Шаклеин сразу сказал, что необходимо посетить туберкулёзников, в прошлый раз там был ад, так и сказал. Я напрягся, у меня дети, а я к туберкулёзникам пойду, там открытые неизлечимые формы болезни и прочие ужасы. Впрочем, не сидеть же мне там, посмотрим и выйдем, надзиратели там целыми днями находятся, и врачи те же.
Тубкорпус находится в старом здании, даже в старинном, судя по толщине стен, возможно, что этот корпус был ещё при царях. Даже удивительно, поколения сменяют друг друга, идеологии, вожди, а тут как была тюрьма так и осталась, неприятно впечатляет.
Двери маленькие, анфилады, толстые кирпичные стены до метра толщиной, затхлость, сырость. Как-то странно для больничного корпуса, тем более для туберкулёзников. Такое впечатление, что тут ржавеет всё, металл, дерево, пластик, люди, штукатурка, а стены лишь толще.
Нас сопровождает целая толпа офицеров ФСИН, замначальники по режиму и воспитательной части, женщина-медик. Подходим к первой камере, дежурный по коридору поднимает глазок двери камеры, кричит «обход, построились, руки за спину». Ну блин, думаю, как после таких приветствий зеки будут что-то говорить, да они же нас за администрацию примут. Входим. Камера 28 м2, одиннадцать зеков, двухъярусные шконки, на полу ближе к выходу постелено одно из спальных мест; половина больных старики за 60, но может и моложе, хрен разберёшь. Совсем молодых не вижу, всем за 30, хвори разные, у кого туберкулёз, у кого ВИЧ, гепатит С. Шаклеин объясняет, что пришла общественная комиссия, представляется, я вставляю, что мы не на службе, а общественники и нам можно жаловаться на условия содержания и лечение. Ноль реакции. Зеки переминаются с ног на ноги, мне становится неловко, до нас они спокойно лежали, а тут комиссия пришла, «обход, построились, руки за спину»… Шаклеин проявляет интерес к тем, кто не может встать, ему объясняют что происходит, зек температурит. Другие заключённые оживляются, кто-то говорит о своей кассационной жалобе, но мы сейчас не можем им помочь, Владимир Андреевич даёт адрес «Сутяжника» для писем.
*Шаклеин Владимир Андреевич – правозащитник, председатель общественной организации «Межрегиональный центр Прав Человека», участник ОНК первого и второго призыва , тесно сотрудничает с различными правозащитными организациями, в том числе и с ОО «Сутяжник».
Один из зеков, стесняясь, говорит, что у него опухоль. На правой ягодице свисает огромная опухоль в два кулака, как он сидит-лежит-ходит не понятно. Опухоль уже 4 месяца, в медкарте не отражена, «он же не жалуется, температуры нет, значит доброкачественная» — оправдывается женщина-медик, но начинает прямо при нас ощупывать опухоль молчаливого страдальца, — «и вообще это не мой этаж». Мы только на первом этаже тубкорпуса, а есть ещё, чтоб посетить каждую камеру «больницы», нужен день. Я записываю в блокнот, что увидел, прощаемся, поздравляем с наступающим праздником, уходим. Следующая камера… в коридоре я спрашиваю одного из офицеров, почему один из зеков спит на полу? «Ну, это один из таких… опущенных»,- отвечает тихо, спохватывается,- «они сами так решили и спине лучше».
Ребята, это же кошмар. И в таких условиях они хотят кого-то вылечить? Все помещения в ужасном состоянии, штукатурка отваливается, вентиляции никакой, норма метража на человека не выдерживается нигде. Душно. Сантехника страшная, старая, электропроводка сгнила, освещение тусклое. Окна занавешены одеялами, естественного света нет, люди сидят серые, страшные. Заходим в следующую, один бедолага лежит, обливаясь потом, встать не может, но жалоб нет. «Что с ним, он не умрёт» — «У него четвертая стадия ВИЧ, может завтра умрёт, а может через год»,- спокойно отвечает медработник. «А какой смысл его тут держать?» — мысли проносятся, вопросов много, молчу, записываю. Идём дальше. Это только первый корпус СИЗО-1 Екатеринбурга…
