Управление страной с помощью только одного закона — уголовного кодекса, перестает быть эффективным. Глава государства уже не в первый раз за очень короткое время посылает сигналы судебному корпусу. Его заявление о «вопиющем» деле сельского учителя Ильи Фарбера привело к молниеносной подаче прокурорами протеста на приговор. Несмотря на то, что сроки пропущены и даже, несмотря на то, что прокуроры теперь опротестовывают меру наказания, которую сами же и запрашивали.
Еще недавно прокуроры опротестовали арест Алексея Навального в Кирове. Случай был беспрецедентным, Навальный стал первым, кого оставили на свободе до вступления в силу обвинительного приговора с лишением свободы.
Ну и новелла сегодняшнего дня — чуть что не так с правосудием, а давайте амнистию объявим. Боюсь остаться в одиночестве или в компании с небольшим количеством единомышленников, считающих, что при таком суде, как сегодня, амнистия больше нужна не осужденным, а самим «правоохранителям».
Суд болен уже давно и тяжело. Судьи перестали писать приговоры сами, они их попросту «копи-пастят» с флешек, любезно предоставленных следователями и прокурорами. Мы потом в приговорах видим то же самое обвинительное заключение с теми же ошибками и опечатками. И никого это не смущает. А ведь получается, что таким образом приговоры пишутся не судьями, а следователями!
Суда присяжных уже практически нет, хотя, когда его создавали, обещалось, что его юрисдикция будет постепенно увеличиваться. А на самом деле она методично уменьшалась и свелась к минимуму. И все знают причину — слишком много оправдательных приговоров.
Как Вы думаете, качество следствия и прокурорского надзора со времени распада СССР стало лучше? Вряд ли, правда? Так вот, тогда при Союзе, процентов 20 уголовных дел возвращались на дополнительное расследование. Это было зачастую своебразной формой оправдания. Тогда, понятно, оправдательные приговоры тоже не приветствовались.Но судьи разбирались с делом, и в случае серьезных сомнений и явных недоработок следствия, возвращали дело. А сейчас и этого института нет, возврат дела прокурору почти невозможен, а отказ в возврате невозможно обжаловать. И почти 100 процентов уголовных дел, поступающих в суд, заканчиваются обвинительным приговором.
Президент, комментируя дело Фарбера, сказал одну красноречивую фразу о том, что суд у нас действительно независим и может сам принимать решение, без всякого давления. Знает ли он, как глубоко заблужается? Суд вообще не заморачивается принятием решения. Решение принимает следственный орган, а суд лишь процессуально закрепляет приговором уже давно принятое решение. И во время всего процесса судью волнует только соблюдение всех форм, необходимых для того, чтобы принятое им решение не было отменено вышестоящей инстанцией.
Разве судья Блинов не умеет считать до 16-ти и не знает простых арифметических правил вычитание и сложения? Разве опытнейшая судья Сырова не знает из чего складывается состав преступления — хулиганства? Разве судья Никишина не понимает, что в клетке сидят избитые, а потерпевшими в суд приходят избивавшие? Суд потерял не только независимость, объективность и справедливость, суд уже, к сожалению, лишился здравого смысла.
Они не вызывают уважения. Спрятавшись под мантиями, с отсутствующим взглядом и порой хамоватым поведением, они думают, что судят кого-то, а на самом деле судят себя, методично оформляя приговоры себе, подшивая и подписывая их. Привыкнув не чувствовать чужой боли, и, научившись никого не слышать, они не слышат веяния нового времени. Они не могут понять, что кризис судебной власти, как и любой кризис, обязательно разрушит систему, чтобы создать новую. И в той, новой системе, возможно, системе выборных судей, возможно, судей, для которых будет положительной характеристикой не штампование приговоров, а образование и многосторонний опыт, им вряд ли найдется место.