Действующий в России мораторий на смертную казнь позволяет исправлять ошибки следствия и суда, но добиваться это тяжело, долго и дорого. «Власть» попыталась разобраться, как за решеткой оказываются невиновные и почему им трудно выйти из тюрьмы, даже если обнаруживается настоящий преступник.
Полина Никольская, Олеся Герасименко
«Нам все равно, ты или не ты, будешь ты»
Днем 23 сентября 2009 года работавший охранником на рынке Алексей Серенко ехал к своей невесте по трассе «Дон», когда его остановил инспектор ГИБДД. Он сказал, что Алексей пересек двойную сплошную, предложил сесть в машину и посмотреть нарушение на камере. «Не успел я сесть, мне сразу руки заломали, кулек на голову надели и молча куда-то повезли,— вспоминает Серенко.— Оказался в УВД. Там спрашивают: «Знаешь, почему тебя сюда?» Я говорю: «За какую-то сплошную на дороге». А они мне: «Шутить решил? Ты убийца, ты убивал людей, убивал детей»». По словам Серенко, до вечера ему «просто выносили мозг», а ночью всемером начали бить: «Руками, ногами, пластмассовыми бутылками, делали ласточку (вешали с пристегнутыми наручниками под потолок), надевали противогаз, курили в него и продолжали избивать до семи утра». Так продолжалось десять дней.
Выяснилось, что Серенко подозревают в убийствах с целью грабежа. Ему сказали, что в июле 2008 года на обочине трассы он расстрелял молодого человека, а также ограбил и сделал инвалидом его девушку. Через полгода он, по словам оперативников, застрелил и добил ножом пенсионера и его будущую невестку в доме на окраине Новочеркасска ради фотоаппарата и дубленки. А в 2009-м жестоко расправился с семьей спецназовца Дмитрия Чудакова, ехавшего с Черного моря на машине с женой и двумя детьми. Якобы стрелял в них из винтовки «Сайга», а потом добивал ножом, ударив девочку 37 раз. Это убийство оказалось на первых полосах федеральных газет, а его расследование взял под личной контроль Владимир Путин. Серенко не признавался ни в одном из преступлений. К концу второй недели, вспоминает он, оперативники сказали: «Нам все равно, ты или не ты, будешь ты».
Следственный комитет при прокуратуре РФ заявил, что «убийство командира спецназа Чудакова и его семьи раскрыто» и, более того, «установлена причастность Серенко к совершению ряда других аналогичных особо тяжких преступлений». Дело Серенко вел 43-летний следователь Владимир Павлов, который раньше работал в Волгограде и для которого убийство Чудакова стало первым делом после перевода в Москву. В виновности охранника он был уверен. В доказательствах значились выключенный телефон Серенко во время убийства Чудакова и аргумент, что занимавшийся боксом подозреваемый «зол на жизнь и агрессивен». Еще следователь заказал никогда раньше не проводившуюся в России баллистическую экспертизу. Дело в том, что гильз от ружья «Сайга» на месте преступления не было, преступник их забрал с собой. На земле нашли только затычки-«пыжи», по которым достоверно установить, откуда произведены выстрелы, невозможно. Так сочли специалисты МВД, к которым обратилась защита, но эксперта следователя Павлова это не смутило: он заявил, что из «Сайги» стрелял Серенко.
Кроме того, в деле о нападении на пару на трассе спустя 15 месяцев появилась свидетельница — проститутка, которая в вечер убийства была пьяна, находилась на другой стороне трассы, но тем не менее со спины в темноте смогла опознать Серенко. Она также вспомнила женский голос, который говорил: «Добивай ее!» Полиция решила, что соучастницей нападения могла быть невеста Серенко. Ее вывозили на места совершения преступлений и угрожали сделать подельницей. Друзьям пары советовали от них отвернуться, по словам знакомых, угрожали испортить карьеру и бизнес. Свидетели защиты были так напуганы, что адвокат встречался с ними ночью в поле.
Из Серенко тем временем тянули признание. Адвокат Альберт Погосян считает, что избивали его подзащитного по прямому указанию следователя. «При словах «закон» или «УПК» Павлов только усмехался и говорил: «Замолчите, у нас в Москве даже Генри Резник не пикает по поводу закона»»,— рассказывает адвокат. «Меня при Павлове били семеро человек — у открытой двери кабинета, под камерами, а он ими руководил,— вспоминает Серенко.— Мне скорую даже вызывали — они мне разбитую губу диагностировали со словами «это ты прикусил»». Адвокат писал заявления о давлении на подозреваемого, отправлял медицинские справки о побоях. В Следственном комитете после процессуальной проверки ответили, что «факты не подтвердились» и жалобы «не имеют под собой почвы».
Серенко считает, что его хотели довести до самоубийства, чтобы осудить посмертно: «Угрожали сделать что-то с девушкой, матери несладкую жизнь устроить». Все это, утверждает он, оперативники делали с ведома следователя Павлова: «Обещали на суд повлиять: мол, тебе 18 лет дадут, восемь отсидишь». Предлагали даже возложить вину за убийства на его трех погибших в аварии друзей. Следователь, почти два года проживший в номере люкс дорогой гостиницы Ростова-на-Дону, подгонял всех участников, чтобы те быстрее знакомились с материалами дела. Несмотря на протесты матери убитого спецназовца Чудакова, которая не верила в виновность Серенко, Павлов передал дело для заключения в прокуратуру. Но прокурор Ростовской области раскритиковал экспертизу оружия и нашел много других нарушений. В июле 2011 года дело вернули Павлову.
Через два месяца следователь пришел в камеру Серенко и уныло протянул ему какую-то бумажку: «Он мне с кислой мордой говорит: «Читай, это постановление об изменении меры пресечения». Я собрал вещи, вышел, меня забрал адвокат. Дома никто не знал, я попросил, чтоб не говорили никому». Первые недели на свободе Серенко не выходил на улицу — боялся.
После освобождения главного подозреваемого следователь Павлов из Ростова уехал. «Если я Серенко не посажу — я погоны сниму»,— цитирует его слова адвокат. Правда, погоны Павлов не снял, просто вернулся из Москвы в управление СК по Волгоградской области, где работает до сих пор. С тех пор в деле Серенко сменилось четыре следователя, и осенью 2013 года он ждал знакомства с пятым, как в ночь на 9 сентября под окнами его квартиры раздались выстрелы. «Дома был брат, он подумал, что на улице салют, вышел на балкон, а там война»,— рассказывает Серенко. Внизу молодая женщина с мужчиной на мотоцикле отстреливались от полицейских, к которым мчалось подкрепление. Братья не знали, что под их окнами задерживают банду, за преступления которой охранника пытались посадить на всю жизнь.
«Убить человека, чтобы забрать носильные вещи»
На следующий день газеты запестрели сообщениями о поимке гангстеров, семейным подрядом убивавших и грабивших людей в Ростовской области и Ставропольском крае более 15 лет. Главу банды 36-летнего Романа Подкопаева убили при задержании, в живых осталась его 25-летняя падчерица Виктория Тарвердиева, а на берегу Дона в палатке с гранатами и автоматом задержали его жену, 46-летнюю Инессу.
Сейчас в уголовном деле, заведенном на мать и дочь из поселка Дивного Ставропольского края, 31 убийство, многие из жертв — полицейские. Как рассказали «Власти» в СК РФ, Тарвердиева-старшая заявила, что обычно они убивали из-за нужды в деньгах, а вот полицейских — еще и из ненависти. «Они все продажные, коррумпированные, берут взятки»,— повторяла она. Пока Тарвердиевы давали показания, в другом суде арестовывали главного наводчика и покрывателя банды — полицейского, сотрудника ДПС Ростовской области Сергея Синельника (его жена Анастасия — родная сестра Подкопаева). По версии следователей, Синельник давал бандитам адреса коллег, у которых есть чем поживиться, привозил их на места преступлений и забирал оттуда, сообщал о расставленных патрулях ГИБДД и путях объезда, помогал сбывать награбленное. у Синельника дома бандиты прятались во время облав после очередного убийства. «При проверках на квартиру сотрудника полиции внимания сильно не обращали, ну приехали какие-то родственники, и ладно»,— объясняет начальник уголовного розыска ГУ МВД России по Ростовской области Олег Колтунов.
На первое убийство Тарвердиева, известная в родном поселке модельной фигурой и белокурыми локонами, пошла в 1997 году. По материалам дела, жертвой стал ее ревнивый муж Азур Тарвердиев. «У нее тогда закрутился роман с вернувшимся из армии 20-летним Подкопаевым. А муж развода бы ей не дал, вот они и решили от него избавиться»,— рассказывает Колтунов. Но милиция в конце 1990-х к Подкопаеву интереса не проявила, и он зажил вместе с Тарвердиевой и ее дочерью от первого брака. С этого времени они перестали общаться с родителями и знакомыми, «замкнулись в себе», как говорят в Следственном комитете, а вокруг дома выстроили глухой забор. Знакомым говорили, что зарабатывают на стройках в Ростовской области. А сами грабили дома, магазины, убивали водителей на трассе и полицейских ради оружия. Следователи переписывали награбленное больше недели: кроме винтовок, пистолетов, патронов, охотничьих ножей в доме в поселке Дивное лежали утюги, цепочки, корм для собак, сачки, удочки, фотоаппараты, постельное белье. Как-то раз сняли с убитой девушки купальник. В ночь перед арестом застрелили пожилых супругов, чтобы забрать бутылку шампанского, бутылку водки, куриные окорочка и початый флакон духов. Оперативники удивляются неоправданной жестокости преступлений: «Ни в одном случае цель и средства несовместимы. Убить человека, чтобы забрать носильные вещи. Нет логики, в голове не укладывается».
Почему стоматолог Подкопаев и выпускница Мелиоративной академии, работавшая воспитательницей в детском саду, Тарвердиева занялись грабежами и насилием, сказать никто не может. Мать Тарвердиевой говорит, что ее красавицу дочь испортил Подкопаев, мать Подкопаева — что на ее любимого сына плохо повлияла Инесса. Знакомые просто разводят руками. Глава уголовного розыска по Ростовской области Олег Колтунов банду называет атипичной: «Семейный подряд с двумя женщинами-убийцами, при этом очень хладнокровными и с железными нервами. Они приходили домой с нападения, снимали заляпанную кровью одежду, садились за стол обедать и обсуждали, как сходили на убийство, как на работу». По словам главы следственной группы, на месте преступления следов они почти не оставляли, всегда работали в перчатках и масках, мобильные телефоны на дело не брали, только рации: с подсказки сообщника из ГИБДД прослушивали полицейские переговоры. Часто упражнялись в стрельбе в тире.
Сотрудники уголовного розыска ГУ МВД по Ростовской области утверждают, что убийство местного Клайда и задержание Бонни стало результатом тщательной работы и спланированной операции. Их адвокаты и выжившие потерпевшие уверены, что банду поймали случайно. Убийства не расследовали в рамках одного уголовного дела, оперативники периодически задерживали то бездомных, то ранее судимых. С того же Серенко до сих пор не сняты обвинения и подписка о невыезде. Поэтому он не может устроиться на нормальную работу и уехать дальше Ростовской области. Чтобы платить все эти годы адвокату, его родители продали квартиру, взяли кредит и теперь снимают жилье. Но судиться с государством Серенко пока не готов. Год назад он женился, у него родился сын, и «Смешариков» он обсуждает охотнее, чем следователя Павлова.
Вернувшийся в Волгоград следователь Павлов о подозреваемом из Ростова тоже вспоминает неохотно. «Я еще не знаю новых обстоятельств, поэтому комментировать его виновность или невиновность не могу,— сказал он «Власти».— Если все действительно так, как сейчас представляют с этой бандой, то это была ошибка, и виноват в ней, конечно, я. Но совершенно точно могу сказать: ни я, ни другие следователи никаких противоправных действий или фальсификаций не допускали. Серенко и защита ошибаются: цели закрыть лишь бы кого-то никогда не было. Тогда мы были в его вине искренне уверены».
«Если есть убийство, оно должно быть раскрыто»
Серенко не единственный, кого обвинили в не совершенных им убийствах и грабежах. По неофициальным данным, в изоляторах Ростовской области и Ставрополья по подозрению в преступлениях, которые Тарвердиева уже взяла на себя, сидят еще четыре человека. В других случаях дело доходит до приговора и этапирования в колонию. «Простого признания в совершении преступления каким-либо лицом недостаточно для освобождения ошибочно осужденного,— говорит адвокат Сергей Бадамшин.— Следователь должен собрать и закрепить новые доказательства, более весомые, чем ранее собранные, а кроме того, опровергнуть уже вступившую в законную силу версию следствия».
За 2012 год Верховный суд отменил менее 70 приговоров «по вновь открывшимся обстоятельствам», куда входят случаи поимки настоящих преступников. Всего за год осуждено 764 263 человека, а оправдано из них 5164 (0,7%). По обвинению в тяжких и особо тяжких преступлениях в 2012-м оправдано всего 834 человека (16% от общего числа оправданных).
Статистики по несправедливо вынесенным приговорам по тяжким преступлениям нет. Часто люди проводят в колонии несколько лет, прежде чем до них дойдут новости о сознавшихся в инкриминируемых им преступлениях. «Если есть убийство, оно должно быть раскрыто. В России свыше 90% убийств раскрываеся, это один из важнейших показателей работы полиции,— рассказывает руководитель правозащитного центра «Агора» Павел Чиков.— Если убийство произошло с отягчающими обстоятельствами, то оно ставится на спецконтроль в Москве, а следователь отчитывается по нему каждую неделю. Главным для него становится раскрыть дело, повесить хотя бы на кого-нибудь как можно скорее».
Раскрытым считается дело, которое ушло в суд с утвержденным обвинительным заключением. Для этого в нем — помимо чистосердечного признания — должны быть доказательства, например, судмедэкспертизы. «Есть дела, по которым производство экспертизы обязательно, например убийства. Но, какие экспертизы обязательны, в законодательстве не уточняется,— говорит заместитель директора Российского центра судебно-медицинской экспертизы Минздрава России Павел Иванов.— Например, следователь проводит биологическую экспертизу крови с одежды подозреваемого и крови убитого. Это исследование, которое определяет только группу крови». В Европе и США, по словам Иванова, биологические исследования крови в судебных целях «не проводятся уже десять лет, потому что у них низкая доказательность и ими легко манипулировать». «У нас это еще аргумент для суда: эксперт пишет следователю, что такая группа крови может принадлежать обвиняемому, и эта формулировка идет в суд. Но он не пишет вторую часть заключения, что кроме обвиняемого она может быть еще у сотни человек»,— объясняет Иванов. Генетическую экспертизу, которая определяет ДНК крови, а не только ее группу, следователь может не назначать вовсе. Бывают и случаи манипуляции данными, признает Иванов: «Даже генетическую экспертизу подтягивают под версию следствия. Наверное, это непрофессионализм, а может, и что-то еще». Приходя к эксперту, следователь часто давит на то, что по делу уже есть все доказательства и экспертиза должна только их подтвердить. «Люди разные бывают, начнет, например, следователь кричать, что результаты не могут быть такими, что эксперт ошибся, что он напишет жалобу начальству. Вторая экспертиза в результате может оказаться ближе к версии следствия»,— говорит Иванов.
Несправедливо осужденные появляются не только из-за давления следователей на экспертов, но и из-за сильнейшего давления начальства на оперативников и следователей, утверждает правозащитник Павел Чиков: «От них сначала требуют раскрыть дело по горячим следам, потом — раскрыть его любой ценой». Поэтому, например, серийные преступления долго могут не объединяться в одно дело: оперативники пытаются как можно быстрее найти убийцу для каждого эпизода по отдельности и не сразу замечают, что характер убийств совпадает. Один из самых ярких примеров всех этих пороков нынешней системы следствия — события 2011 года в Иркутске.
«Потом привязали к стулу, стал электрошокером бить»
В феврале 2011 года в иркутском Академгородке, где с советских времен живет научная элита города, началась паника: уже третий месяц кто-то по вечерам в лесу у школы и во дворах нападал с молотком на женщин, пенсионеров, детей и бомжей. В Академгородке появился маньяк, решили местные. Но сотрудники ГУВД со страниц местных газет уверяли жителей, что район по количеству убийств не отличается от других и что преступления не серийные. Неофициально в следственном управлении СК РФ по Иркутской области признают, что искать «банду» начали только после двенадцатого нападения. Следователи не связывали эпизоды в одно дело, думали, что это обычные бытовые преступления, которые, «как правило, и совершаются такими методами — ударами по голове». Преступников искали среди бомжей, бывших зэков, пациентов психоневрологических диспансеров. Убийцами оказались подростки из Академгородка: 18-летние первокурсник медицинского института Артем Ануфриев и студент строительного колледжа Никита Лыткин. Битами, молотками, ножами, отвертками молодые люди за полгода забили насмерть шесть человек и избили семерых.
Прозванные после задержания молоточниками Ануфриев и Лыткин учились в одной школе, где оба были изгоями. Оба воспитывались без отцов, и матери старались уделять сыновьям как можно больше внимания. «Никита не мог понять, почему в семье он видит одно, а в жизни — совершенно другое. Вот эта вот озлобленность на мир, как я сейчас понимаю, еще тогда сформировалась»,— объясняет Марина Лыткина. Недостаток общения со сверстниками подростки компенсировали компьютерными «стрелялками» и интернетом. Они засматривались видео нападений на мигрантов и зачитывались историями об известных маньяках вроде Александра Пичушкина. В интернете Ануфриев узнал о движении «пиплхейт» (от англ. people hate), пропагандирующем ненависть ко всему человечеству, и стал называть людей тупой массой и скотами. «А я считал, что все люди против меня,— рассказывал на следствии Лыткин.— Тогда я решил, что если мне плохо, то пусть все люди тоже страдают».
Только через четыре месяца после их первого нападения, к апрелю 2011 года, со слов нескольких выживших полицейские смогли составить скудную ориентировку на преступников: мужчины 17-18 лет славянской внешности. Увидев ее, бабушка Лыткина забеспокоилась. Внук в последнее время вел себя странно, больше обычного страдал нервными тиками, бессонницей, в доме нашли пустые ножны. Родственники обыскали комнату и увидели торчавшую из компьютера флешку с видеозаписью убийства и расчленения бездомной. Дядя отнес флешку в полицию, а через час Лыткин давал подробные признательные показания.
Недобитых жертв, о которых рассказали «молоточники», нашли по картотекам больниц, закрытые за отсутствием состава преступления дела открыли. Например, дело об убийстве их первой жертвы — 12-летнего школьника, на которого подростки напали сзади, когда тот шел кататься с горки. Молотком и битой они раскроили ребенку череп, превратили лицо в месиво, воткнули нож в висок. Проводить расследование по этому уголовному делу не стали: на основании судмедэкспертизы следователь решил, что это был несчастный случай. Ануфриева суд приговорил к пожизненному заключению, а Лыткина — к 20 годам колонии строгого режима. А из колонии строгого режима под Иркутском выпустили 19-летнего Владимира Базилевского, осужденного на четыре года за одно из убийств Ануфриева и Лыткина.
Полицейские взяли Базилевского в январе 2011 года во время одной из уличных проверок. Воспитанник детдома выглядел подозрительно: шел по улице в грязных штанах и окровавленной куртке. Базилевский официально был прописан в квартире своего опекуна, но с ним разругался, поэтому жил с бомжами. Два раза получал условный срок: за хранение наркотиков и кражу мобильника. Оперативники спросили, что он делал в новогоднюю ночь. Молодой человек признался, что встречал праздник в канализационном колодце с настойкой боярышника и соседом-гастарбайтером. Полицейский перебил Базилевского и сказал, что на самом деле в Новый год он забил до смерти бездомного бутылкой из-под шампанского. «Завели в кабинет пацаненка, который сказал, что видел, как я ссорился с бездомным. Когда его вывели, оперативник взялся за меня уже конкретно,— вспоминает Базилевский.— Сначала ноги на коленки мне поставил, а сам сел на стол. В лицо пару ударов сделал. Потом привязали к стулу, стал электрошокером бить». Чистосердечное признание Базилевский написал под диктовку. На следственном эксперименте ему сначала говорили, где стоят баки, у которых произошло убийство, и как лежал труп, а потом уже снимали его показания на камеру.
Пока длилось следствие по делу Базилевского, Ануфриев и Лыткин убили еще троих человек. А в апреле 2011 года судья Андрей Обыскалов вынес Базилевскому обвинительный приговор. Помимо признания доказательством по его делу была биологическая экспертиза. Она показала, что у крови на куртке Базилевского и у крови на трупе одна группа — вторая. Из этого суд сделал вывод, что она совпадает с кровью убитого, а значит, может принадлежать ему.
Когда Базилевского отправили по этапу, «молоточники» дали признательные показания об убийстве того самого бездомного: подростки насмерть забили его молотками. Следователь следственного управления СК РФ по Иркутской области Евгений Карчевский рассказал, что проверял каждое показание убийц. Под описание бомжа, убитого в Новый год, подходило только уже раскрытое преступление. Карчевский поднял дело Базилевского. Оказалось, что следователь по его делу назначил генетическую экспертизу — сравнительный анализ ДНК, найденного на куртки молодого человека, и ДНК трупа. Но потом, не дождавшись ее результатов, отправил материалы дела в суд. Экспертиза же оправдывала Базилевского: ДНК не совпали. Личность убитого следствие и суд установили только со слов Базилевского, который назвал первое пришедшее ему на ум имя знакомого бомжа. Следователь нашел бездомного живым. Карчевский просил прокуратуру пересмотреть дело, но ему отказали. После этого о несправедливом приговоре узнали адвокаты правозащитной организации «Общественный вердикт». Юристы забили в колокола, и второе ходатайство следователя удовлетворили.
Приговор Базилевскому отменили только через год после его вступления в силу. В апреле 2012-го бывшего воспитанника детдома выпустили из колонии и реабилитировали, а его дело закрыли. Следователя Юрия Федорова обвинили в фальсификации доказательств. Сейчас он отстранен от работы в Восточно-Сибирском следственном управлении на транспорте СК РФ и знакомится с материалами своего уголовного дела. Ему грозит до семи лет лишения свободы. Оперативник, выбивавший показания из Базилевского, до сих пор не найден. Вынесший обвинительный приговор судья Андрей Обыскалов по-прежнему рассматривает уголовные дела в Свердловском районном суде Иркутска.
Базилевский сейчас на свободе, работает кровельщиком, живет со своей девушкой, у них растет дочь. За незаконный приговор его адвокат пытается получить от государства компенсацию 3 млн руб. Иск пока не приняли к рассмотрению. Впрочем, защита сомневается, что Базилевский сможет получить всю сумму.
«Я никого не убивал, прости за все»
Согласно Уголовно-процессуальному кодексу, иск за судебную ошибку рассчитывается из суммы зарплаты или пенсии, которых подозреваемый лишился в результате уголовного преследования, стоимости конфискованного имущества, взысканных судом штрафов, гонораров адвокатам и других, например медицинских, расходов. В США невинно осужденному в среднем гарантировано $100 за каждый проведенный в заключении день. Европейский суд по правам человека щедрее: там присуждают €10 тыс. за месяц незаконного лишения свободы.
Денежные компенсации в России далеки от зарубежных. Так, 500 тыс. руб. получил от государства 20-летний житель Ставрополя, 3,5 года проведший в психиатрической больнице на принудительном лечении за убийство. В 2004 году следователи доказали, а судья поверил в то, что он забил свою сестру, расчленил ее труп топором и сжег останки в печке. Приговор пришлось отменить после того, как сестра через три года после исчезновения написала матери письмо, что жива, ушла из дома после ссоры с ней и уже вышла замуж. 2 млн руб. получил тракторист из деревни в Башкирии, отсидевший в колонии строгого режима пять из девяти назначенных ему лет за убитого другим бомжа.
Одну из самых больших компенсаций в истории России за несправедливый приговор по тяжкому преступлению получил москвич Максим Руденко. В 2007 году Преображенский суд Москвы приговорил его к 14 годам колонии строгого режима за убийство, которого он не совершал. Казне пришлось выплатить 3 млн руб. за три года, что он незаконно провел в заключении. В 19 лет Руденко поругался с матерью, ушел из дома, жил в подъездах и у друзей. Весной 2007 года полицейские увидели его в компании выпивавших на Преображенской площади молодых людей и забрали всех в ОВД, чтобы проверить документы. В кабинет оперативника Руденко завели первым, а через несколько часов он дал чистосердечное признание в убийстве 37-летнего менеджера по продажам Максима Лаврика. Уже из СИЗО Руденко передал матери записку: «Я никого не убивал, прости за все». Оксана Руденко через знакомых нашла для сына адвоката, и спустя две недели он отказался от показаний, заявив, что его избили в ОВД.
Следователь готовил дело к суду по той же схеме, по которой в Иркутске его коллега собирал доказательства по делу детдомовца Базилевского. Нашелся свидетель убийства. Соседка Лаврика по подъезду с балкона четвертого этажа в сумерках видела, как от трупа убегают три человека, и в одном из них позже опознала Руденко. На джинсах молодого человека нашли кровь, и экспертиза показала, что она той же группы, что и кровь Лаврика. Адвокат Дмитрий Пагин на следствии несколько раз ходатайствовал о проведении генетической экспертизы крови, но ему отказали. «В 2007 году проводить анализ ДНК следствие не считало нужным, в практике расследования уголовных дел это было не принято,— вспоминает защитник.— Как сказала мне потом председатель Мосгорсуда Ольга Егорова, мы были одними из первых, кто пытался провести генетику». Адвокат поминутно восстановил, где и во сколько его подзащитный был в вечер убийства. «Мы взяли детализацию всех его звонков. Выяснилось, что, когда Лаврика убивали, Руденко был за 300 метров от него»,— поясняет он. Друг Руденко говорил, что в момент убийства тот был у него дома. Но суд показаний не учел, как и не указал в приговоре, что от трупа, по словам свидетелей, убегали трое. Судья пыталась вызвать на допрос следователя по делу Александра Петракова, но прокурор на заседании сказал, что тот «уволился из органов, уехал в Петербург и пропал». «Перед началом суда Петраков мне позвонил, сказал, что сын невиновен и что он сам написал рапорт об увольнении. Я до последнего верила в справедливый приговор. Когда объявили срок, у меня просто подкосились ноги»,— вспоминает мать Руденко. Судья Зоя Орлова приговорила молодого человека к 14 годам колонии строгого режима. Наказание Руденко отправился отбывать под Тамбов в декабре 2007 года. Следователь Петраков так и не нашелся.
А настоящие преступники к этому времени уже восемь месяцев сидели в московских СИЗО. Лидеров националистической банды, 17-летних студентов Артура Рыно и Павла Скачевского, задержали почти одновременно с Руденко, после очередного преступления. Подростки сразу сознались в 37 нападениях и убийствах. В московских СИЗО по подозрению в них уже сидели шесть человек. Позже студенты рассказали еще о нескольких эпизодах: убивали мигрантов, кавказцев и русских неславянской внешности, темноглазых брюнетов. Таким был Максим Лаврик — одна из их последних жертв. Мать Рыно рассказывает, что он сразу признался и в убийстве Лаврика, но следователи не спешили готовить этот эпизод к суду. Когда Рыно узнал от сокамерников, что по этому делу уже сидит невиновный, попросил мать связаться с семьей Руденко и рассказать правду. Адвокат невинно осужденного говорит, что вскоре после этого ему позвонили из СК и спросили, как он намерен доказывать невиновность Руденко: «Я настаивал на проведении ДНК-анализа. Чудом остались целы образцы крови трупа и джинсы Руденко с пятнами крови». ДНК, как и в случае с Базилевским, не совпали. Оказалось, что за день до задержания молодой человек подрался с бывшим одноклассником, разбил ему нос и вытер о джинсы руки.
Руденко не выпускали еще полтора года: следователь долго собирался к нему в колонию, а прокуратура только со второго раза заново открыла дело. «Почему так долго? Наверное, потому, что были затронуты интересы очень многих людей. Обвинительное заключение Руденко подписывал прокурор Юрий Катасонов — человек неприкосновенный (тогда прокурор Преображенской межрайонной прокуратуры, сейчас — зампрокурора Москвы.— «Власть»)», — говорит адвокат Дмитрий Пагин. Оксане Руденко следователи объяснили проволочки так: «В практике очень мало подобных случаев, и мы не знаем алгоритм действия».
Приговор в 2010 году отменял президиум Мосгорсуда во главе с Ольгой Егоровой. На заседании она, по словам адвоката, даже не дослушала прокурора и сказала: «Мальчика надо выпускать». Через пару дней Руденко в колонии выдали деньги на билет, и он вернулся в Москву. В колонии он провел почти три года. За время суда его разведенные родители помирились, и, пока сын отбывал наказание, у них родился второй ребенок. Руденко исполнилось 26 лет, он живет с девушкой и работает охранником. Его иск за возмещение морального ущерба суд удовлетворил, но вместо запрошенных 8 млн назначил 3 млн. руб.
Встречаться сейчас с журналистами Руденко наотрез отказался. По словам матери, он не хочет вспоминать годы за решеткой, а родные никогда не спрашивают его ни о СИЗО, ни о колонии. По факту пыток в ОВД следователи сами возбудили дело, но, как говорят родственники, «оно закончилось ничем и до суда не дошло». Следователь Юрий Рыков, подписавший признательные показания Руденко, сначала стал мировым судьей. Но в 2011 году на него в связи с этим делом написал жалобу член Общественной палаты Анатолий Кучерена, и Рыкова уволили. Судья Орлова продолжает работать.
«Справедливость не наступит никогда»
В Уголовном кодексе России есть несколько статей, по которым можно наказывать за судебные и следственные ошибки. Это привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности (ст. 299 УК РФ), незаконное содержание под стражей (ст. 301 УК РФ), фальсификация доказательств по уголовному делу (ч. 2 ст. 303 РФ), принуждение к даче показаний (ст. 302 УК РФ), вынесение заведомо неправосудного приговора, решения или иного судебного акта (ст. 305 УК РФ). Но в суд такие дела, если они и появляются, попадают крайне редко. Во время работы над этой статьей авторы смогли найти только одни случай, когда следователя обвинили в фальсификации доказательств.
Привлечь же судей к уголовной ответственности, несмотря на существующую статью — «Вынесение заведомо неправосудного приговора», практически невозможно, утверждают эксперты. В соответствии с УПК, судья оценивает доказательства и выносит приговор «по своему внутреннему убеждению». Чтобы привлечь судью к ответственности, нужно доказать, что он заранее знал о невиновности подсудимого, знал, что доказательства сфальсифицированы, и вынес обвинительный приговор для своей выгоды, а не потому, что поверил доказательствам следствия.
Любой тюремный опыт — это всегда психологическая травма и психическое расстройство, говорит бывший начальник психологической службы одной из российских колоний. Критическая точка для сидельца, по его словам,— пять лет. После этого психика подстраивается под тюремное поведение: «Есть масса научных изысканий, которые говорят, что очень тяжело после этого срока социализироваться». Принудительное лишение свободы усугубляет проблемы, которые были на воле. Жителя Ростовской области, страдающего алкоголизмом, посадили за жестокое убийство младшего сына. Через пять лет нашелся настоящий преступник — серийный маньяк. Выйдя на свободу, невинно осужденный окончательно спился и стал бомжом.
Все вышедшие на свободу невинно осужденные, с которыми удалось поговорить, не хотят вспоминать о годах в заключении, описывать быт в колонии или сокамерников. Всем без исключения после случившегося было сложно найти работу; родственники говорят, что «домой они приезжали абсолютно потерянными». «Мне звонили из Общественной палаты и говорили, что, мол, следователь, который вел дело вашего подзащитного, стал мировым судьей, но мы добились его увольнения, и вот теперь настала полная справедливость,— говорит адвокат Пагин, защищавший Руденко.— Полный бред. Справедливость не наступит никогда. Потому что он уже отсидел. Это как в истории про мальчика, который забивал в дерево гвозди. Ему прохожий говорит, зачем ты забиваешь гвозди, дерево же погибнет. Он гвозди вытащил, но дерево все равно умерло».
Из истории дела Чикатило
В процессе розыска одного из самых кровавых маньяков XX века Андрея Чикатило было попутно раскрыто 1062 преступления и казнен невиновный человек.
Первое убийство воспитатель ГПТУ N33 Андрей Чикатило совершил 22 декабря 1978 года в городе Шахты Ростовской области — зарезал и утопил девятилетнюю Лену Закотнову. Чикатило был опознан по составленному фотороботу (высокий, сутулый, худой мужчина в очках), но супруга обеспечила ему алиби. В 1979 году Ростовский облсуд признал виновным в этом преступлении и приговорил к высшей мере наказания ранее осужденного за изнасилование и убийство Александра Кравченко. Верховный суд РСФСР возвращал дело на доследование, но в 1982 году приговор был подтвержден и 5 июля 1983 года приведен в исполнение (в 1990 году отменен президиумом Верховного суда РСФСР).
Позднее СМИ неоднократно сообщали, что за преступления Андрея Чикатило были казнены еще несколько человек, но документально это не подтверждалось. После серии убийств 1982-1984 годов признательные показания давали инвалиды Первомайского дома-интерната для умственно отсталых. В октябре 1984 года 23 уголовных дела были объединены в одно производство, летом 1985 года были прекращены дела в отношении инвалидов дома-интерната. Тогда же началась операция «Лесополоса» в Ростове-на-Дону, Шахтах и Новочеркасске. Из-за активизации милиции Чикатило никого не убивал на протяжении 1986 года. Но в 1987-1990 годах он совершил еще 19 убийств. Последней жертвой стала Светлана Коростик, убитая 6 ноября 1990 года. Чикатило был арестован 20 ноября 1990 года в Новочеркасске.
Ольга Дорохина
