Олеся Герасименко, Александр Артемьев (Нью-Йорк—Вашингтон)
Полгода назад, в декабре 2012 года, в США был принят «закон Магнитского», резко осложнивший отношения Москвы и Вашингтона. В России этот акт расценили как консолидированное решение американской элиты, не желавшей терять инструмент давления на страну после отмены поправки Джексона—Вэника. «Власть» исследовала историю вопроса и выяснила, что законопроект, изначально почти не имевший шансов на прохождение в Конгрессе, воспринимавшийся в штыки и администрацией США, и бизнес-сообществом, превратился в закон благодаря цепочке случайностей и последовательных ошибок его противников. Между тем по той же схеме сейчас идет работа над принятием «закона Магнитского» в Европарламенте.
В Вашингтоне не хотели встречаться с Уильямом Браудером. На Капитолийском холме о бизнесмене знали, что он отказался от американского гражданства, с 90-х годов успешно вел дела в России, поддерживал президента Владимира Путина в его экономических реформах и приветствовал арест олигарха Михаила Ходорковского, прославившись своим заявлением «Ну, кто следующий?». Вспомнив все это, сотрудник занимающейся правами человека в Европе, Америке и России Хельсинкской комиссии Конгресса США решил, что говорить с ним не надо. «Браудер — британский подданный, который лишился российской визы и теперь хочет ее вернуть. Мы-то тут при чем? — написал советник в ответ своей коллеге, через которую высланный из России Браудер весной 2009 года просил о встрече.— Не буду я с ним разговаривать». Он отказывался от встречи трижды: «Физически не успеваю». Но Браудер был настойчив — появился-таки в кабинете Хельсинкской комиссии. «Добрый день, Билл, с визой мы вам не поможем»,— приветствовал его служащий Конгресса. «Я здесь не из-за визы,— ответил бизнесмен.— Просто послушайте, что я скажу». Собеседник кивнул: «У вас есть 15 минут». И Браудер рассказал историю арестованного в Москве руководителя отдела налогов и аудита в фирме Firestone Duncan, оказывавшей юридические услуги фонду Браудера Hermitage Capital Management. Юриста звали Сергей Магнитский. Браудер говорил полтора часа, а когда замолк, слушатель кашлянул: «Расскажите, пожалуйста, еще раз». Браудер повторил свой рассказ. «Черт, это невероятно. Погодите, мы правильно поняли, что вы не хотите вернуть свои деньги, они не крали у вас компании? — переспросил сотрудник Хельсинкской комиссии.— У вас был налоговый инспектор, который работал над вашими бухгалтерскими книгами. Он узнал, как российские госслужащие крадут российские деньги, и попытался это раскрыть. Его арестовали и отправили в тюрьму. Это российский гражданин, откликнувшийся на призыв президента бороться с коррупцией в стране. Все так?»
Через три года в этом кабинете праздновали принятие закона, потрясшего дипломатические отношения России и Соединенных Штатов, закона, принятого вопреки позиции не только российского правительства, но и администрации Барака Обамы и крупного американского бизнеса, закона, в подписание которого не верили даже самые яростные его сторонники,— «закона Магнитского».
«Это не антироссийский закон»
Визави Браудера в Конгрессе встречает нас в захламленном кабинете с настенными панелями темного дерева в одном из типовых зданий, окружающих Капитолий, и машет рукой в сторону компьютеров: «Вот здесь закон и был написан. Я могу проследить его создание с первого письма до голосования в Конгрессе». Любитель галстуков-бабочек без диплома об окончании колледжа, росший беспризорником на улицах Сиэтла, он свободно переходит с русского на английский и увлеченно рассказывает. Единственный вопрос, который его беспокоит,— это анонимность: складывается впечатление, что он сам боится проделанной его командой работы. За три часа до сдачи номера в печать он прислал письмо со ссылкой на начальство и категорическим запретом упоминать его имя в статье.
В кабинете, показывая нам свою переписку с Браудером весной 2009 года, чиновник объяснял, почему дело Магнитского так его впечатлило: «Понимаете, в Конгресс ежедневно приходят сотни людей и рассказывают кучу грустных историй. Мы находимся в ситуации человека, у которого есть $100 и толпа нищих, которым он раздает по доллару. О большинстве историй ты забываешь, потому что это безнадега и сделать с этим ты ничего не можешь. А потом приходит другой человек, который рассказывает только одну историю про одного человека. И мы запоминаем ее, она не идет из головы. Дело Магнитского — предельно конкретная история, очень хорошо рассказанная». Чиновник пересказывал судьбу Магнитского, как будто говорил об увиденном вчера фильме: «Понимаете, книжный червь, зануда, юрист, специализирующийся по налогам, носит рубашки, по утрам приходит в офис, работает с цифрами и бумажками — и этот человек вдруг испытывает на себе всю мощь российской тюрьмы и системы правосудия. И он не ломается. Вы можете протестировать сотню людей и не найти ни одного Магнитского».
После так запомнившейся встречи с Браудером коллеги по комиссии несколько месяцев вели собственное расследование, чтобы убедиться, что бизнесмен наврал: «Мы доставали документы, отслеживали счета — и все подтвердилось. Не только подтвердилось, но оказалось еще хуже». В это время, в июле 2009 года, президент Барак Обама собирался в Москву со своим первым официальным визитом. Все только и говорили что о «перезагрузке» отношений между странами, и сенатор-демократ Бен Кардин созвал в Конгрессе слушания о положении дел в России в сфере прав человека. Для выступления на них выбрали трех героев с самыми, на взгляд американцев, красноречивыми историями — члена религиозной организации «Свидетели Иеговы», Музу Хлебникову, вдову убитого главного редактора журнала Forbes, и Билла Браудера. Так имя Сергея Магнитского впервые прозвучало в американском Сенате. После представили позицию администрации Обамы: мол, в России есть «хорошие подвижки» в сфере прав человека, принят новый закон против арестов предпринимателей, президент Медведев держит руку на пульсе. В Хельсинкской комиссии решили, что выполнили свою работу, и не стали включать дело Магнитского в доклад по результатам слушаний для президента Обамы по самым больным точкам в сфере нарушений прав человека. Когда Браудер узнал об этом, то позвонил в Конгресс — с обидой. Там решили, что бизнесмен просто неблагодарен: ему, мол, и так устроили выступление на слушаниях, много, что ли, народу рассказывает о своих проблемах Конгрессу США?
Через пару месяцев чиновник, к которому Браудер первым обратился со своей историей, пришел на работу, налил кофе, включил компьютер и узнал, что Сергей Магнитский умер: «Ого, подумал я, а мы же слышали об этом парне, в Конгрессе о нем рассказывали — а он умер. Я его ровесник, я представил себя на его месте. Мы, конечно, могли написать пресс-релиз, но кого заботят пресс-релизы? И я решил убедить коллег, что на этот раз мы дадим $100 одному человеку». В Конгрессе решили, что главное в этом деле — личная ответственность, говорит знакомый с ситуацией аналитик. «Доктор, который отказал Магнитскому в лечении, следователь, который знал о расследуемом Магнитским деле, налоговый инспектор, который подписывал фальшивые документы, чтобы перевести украденные из бюджета деньги. Неверно говорить «Россия виновна в смерти юриста». Что вообще такое Россия? Отдельные люди это сделали». Так появился переданный, по словам наших собеседников в Вашингтоне, Браудером список из 60 людей, который 26 апреля 2010 года обнародовал сенатор Кардин.
Тогда же он отправил госсекретарю Клинтон письмо, в котором выразил свою озабоченность делом Магнитского и предложил «одну из немногих возможных мер» — отказать причастным к смерти юриста людям в привилегии посещать США. «В нашей законодательной базе есть пример приказа, который вы можете взять за основу»,— отметил в письме Кардин, ссылаясь на президентскую прокламацию 7750 от 12 января 2004 года. На основании этого документа Госдепартамент имеет полномочия отказывать в визе на въезд в США лицам, замешанным в коррупции, и членам их семей. Кроме того, при президенте Джордже Буше администрация объявляла непубличный запрет на визы и замораживала счета чиновников из Белоруссии, причастных к репрессиям против оппозиции. Будущий закон основывался еще и на так называемых бирманских санкциях, о которых говорили наши собеседники в Вашингтоне. Это пакет экономических и политических мер против режима военной хунты в Мьянме с 1997 по 2008 год. Они вводились как президентскими указами, так и принятыми Конгрессом законами о запрете для граждан США вести инвестиционную деятельность на территории Мьянмы, запрете на импорт ее продуктов производства и замораживании всех активов граждан Мьянмы, попавших в черный список.
«Виза — это привилегия, а не право, и в ней может быть отказано,— доказывали нам защитники закона в Конгрессе и его лоббисты среди российских эмигрантов.— Какие интересы Америки затронуты? Причастные к смерти Магнитского люди отдыхали в Майами, более того, они проводили часть украденных денег через два крупнейших американских банка. Мы не можем привести их в суд, но можем сказать: знаете, у нас в стране есть стандарты, извините, вы до них не дотягиваете, дверь закрыта».
Кардин рассказал о письме Клинтон в Сенате на рабочей встрече комитета по иностранным делам. История смерти Магнитского оказалась задокументирована секретарем между полуторачасовым спором о легализации абортов в странах третьего мира, обсуждением нового закона в Уганде, направленного против секс-меньшинств, и предложением забрать $100 млн из фондов Афганистана и Пакистана, потому что там все равно не могут их освоить.
Этой же весной Браудера познакомили с сотрудниками комиссии по правам человека имени Томаса Лантоса, одним из председателей которой является конгрессмен-демократ Джеймс Макговерн, слывущий очень либеральным американским законодателем. Бизнесмен выступил перед ним на одном из мероприятий, повторив рассказ о Магнитском и сообщив о письме Кардина Клинтон. Макговерн, который также представляет Демократическую партию, одобрил идею, но решил, что письма недостаточно: он захотел внести на рассмотрение аналогичный законопроект. «Попрошу моего друга сенатора Кардина присоединиться ко мне в его представлении»,— заявил тогда конгрессмен. «Это не антироссийский закон, это закон против всех, кто нарушает права человека и участвует в коррупции. Это не обойдется без последствий, даже если вы не сядете в тюрьму в России»,— объяснил «Власти» свою позицию конгрессмен Макговерн.
Но Кардин медлил присоединяться к Макговерну: он ждал ответа от госсекретаря. И в июне он его получил. «Крайне разочаровывающий», «небрежный черновик», «ответ от стажера» — такое впечатление произвело письмо в аппарате Кардина. В распоряжении «Власти» оказался ответ из ведомства Клинтон, который так разозлил сенатора: в письме перепутаны числа, указано, что вопрос тюрем рассмотрят на майском заседании рабочей группы по правам человека, а штемпель стоит июньский, туманно говорится о надеждах на курс Медведева, и подписано оно младшим секретарем. По словам общавшихся с сенатором российских оппозиционеров, тот был оскорблен: он обратился к Клинтон по важному делу, а в Госдепартаменте не только не восприняли это дело должным образом, но и, отказывая, не удостоили серьезного ответа. После этого Кардин присоединился к Макговерну в создании законопроекта.
«Вы что, смеетесь? Такое невозможно принять»
Продвижение нового законопроекта в США — дело крайне сложное, и 99% инициатив не только никогда не становятся законами, но даже не поступают на рассмотрение в Конгресс. Из-за того что последние годы Сенат находится под контролем демократов, а палата представителей остается республиканской, через обе палаты с трудом проходил любой, даже самый необходимый закон. Именно поэтому, по ходящим среди оппозиционеров слухам, Клинтон после публикации списка Кардина лично говорила министру иностранных дел России Сергею Лаврову: «Не о чем волноваться, Сергей. Это никогда не станет чем-то значимым». Те же слова в США повторял посол США Майкл Макфол на встречах с лоббировавшими закон оппозиционерами.
В сентябре 2010 года закон Магнитского «прозвучал» из-за предложившей его коалиции: в Сенат его внес демократ Кардин, поддержанный бывшим кандидатом в президенты от республиканцев Джоном Маккейном. К ним впоследствии присоединились еще два влиятельных сенатора: республиканец Роджер Викер и «независимый» Джозеф Либерман. На тот момент это был просто закон-сигнал. Сенатор Кардин считал, что не надо сейчас настаивать на прохождении закона через Конгресс: можно дождаться, пока Россия предпримет какие-то действия, например расследует преступление, и в законодательной инициативе не будет необходимости. Или что-то сделает администрация Обамы. Пока сенатор ждал, прошла первая годовщина смерти Магнитского. Браудер показал в Конгрессе фильм «Справедливость для Сергея», а в России наградили и повысили следователей по его делу. В это время Михаила Ходорковского и Платона Лебедева по новому обвинению в хищении нефти приговорили к 14 годам лишения свободы, а Немцов встретил Новый год в изоляторе за участие в акции на Триумфальной площади. Конгрессмены разозлились.
Узнав о готовящемся законе, к делу подключились сотрудники Института современной России, учрежденного в США сыном Михаила Ходорковского Павлом и юристом ЮКОСа Павлом Ивлевым. Так Браудер, в свое время приветствовавший арест олигарха, стал работать вместе с бывшими адвокатами ЮКОСа и противниками уголовного преследования Ходорковского. Ни Ходорковский-младший, ни Браудер не захотели говорить с журналистами о своем сотрудничестве. В течение нескольких лет, продвигая «закон Магнитского», они выступали на всевозможных конференциях и круглых столах, даже на национальном съезде Республиканской партии в Тампе. Впрочем, в Конгрессе роль россиян в лоббировании закона не склонны преувеличивать: «Мы тут принимаем решения, основываясь на своих интересах. Мы не делаем одолжений, мы делаем политику, значимую для Штатов».
В начале 2011 года, когда Кардин и Макговерн вновь внесли проект «закона Магнитского» на рассмотрение в Сенат, оппозиционеры Борис Немцов, Гарри Каспаров и член Координационного совета оппозиции Владимир Кара-Мурза-младший присоединились к работе, чтобы добиться расширения закона и на других нарушителей прав человека в России. Кара-Мурза, который работает в США с конца 2000-х годов, с февраля по май 2011 года вел переговоры в Вашингтоне, говорил с аппаратом, со стафферами, помощниками и ассистентами сенаторов: «Только этим четыре месяца и занимался. Иногда приезжала тяжелая артиллерия типа Немцова и Каспарова. В результате мы внесли пункт 4Б, где написано, что закон распространяется не только на фигурантов дела Магнитского, но и на всех злостных нарушителей прав человека, прав на демократические выборы, свободу собраний, свободу слова и справедливый суд».
Началась самое сложное — продвижение. «Если бы меня спросили в 2011 году, верю ли я, что его примут, я ответил бы: вы что, смеетесь? Такое невозможно принять»,— вспоминает Кара-Мурза. Так же думала Наталья Пелевина, драматург, оппозиционер, работавшая вместе с Институтом современной России, организатор акций в поддержку 31-й статьи Конституции в Нью-Йорке. «Идея казалась сумасшедшей,— вспоминает она.— Тема России — далеко не топовая тема в Америке сейчас. Россия не на слуху, и идея закона, связанного с погибшим в России российским юристом, казалась, конечно, неосуществимой». Сам Браудер, по словам Пелевиной, то верил в принятие закона, то говорил, что шансов точно нет.
Пелевина, выражаясь терминами лоббирования, работала «у корней», с простыми гражданами. Собирала подписи и у американцев, и у живущих в Штатах россиян во время пикетов в поддержку «закона Магнитского». Потом эти подписи переправляли ключевым на тот момент конгрессменам в профильных комитетах, чтобы те поддержали законопроект сенаторов Кардина и Макговерна.
«Не спрашиваешь, как делают сосиски, и не спрашивай»
Против «закона Магнитского» выступали серьезные силы. Он был не по душе администрации Барака Обамы. (На запрос об интервью из администрации не пришло никакого ответа.) С конгрессменами работали сотрудники PR-агентства Ketchum, отвечающего за имидж России в Штатах. Категорически против закона было настроено и бизнес-сообщество. В Конгрессе упоминают представителей банка Goldman Sachs, обходивших сенаторов с уговорами не голосовать за проект. Авиационная корпорация Boeing, третий в мире по величине производитель алюминия Alcoa, крупнейшая частная нефтяная компания в мире, стратегический партнер «Роснефти» Exxon Mobil Corporation, главные консалтинговые компании, крупнейшие юридические фирмы США — все они в кулуарах и кабинетах сенаторов выступали против принятия «закона Магнитского». Но публично делать этого не могли, пояснил нам один из наблюдавших за процессом аналитиков: «Бизнес чувствителен к публичному мнению, критика «закона Магнитского» болезненна для имиджа. Его лоббисты всегда могли сказать: хорошо, дайте нам список нарушителей прав человека и убийц, которых вы хотели бы допустить к нашим банкам и территориям». Голосами компаний были такие организации, как USA Engage, Национальный совет по внешней торговле и Американо-российский деловой совет. Но вскоре, сами того не желая, они оказались союзниками Конгресса.
В январе 2012 года, когда стало очевидно, что Россия вступит во Всемирную торговую организацию (ВТО), в Конгрессе появилась идея увязать «закон Магнитского» с отменой поправки Джексона—Вэника, в свою очередь увязывавшей торговые отношения с СССР с правом евреев на выезд в Израиль, которая продолжала действовать и в отношении России. Практического значения она давно не имела, но противоречила зафиксированным ВТО нормам торговли и делала американские компании в России менее конкурентоспособными по сравнению с компаниями из других стран—участниц ВТО. Формальное вступление России в организацию ожидалось в августе, и американское бизнес-сообщество начало всерьез бояться поправки, отменять которую Конгресс не очень-то хотел. «Джексон—Вэник был реакцией на главную тему в сфере прав человека в то время. А что сейчас главная тема? Коррупцию в США называют новым коммунизмом. «Закон Магнитского» идеально подходил»,— объясняет знакомый с процессом аналитик.
Все это время администрация Обамы усиленно торговалась с Конгрессом. Сначала предлагали создать еще одну специальную комиссию, которая фокусировалась бы на правах человека в России. Летом 2011 года администрация объявила, что сама заблокировала въезд участникам дела Магнитского. «Мы по идее должны были праздновать победу. Но это было не публичное оглашение фамилий, а секретный бан нас не устраивал. Идея «закона Магнитского» — назвать и устыдить, дать другим странам возможность отказать этим людям во въезде, а фигурантам списка — оправдаться, защитить себя, если они считают, что попали в него по ошибке»,— говорит наш собеседник в Конгрессе.
Тогда в октябре 2011 года администрация предложила дать $50 млн новому фонду гражданского общества в России. Эти деньги, замороженные на хранение в Конгрессе,— часть прибыли от нестандартной программы предпринимательских фондов, созданных еще при Джордже Буше-старшем. Но Конгресс отказался размораживать эти деньги. «И потом, это странная идея,— считает наш собеседник в Конгрессе.— Русские очень разозлятся, если вы дадите $50 млн их активистам? Еще как. А администрация не хотела принимать «закон Магнитского», именно чтобы не портить отношения с Россией». Весной 2012 года администрация США уже публично на слушаниях в Конгрессе заявила о своем намерении, блокируемом Конгрессом, выделить на развитие гражданских институтов в России $50 млн. В то же самое время российский оппозиционный политик Владимир Милов опубликовал письмо, в котором призывал Конгресс во что бы то ни стало отменить поправку Джексона—Вэника и в конце одной строчкой упоминал, что можно было бы уравновесить отмену чем-то вроде «закона Магнитского». Послание процитировали в лояльной администрации Обамы The New York Times со словами о том, что отмене поправки разработка «закона Магнитского» не только не помогает, а, наоборот, прямо вредит. Письмо Милова стало основным аргументом американского посла в России Майкла Макфола, который зачитывал его в Штатах на публичных мероприятиях по поводу «закона Магнитского», намекая, что отмена поправки Джексона—Вэника важнее для российской оппозиции, чем принятие «закона Магнитского». «Если вы хотите сделать что-то конкретное, лучше сфокусироваться на предложенных Обамой $50 млн, а не на отказе отменять поправку Джексона—Вэника. Российская оппозиция думает так же»,— заявил он, выступая в Институте мировой экономики имени Петерсона в день публикации письма Милова. (Посол не смог прокомментировать нам эти события и отказался от интервью.) В ответ Каспаров, Немцов и Навальный опровергли создавшееся из статьи лидера «Демвыбора» впечатление на страницах Wall Street Journal. А самого Милова, жестко отстаивавшего позицию Белого дома, многие заподозрили в видах на обещанные Госдепом деньги. Впрочем, в интервью «Власти» политик категорически опроверг эти слухи: «Я с самого начала не был сторонником увязки отмены поправки Джексона—Вэника и принятия «закона Магнитского». Я сам из нефтегазового сектора, у меня много знакомых среди американских бизнесменов, которые жаловались мне, что поправка мешает им торговать с Россией и что они боятся, что ее не отменят из-за «закона Магнитского». Я предложил написать от имени российской оппозиции такое письмо, что, мол, нам нужна отмена поправки даже без «закона Магнитского». Но его лоббисты — а за всем законом стоит Билл Браудер — возмутились, начали поливать меня грязью. Я его желание отомстить понимаю, но привязывать одно к другому никогда не советовал». В Конгрессе его историю называют «прогиб Милова». Доводы же нашего собеседника по поводу «русских, разозлившихся» из-за обещания $50 млн, оказались верны: вскоре после этого скандала, весной 2012 года, Госдума рассмотрела, а президент Путин подписал закон, приравнявший все НКО в России, получающие деньги из-за рубежа, к иностранным агентам.
Все это время российские власти ограничивались лишь угрозами, мол, примем ответный список невъездных, и только летом 2012 года в Вашингтон приехала делегация из четырех российских парламентариев во главе с сенатором от Бурятии Виталием Малкиным. Их дипломатической задачей было лично встретиться с ключевыми сенаторами и уговорить Конгресс не принимать «закон Магнитского». Но миссия провалилась. Визит Малкина в Вашингтон до сих пор называют не иначе как «шоу пса и пони». Собеседники вспоминали и комические короткометражки о первых американских балбесах — «Мо, Ларри и Кудряш». «Это было смешно, отвратительно и стыдно. Они приехали с так называемыми экспертизами МВД. Малкин заявил, что Магнитский был алкоголиком и поэтому помер»,— возмущается один из свидетелей выступлений сенатора. Визит Малкина критикуют даже противники закона: «Качество государственной экспертизы по делу Магнитского оставляет желать лучшего. Выступление Малкина не нашло отклика в Конгрессе. Вообще, оно показывает уровень недопонимания русскими особенностей работы с Конгрессом. В Капитолии России нет — активного посольства нет, гостей нет, скорее всего, у Эстонии больше назначено встреч и завязано знакомств со стафферами, чем у России. Российское посольство не владеет инструментами влияния в Конгрессе»,— говорит бывший сотрудник Госдепартамента, директор программ по России и Евразии научно-исследовательского Центра американского прогресса Сэмьюэл Чарап. Вскоре после неудавшихся переговоров выяснилось, что у самого Малкина есть квартира в Нью-Йорке за $15,6 млн, а до 2011 года он владел 111 коммерческими офисами в Торонто. В марте 2013 года Совет федерации принял от него заявление о досрочном сложении с себя полномочий сенатора.
Появлялся в Конгрессе и на тот момент первый замглавы кремлевской администрации Владислав Сурков. На одной из последних встреч рабочей группы по правам человека он познакомился с собеседником «Власти» из Конгресса и четверть часа наедине говорил с ним о «законе Магнитского». «Мы рассматриваем эту инициативу очень негативно,— сказал тогда Сурков.— Мы понимаем ваши бизнес-интересы и внимание к вопросам коррупции, но все эти разговоры о правах человека? В любом случае мы примем ответные меры, потому что вы говорите о серьезном давлении». Американский чиновник спросил, будут ли имевшие отношение к смерти юриста люди хоть как-то разоблачены, ведь они «использовали нашу систему, чтобы красть из вашей». В ответ Сурков просто покачал головой. «Его позиция была максимально очевидна»,— вспоминает наш собеседник. (В январе 2013 года США приняли решение о выходе из рабочей группы по вопросам гражданского общества, где советник президента Обамы Макфол председательствовал с Сурковым, указав причиной «действия правительства РФ, направленные против гражданского общества».)
Несмотря на противостояние бизнеса, российского правительства и администрации Обамы, в поддержку «закона Магнитского» высказывалось все больше конгрессменов. В марте 2012 года сенаторы Кардин, Либерман, Викер и Маккейн отправили главе финансового комитета Сената Максу Бакусу откровенное письмо: если он не проголосует за «закон Магнитского», то не видать администрации отмены поправки Джексона—Вэника. В июне от него пришел ответ: «Я гарантирую вам голоса моих коллег по комитету». Критики «закона Магнитского» называли этот жест сенаторов шантажом. «У нас есть хорошая поговорка: «Не спрашиваешь, как делают сосиски, и не спрашивай». То же самое можно сказать о том, как законопроект становится законом,— говорит аналитик Чарап.— Но все понимали, что необходимо отменить поправку Джексона—Вэника, потому что иначе пострадают американские бизнес-интересы. И авторы «закона Магнитского» механически привязали два законодательных акта друг к другу».
За день до голосования в Вашингтон снова приехал Немцов, и вместе с Кара-Мурзой они обошли всех ключевых сенаторов: «Мы говорили: вы про демократию много говорите, а вот у вас единственный шанс за много лет реально что-то сделать». После голосования у администрации не было выбора. Обычно законопроект в палатах проходит с перевесом в три-четыре голоса, а за «закон Магнитского» проголосовали 80% в нижней палате и 90% в верхней. Право вето при таких цифрах президент использовать не мог.
В кабинете Хельсинкской комиссии к стене прислонена фотография формата A5 в деревянной рамке под стеклом. На ней запечатлен президент Обама, утром 14 декабря подписывающий «закон Магнитского». Церемония проходила через полтора часа после массового убийства в начальной школе города Ньютауна, впоследствии ставшего известным как стрельба в Коннектикуте. Через полчаса после подписания закона Обаме доложили, что 20-летний юноша застрелил дома свою мать, затем приехал в школу, где убил двадцать первоклассников, шестерых взрослых, ранил двоих и застрелился сам. Белый дом закрыли, Обама поехал обращаться с речью к нации, и ни один документ в этот день больше подписан не был.
После выигранной битвы в США основатель Hermitage Capital Браудер сосредоточился на Европе. Заморозка активов, прописанная в «законе Магнитского», уже автоматически выполняется в европейских банках, которые связаны договорами с банками США, в том числе в швейцарских. Но Браудер хочет добиться и аналогичного американскому списка невъездных. Работа над принятием «закона Магнитского» в Европарламенте строится по той же схеме лоббирования. На сессии в Европарламент приезжают Павел Ходорковский, сотрудники его института и российские оппозиционеры. У Браудера, по словам Пелевиной, есть идея увязать безвизовый въезд для российских чиновников, о котором просит Москва, с принятием «закона Магнитского». Связка дословно повторяет историю отмены поправки Джексона—Вэника.
