Текст Уголовного кодекса РФ, определяющий меру наказания, равно как и постановления судов содержат формулировку «лишение свободы». Нигде вы не найдете формулировки «лишение здоровья» или тем более «лишение жизни». К такому не приговаривают. Официально не приговаривают…
Марина Балуева
27 апреля состоялась онлайн пресс-конференция, посвященная особенностям тюремной медицины. Конференция была организована правозащитниками Санкт-Петербурга и лично епископом Апостольской Православной Церкви Григорием Михновым-Вайтенко. Сначала журналистам был показан видеоряд.
Невысокий пожилой человек, согнутый болезнью, просит медицинского освидетельствования, говорит, что плохо себя чувствует и нуждается в помощи врача.
Вокруг него стоят молодые и румяные люди в униформе и вежливо – очень вежливо – объясняют, что он со своими просьбами опоздал. Доводы пожилого больного человека о том, что он не знал, что его не предупредили, что он плохо себя чувствует, игнорируются вежливым молчанием сильных и крепких мужчин. Похоже (впрочем, это глубоко субъективное оценочное ощущение), что их забавляет эта игра в корректность на камеру.
Больного переводят в другое помещение. Внезапно, что-то осознав, человек начинает отчаянно кричать, обзывает вежливых людей нехорошими словами, плюется в них и замахивается палкой, на которую только что опирался при ходьбе.
Тогда один из здоровых, сильных и вежливых людей начинает его бить. Бьет без энтузиазма, методично и профессионально. Впрочем, это нетрудно ввиду слабости больного. Остальные молча смотрят. Бьющий приговаривает : «Успокойтесь… Будете еще так делать? Отказываетесь от противоправных действий?» Заключенный кричит «Убийцы! Палачи! Негодяи!»
Потом избитого сопровождают (или волокут, как вам больше нравится) во двор, где дожидается транспортное средство. Молодые и сильные желают коллегам счастливого пути. Вежливо, и даже с какими-то теплыми нотками.
Итак, заключенный просил освидетельствования гражданским врачом в присутствии своего защитника, а получил избиение и отправку обратно в колонию, в ШИЗО.
Это Сергей Евгеньевич Мохнаткин. На видео зафиксированы обстоятельства перевода его из больницы ФСИН на зону в октябре 2018. Ему остается жить чуть более полутора лет.
Текст Уголовного кодекса РФ, определяющий меру наказания, равно как и постановления судов содержат формулировку «лишение свободы». Нигде вы не найдете формулировки «лишение здоровья» или тем более «лишение жизни». К такому не приговаривают. Официально не приговаривают.
Вдова Сергея Мохнаткина, Анна Кречетова считает, что мало кому из тех, кто здоровым поступил в пенитенциарную систему, удается выйти оттуда, сохранив здоровье. Разрушают человека не только пытки и избиения, но и, например, круглосуточное нахождение в прокуренном помещении. Поскольку «камеры для некурящих» это миф.
А как предоставляется медицинская помощь – это смотрите выше. Картинка, по свидетельству правозащитников, типичная.
Сергей Мохнаткин начал свой крестный путь по тюрьмам, будучи в целом здоровым человеком в 2009 году. В марте 2016 был избит в местах заключения и получил перелом нескольких позвонков. В марте 2017 года после очередного избиения тюремный врач диагностировал перелом позвоночника. Медицинская помощь была предоставлена только в связи с решением Европейского Суда по правам человека, через 4 месяца.
Адвокат Илья Сидоров считает, что сегодня тюремная медицина не выполняет своих функций, поскольку используется в целях перевоспитания: ведешь себя «хорошо» – получаешь медицину, ведешь себя «плохо» — медицины нет. Похоже, никого не смущает это неправомерное использование медицины с несвойственными ей целями и задачами.
Часто приходится слышать аргумент, мол, система жестока только к тем, кто «нарушает». Не нарушайте, и будет вам все хорошо. Но спасает ли покорность? Увы, далеко не всегда.
Рассказывает Ольга Романова, исполнительный директор движения «Русь сидящая» (организация признана иноагентом — ред.):
— В ИК-2 в Рязани несколько случаев смерти молодых людей. Например, парень 28 лет был осужден, почувствовал себя плохо, и 8 месяцев к нему не ходил врач. У осужденного был заворот кишок. И он умер от заворота кишок, от чего люди не умирали уже в XIX веке. Второй случай там же произошел недавно. Молодой человек, украинский поданный, 32 года. Мы с ним общались по поводу его экстрадиции в Украину, и он не жаловался на медицину и вообще ни на что не жаловался. Но в один «прекрасный день» мы до него не дописались и не дозвонились. Он умер.
Следует отметить, что тюремная медицина не только «не торопится» на помощь больным, но нередко покрывает противоправные действия сотрудников ФСИН. Так, Алексей Федяров, глава юридической службы Фонда «Русь сидящая» (признан иноагентом), говорит, что видео воспроизводит случай обращения с больным осужденным, с какими Фонд сталкивается каждый день. Алексей Федяров также вспоминает случай в печально известной Ярославской колонии. Это была история с Талибхаджи Курбоновым, которому совершенно случайно удалось попасть на профилактический прием в колонии к заместителю прокурора области:
— И вот сидит этот избитый зек перед заместителем прокурора и говорит: «Вот мои ссадины и кровоподтеки, меня только что избили, я подвергаюсь пыткам. Заместитель прокурора поручает своему помощнику разобраться. После чего Следственный комитет возбуждает против заключенного уголовное дело за заведомо ложный донос. Мы добиваемся оправдательного приговора. Все, кто ранее проходил «потерпевшим» получают сроки. И судит та же судья. Она же переквалифицирует потерпевших в подсудимых.about:blank
Можно ли провернуть такое ложное «дело» против зека без соответствующей бумаги о медицинской экспертизе, подшитой в дело? Вопрос риторический.
Адвокаты Илья Сидоров и Леонид Крикун вспоминают «случай с инсультом», характеризуя его как историю, которой начались неприятности Сергея Мохнаткина.
Сергей был распределен в специальный «инвалидный» отряд в ИК-4 в Архангельске. Там был парализованный человек, который не мог самостоятельно передвигаться. Соответственно, этот человек не мог ходить в столовую. А выносить еду из столовой запрещено. Но никто из служащих колонии еду парализованному человеку не носил, и носить не собирался. Тогда за это дело взялся осужденный Мохнаткин. Около месяца он носил еду лежачему (а для этого еду надо сначала вынести из столовой), после чего ему вменили «нарушение» и определили «наказание».
Здесь я хочу сделать отступление от темы. Сергей Мохнаткин предприниматель, программист, преподаватель вуза, попал в тюремную мясорубку, однажды заступившись за женщину, которую на улице избивали правоохранители. На зоне, как следует, в частности, из приведенного свидетельства, он не утратил эмпатию, не изменил своим привычкам сострадать и помогать ближнему. Известен случай, когда он заступился даже за тюремную кошку. Причинно-следственная связь между человечностью Мохнаткина и его сломанным позвоночником очевидна и не нуждается более в доказывании. Земной поклон памяти этого великого человека, его беспредельному мужеству и силе духа.
Людей, заступавшихся за Мохнаткина, выходивших на митинги и пикеты, было довольно много, если считать в абсолютном исчислении. Но их было, как всегда, ничтожно мало в процентном отношении к численности населения России. И это были те люди, кому в последнее время на Родине все чаще говорят «Не нравится? Валите!».
Необходимо провозгласить, исходя из публичных интересов (как говорят юристы), что мы представляем из себя общество, которое из века в век, не вступается за своих настоящих героев, своих праведников и защитников. Общество молчит, глядя как убивают лучших. Способных развивать экономику, двигать науку, обогащать культуру, лечить и учить, помогать бедным и больным. И пока мы представляем из себя равнодушную толпу, нам ли ожидать благоденствия.
Адвокат Карина Москаленко напоминает о последствиях равнодушия в аспекте чистой прагматики. Смерть в 2009 году в тюрьме при невыясненных по сей день обстоятельствах аудитора, Сергея Магнитского, расследовавшего кражу 5, 4 млрд рублей из госбюджета России, поплатившегося за честность сначала свободой, а далее, вероятно, по той же причине и жизнью, повлекла не только запрет на въезд в страны Евросоюза и США более 60 российских чиновников, но также ряд санкций, а за ними антисанкций, поссоривших Россию со всем миром, повлекших косвенные негативные экономические последствия для всего российского народа. Равнодушие и «хата с краю» никого и ни от чего обычно не спасают.
Но вернемся к тюремной медицине. В тюрьму попадают не только святые, туда попадают и настоящие преступники. И никого из них, повторим, к лишению жизни или здоровья до этого не приговаривают, только к лишению свободы. А система вершит свое «правосудие», не сообразуясь ни с законом, ни со здравым смыслом, ни даже с решениями судов. Участники пресс-конференции вспоминали случаи, когда прямо на разрешительном постановлении суда приходилось видеть запретительную резолюцию какого-нибудь начальника УФСИН, и резолюция была приоритетной по отношению к постановлению суда. Похоже, сегодня УФСИН напоминает некий анклав с самоуправством и самосудом. Хотелось бы верить, что это не так, но не верится.
Часто говорят, что выведение медиков «из-под погон» способно улучшить положение. Безусловно, можно ожидать некоторых сдвигов от таких перемен. Ожидать, что в у гражданских врачей, допущенных в тюремные больницы или работающих в обычных больницах, куда станут помещать заключенных, будет больше совести и сострадания по сравнению с их коллегами, подвластными тюремному управлению и тюремным понятиям. Уважаю эту точку зрения по принципу «лучше что-нибудь, чем ничего», но не верю в это ожидание. Поскольку случаев, когда врачи на воле оказываются подвластны не чувству профессионального долга, а некоему «голосу сверху», достаточно много.
Анна Кречетова вспоминает, что и на свободе Сергею Мохнаткину часто отказывала в медицинской помощи «скорая». Мне почему-то кажется, что гражданские врачи, допущенные до освидетельствования и лечения заключенных, будут чем-то напоминать казенных адвокатов, от «помощи» которых подсудимые и осужденные часто не знают, как отбиться. Впрочем, похоже на то, что добиться помощи независимого и профессионального адвоката все же сегодня несколько проще, чем получить помощь независимого профессионального медика. Возможно, надо исследовать вопрос и выстроить требования на основе аналогий с более позитивным опытом?
Как бы то ни было, участники конференции подчеркивали необходимость перестройки всей пенитенциарной системы
У осужденных и подсудимых есть сегодня декларированное право на независимую медицинскую помощь, но это право перечеркивают «понятия» пенитенциарной системы, и творится данное зло невидимо, в обход любых писаных правил. Сколько ни борись за писаные правила (что делать, конечно, нужно), менять надо вот это, незримое, что таится в сознании: вассальная покорность любому злу, круговая порука в беззаконии.
Вернемся к видеоряду, открывшему пресс-конференцию. Мне показалось или действительно люди, издевающиеся над С.Мохнаткиным испытывают некое удовлетворение, а, возможно, даже удовольствие от своих действий? Может быть, показалось. Как бы то ни было, даже отсутствие у человека эмпатии само по себе может быть как признаком профдеформации, так и признаком изначального социопатического дефекта личности. По-хорошему все эти конвои и караулы надо бы проверять у психологов. Безраздельная власть деформирует людей в любом обществе, это доказано экспериментально. И, будь то охранник или врач «на воле», система иерархического соподчинения «по понятиям» сломает и того, и другого. Но в открытом обществе больше возможностей для гражданского контроля.
Людей, готовых поступать в согласии с собственной совестью, а не с волей анонимного «сюзерена» стало больше в нашем отечестве за последние годы, но таких людей по-прежнему недостаточно для перемен к лучшему. Поэтому шаг за шагом, неуклонно и неустанно, надо менять как систему, так и сознание людей.
А суд над Сергеем Мохнаткиным продолжается. Посмертно.
