии сегодня много вопросов».

Сейчас тюремная система России включает в себя 844 колонии разного вида и условий содержания заключённых. «Секрет» исследовал, как живёт и чем зарабатывает этот архипелаг ФСИН, и нашел много удивительного.

«Я всё делаю своими зэками». Расходы ФСИН

«Мы и есть государство в государстве. Например, на «тройке» — третьей колонии ИК-3 — была строительная организация. А чтобы производить ремонтные работы, нужна лицензия. Но лицензии-то у меня нет, — начинает рассказ бывший замглавы одной из нижегородских колоний. — Я приезжаю на третью, в строительную организацию, и заключаю с ней договор. По тендеру. По договору третья мне оказывает услуги, потому что у них лицензия есть. Но, конечно, они ко мне не поедут ничего делать. Я всё делаю своими силами, своими строительными бригадами, своими зэками».

ФСИН охраняет данные о своей экономике едва ли не строже, чем зоны. Известно только, что ведомство получает из бюджета сотни миллиардов рублей (303 млрд в 2015 году), но непосредственно до заключённых из этой суммы доходит крайне мало. Большую часть продуктов питания, как было заведено ещё в сталинские времена, система производит сама.

У ФСИН в подчинении 500 храмов, 300 школ, свинарники и парники для овощей, рыболовные предприятия, строительные компании, консервный и маслоперерабатывающий заводы. Надзорные органы не проверяют всё это хозяйство — за исключением пожарных и, если колония выращивает овощи-фрукты или разводит скотину, Минсельхоза. Всё остальное проверяет центральная ФСИН.

У этой системы самый большой тюремный бюджет в Европе (кстати, в те же 300 млрд рублей обходится Керченский мост в Крым). При этом на содержание одного заключённого Россия тратит в 50 раз меньше, чем в среднем по Европе: 2,2 евро против 100 евро на человека в день.

Большая часть средств уходит не на заключённых, а на сотрудников. 67% бюджетных денег тратится на зарплаты, пенсии и премии фсиновцев. Штат в этой структуре огромный — на 646 000 зэков приходится 296 000 сотрудников. Почти четверть фсиновцев в местах заключения не появляются — это чиновники — среднем такой бюрократ обходится бюджету в 60 000 рублей в месяц. Это важный момент: в штате ФСИН много тех, кто не занимается надзором за заключёнными; при этом на одного работающего в зоне приходится 11,1 сидельцев (для сравнения: в Европе 3,6).

«Вот приходим мы в тюремную столовую с проверкой и видим вместо супа баланду, в которой плавают разваренные волокна мяса и капусты. Как их взвесишь, чтобы понять, по нормативам варился суп или нет?»

Если исключить расходы на сотрудников, получается, что собственно на узников в прошлом году потрачено 91 млрд рублей. То есть один заключённый обходился в 12 000 рублей в месяц. По подсчётам «Секрета», самыми большими статьями расходов являются строительство (30%) и питание (около половины). Вечная стройка связана с тем, что большая часть зданий исправительных колоний была возведена в сталинские годы и нуждается в ремонте.

Сейчас активно строятся СИЗО — например, на эти цели в прошлом году Управление Федеральной службы исполнения наказаний (УФСИН) по Краснодарскому краю получило 2 млрд рублей, а по Чувашской Республике — 1 млрд рублей. По опросам бывших заключённых и правозащитников, сторонние подрядчики редко привлекаются для стройки и ремонта, большинство работ выполняют сами зэки.

«В ИК-13 в Нижнем Тагиле начальник, по словам моего клиента, заставлял заключённых покупать стройматериалы за свой счёт, а также производить все ремонтные работы, — рассказывает адвокат Вера Гончарова. — Жалоб практически не было: чтобы бороться, люди должны иметь силу духа и хорошую поддержку за колючей проволокой, но ни того ни другого у большинства нет». По данным системы раскрытия информации «СПАРК-Интерфакс», можно проследить только закупку строительных инструментов в ИК-13, на которую было потрачено более полумиллиона рублей. Внешняя проверка расходования этих бюджетных средств не проводилась. Руководство колонии от комментариев отказалось.

Если проанализировать, кто получает выгоду от гостендеров ФСИН, нетрудно заметить, что больше половины денег на строительство оседает в карманах компаний самой ФСИН —профильных федеральных государственных унитарных предприятий (ФГУП). Эти манипуляции легко проследить на закупках, связанных с питанием заключённых.

«В супе плавает лишь капуста». Кто обогащается на питании зэков и подсобных хозяйствах

«Вот приходим мы в тюремную столовую с проверкой и видим вместо супа баланду, в которой плавают разваренные волокна мяса и капусты. Как их взвесишь, чтобы понять, по нормативам варился суп или нет? — возмущается замглавы Общественной наблюдательной комиссии по Нижегородской области Владимир Силуянов. — В армии с этим строго: полагается сначала варить кусок мяса, а потом уже разрезать его на кусочки, выдавая каждому солдату полагающуюся ему норму. Тогда любая проверка может эти куски мяса взвесить. В случае с тюрьмой заключённые радуются и волокнам: даже их дают в честь проверок, часто у зэков в супе плавает одна лишь капуста».

У Силуянова большой опыт проверок — в советские времена он занимался тыловым снабжением армии. У большинства правозащитников такого опыта за плечами нет, поэтому даже при желании они не знают, как проверить исполнение нормативов.

По подсчётам «Секрета», на питание заключённых ФСИН тратит до 50 млрд рублей в год. По закону еда осуждённых должна быть разнообразна и включать в себя в сутки 500 г картошки, 250 г хлеба, 100 г рыбы и 90 г мяса, а также овощи, молоко, масло, яйца, крупы и макароны. Но на практике дела обстоят куда хуже. Согласно проведённым «Секретом» опросам заключённых из Нижегородской и Свердловской области, Пермского и Красноярского края, мясо и рыбу они получают не каждый день, а их обычные блюда готовятся на основе круп и макарон на воде.

Часть продуктов питания закупается региональными ФСИН. Но значительную часть — например, молокопродукты, мясо и овощи — колонии производят в своих подсобных хозяйствах. Они находятся прямо за колючей проволокой: парники, свинарники, курятники и иногда даже коровники.

С точки зрения бюджета всё это не доходы, а расходы — работа подсобных хозяйств оплачивается из государственных денег. Причём оплачивается она на рыночных условиях: де-юре региональные управления ФСИН выкупают у колоний произведённую теми продукцию. Де-факто большая часть продукции употребляется самими же колониями. То есть по бумагам продукция проходит, а, например, была она произведена или нет, могут установить лишь проверки. Проверки же проводит сама ФСИН. Круг замыкается.

«Провинившихся сажали в ШИЗО — одиночные камеры, где на полную громкость ставили песни из детских мультфильмов. Из одной колонки гремела одна песня, из второй другая. Через сутки люди были готовы работать где угодно. И я в том числе»

Одна из самых частых статей госзакупок для подсобных хозяйств ФСИН — «свиньи на откорм». Особенно любопытно, почему в закупках свиней оценивают не поголовьем, а килограммами. Как рассказал «Секрету» бывший сотрудник ГУФСИН Нижегородской области, схема проста как три копейки — колония покупает, условно говоря, 5000 кг свиней на откорм (порядка 50 поросят), поросята вырастают, весят уже 10 000 кг, но на балансе остаются «5000 кг». Соответственно, ещё 5000 кг свинины можно распорядиться как угодно.

Это феномен сугубо серой, не попадающей в судебное производство экономики. Нам удалось найти лишь одно уголовное дело в Ульяновской области, где упоминались подобные схемы.

По подсчётам «Секрета» на основе данных «СПАРК-Интерфакса», в 2015 году из 91 млрд рублей, которые были потрачены на заключённых, 80% средств остались внутри системы. На 20 млрд рублей колонии приобрели друг у друга молокопродукты, куриные яйца и топливо. На 30 млрд рублей главные управления ФСИН купили друг у друга крупы, стройматериалы и оплатили труд зэков-строителей. А ещё около 20 млрд рублей осело в ведомственных ФГУП.

У ФСИН 28 таких предприятий. Половина из них занимается строительством, другая — производством продуктов питания. Например, ФГУП «Архангельское» с 2 млрд рублей выручки специализируется на мороженой рыбе и консервах. Эти предприятия — наследие бывшего директора ФСИН Александра Реймера. Суть задуманной им реформы заключалась в том, чтобы ввести централизованную власть в колониях, заставив их покупать хотя бы часть товаров не у самих себя, а у унитарных предприятий, которые куда проще контролировать.

Попытка реформы закончилась печально: администрации многих колоний восприняли её в штыки, Реймер был освобождён от занимаемой должности и в 2015 году ему предъявили обвинения в хищении 2,7 млрд рублей на госзакупках.

После столь громкой истории новый директор ФСИН Геннадий Корниенко не рискует проводить радикальные реформы, но также демонстрирует навыки хозяйственника. С подачи Корниенко во всех московских СИЗО были созданы интернет-магазины, где, как утверждает ФАС, продукты продавались по ценам, в несколько раз превосходящим среднерыночные. Разбор этого дела тянется уже больше трёх лет.

«Зарплата у меня была 7 рублей 94 копейки. После вычетов — 1 рубль 99 копеек». ФСИН и труд заключённых

«В 2013 году в ИК-13 в Нижнем Тагиле, где я отбывал наказание, пришёл новый начальник, — рассказывает Сергей П. — Он сразу заявил, что обязывает выйти на работы всех, у кого есть исковые задолженности. А они были у большинства. Всех, кто отказывался, сажали в ШИЗО — одиночные камеры, в которых на полную громкость ставили песни из детских мультфильмов. Из одной колонки гремела одна песня, из второй — другая (согласно свидетельствам бывших заключённых ИК-7 в карельской Сегеже, там пользовались тем же приёмом, громко включали военно-патриотические песни, чтобы не были слышны крики избиваемых заключённых. — Прим. «Секрета»). Через сутки люди были готовы работать где угодно. И я в том числе. Сначала работал вязальщиком мочалок, потом электриком, хотя по бумагам числился разнорабочим. Одно время у нас был 12-часовой рабочий день с нормой выработки шесть мочалок в день, который затем сократили до восьмичасового и четыреъ мочалок. Чтобы выполнить норму, надо было работать, не отлучаясь на перекур и обед».

В распоряжении редакции оказались зарплатные квитанции Сергея П. За июль 2015 года, например, его месячная зарплата составила 7 рублей 94 копейки. За вычетом расходов на содержание на его лицевой счёт была зачислена зарплата в размере 1 рубля 99 копеек. Запросы адвоката Веры Гончаровой в колонию остались без ответа. Сергея П. предпочли выпустить условно-досрочно. Свердловское ГУФСИН отказалось давать «Секрету фирмы» комментарии по поводу своей деятельности.

В советские времена работало больше 80% заключённых страны. Сейчас — 20%. Но условия труда остаются по-прежнему ужасающими. Участница арт-группы Pussy Riot Надежда Толоконникова трудилась в швейном цеху ИК-2 Нижегородской области. Её рабочий день составлял 16-17 часов, за нарушение дисциплины заключённым запрещали выходить в туалет.

«Начальник предложил бандитам поуправлять лесоповалом, несколько лет не выполняющим план. Через два месяца после того, как они туда уехали, лесоповал стал план выполнять. Никаких репрессий. Просто приплачивали зэкам к зарплате»

«Доказать, что рабочий день превышает восьмичасовой, по бумагам почти невозможно, — комментирует глава Комитета против пыток Игорь Каляпин. — Что касается заниженных зарплат, то тут колонии очень часто хитрят: пишут, что заключённый не вырабатывает норму. Учитывая закрытость системы, доказать обратное нереально». Кроме того, заключённые жалуются на эксплуатацию довольно редко.

«Я бы рад был жаловаться, да вот только в ИК-3 Красноярского края, где я сидел, правозащитники толком не приезжали, так как это удалённая и труднодоступная колония (по статистике Комитета против пыток, именно в таких учреждениях чаще нарушаются права заключённых. — Прим. «Секрета»), — рассказывает бывший узник Вячеслав Киюцин. — Нашим основным занятием была рубка леса. Если ты выполнял норму, получал хороший паёк, если отказывался работать, администрация начинала прессовать, сажала в ШИЗО за мелкие проступки. Рабочий день составлял в среднем 12 часов, иногда даже 14. Ни форма, ни инструмент, ничего толком не изменилось с 50-х: у нас были шапки-ушанки и бензопилы. Что во всём мире лес валят машинами, в Сибири будто не знают. Ну и главное — зарплата у меня была 100 рублей в месяц».

Отдельные лагеря ГУЛАГа приносили прибыль в первой половине 30-х годов, когда день перевыполнения плана засчитывался за два дня отсиженного срока, напоминает профессор МГУ Бородкин. Похоже, в наши времена такая мотивация могла бы сработать.

Поучительную историю на эту тему рассказал Алексей Козлов из организации помощи узникам «Русь сидящая»: «Три года назад в Пермском крае отбывали наказание два бандита. Они пришли к начальнику колонии просить отпустить их по УДО. Начальник предложил бандитам поработать — без отзыва о хорошей работе УДО по нынешним законам не получить. Бандиты сказали, что работать им не по понятиям, и предложили начальнику деньги. Но если в европейской части России услуги продаются и покупаются, то за Уралом взяток почти не берут. Мимо кассы что-то проводят, хитрят, но конкретно взяток не берут. Так что начальник от денег отказался и предложил просителям поуправлять лесоповалом, несколько лет не выполняющим план. Через два месяца после того, как бандиты туда уехали, лесоповал стал план выполнять. Никаких репрессий. Просто приплачивали лесорубам к зарплате».

Чем ещё зарабатывает ФСИН

Игорь Крошкин, отбывавший наказание в ИК-5 Рязанской области, провёл расследование, пытаясь выяснить, почему у него в швейном цеху такая маленькая зарплата — те же 100 рублей. «Я спросил начальника колонии, а он ответил, что у нас мало заказов на производство, — вспоминает Крошкин. — Ладно. У моих друзей была сеть фабрик по пошиву одежды для ОМОНа, и я попросил их направить заказы на производство в нашу колонию. Мы стали работать по 13 часов в день, но зарплата всё равно составляла 100 рублей. Я снова пришёл к начколонии и спросил его, почему? Ответ: «Клиенты деньги всё никак не переводят». Я разозлился: «Так вчера же перевели!» Начколонии понял, что заказы косвенно исходили от меня, и контракт был расторгнут, а сам я до конца срока не вылезал из ШИЗО».

Пошив одежды — один из основных видов тюремных производств для сторонних предприятий. С ним может сравниться лишь использование зэков для работы на крупных производствах вроде «Норникеля» в Норильске (Красноярский край) или «Метафракса» в Губахе (Пермский край). Но куда больше ФСИН зарабатывает на внутренних производствах.

Заключённые вытачивают детали для ГАЗов, производят мебель в столярных мастерских, пилят лес. С советских времён изменилось не так уж много. Однако, если в сталинские годы трудилось больше 2 млн заключённых, которые, напомним, давали 2% всего объёма производства в стране, то сейчас работают всего 111 000 человек и их вклад в ВВП ничтожно мал. С 2017 года принудительный труд может стать альтернативой сроку за преступления небольшой тяжести, чем может воспользоваться 354 000 человек, но общую финансовую картину ФСИН это не изменит.

Каково влияние этой экономики со всеми её особенностями на жизнь в колониях?

Перевоспитывать заключённых у ФСИН получается плохо: 64% единожды попавших за решётку оказываются там снова. По данным социологов ФОМ, 53% россиян, осведомлённых о жизни в тюрьме, знают, что заключённые и их родные подвергаются поборам, а ровно половина — что издевательства над узниками это обычная практика.

Возможно, одна из причин кроется в том, что ФСИН сильна династическими традициями. По оценке правозащитников, более 10% сотрудников ФСИН — дети и внуки сотрудников ГУЛАГа и его советских преемников. «Представители династий не знают, что такое права человека, и сверху им это не расскажут», — резюмирует председатель «Руси сидящей» Ольга Романова.

Постскриптум. Две женщины

В посёлке Буреполом легко найти потомков надзирателей, которых Солженицын именовал «тоншаевскими волками» — по названию райцентра Тоншаево. Они уже старики, живут в кирпичных домах с высокими фундаментами, которые были построены в 40-е заключёнными. Двери здесь запирать не принято. Но и обсуждать тюремную тему старики отказываются и ругаются, что Солженицын всё выдумал.

Вот бывший директор местной школы Валентина Богушева, родилась в 1942 году в семье надзирателя зоны. Говорит так: «Про пытки я не могу сказать — не знаю я этого, а то, что приводили заключённых на КПП и как следует им поддавали — так это и тогда было, и сейчас это есть. Но есть за что им поддавать, они всё-таки преступники!»

Впрочем, в Буреполоме нашёлся один инакомыслящий. Потомственный фсиновец, сотрудница колонии в соседнем посёлке Шерстки Нина Борисенко «положила большую часть жизни, чтобы разобраться в том, что происходило в советские времена на самом деле».

«Я училась в пединституте на учителя истории в 80-е, когда был опубликован «Архипелаг ГУЛАГ». И, вы знаете, я до такой степени это тяжело пережила. Это было просто как личная драма. Я поняла, что то, что мы преподавали раньше, преподавать нельзя, и ушла из школы. Лет пять после ухода ревела каждое 1 сентября — грустила по школе. Вернулась домой, сюда, устроилась работать начальником отдела кадров на зону. И всё это время говорила со стариками, копалась в архивах в поисках мемуаров. Я нашла свидетельства того, что во времена ГУЛАГа здесь пытали людей. И, выйдя на пенсию, вернулась в школу — теперь уже для зэков. Ну, я в них преступников не вижу, каждый может оступиться. Для меня это просто люди. Рассказываю им, что тут происходило, читаю Солженицына».

Между домом директора школы Богушевой и домом учительницы Борисенко — пять километров разбитой дороги, буреполомский лес, волчьи тропы, река, магазин «У реки», вышки, автоматчики, здание, где живут пенсионеры-педагоги, колючая проволока, часовня с табличкой «Отряхайте ноги» и полусгнивший, но крепко стоящий барак.

Источник: Секрет фирмы