Утром в день свидания мне пришел ответ из Санкт-Петербурга о местонахождении Ильдара: мол, увезли в колонию для отбывания наказания. В это время я уже знала, что Ильдар ни в какой не в колонии, а в московском изоляторе. Почему – остается загадкой как для меня, так и для него. Сам он не знает, зачем его вернули в Москву.
В каждой системе, даже самой плохой, всегда найдется что-то человеческое: добрые полицейские, например, или честные гаишники. И в некоторых СИЗО работают люди, которые, как минимум, не стремятся сделать твою жизнь хуже.
По словам Ильдара, в питерском изоляторе «Лебедева» есть младшие сотрудники – так называемые корпусные – которые старались ему помочь и выполняли его просьбы. Например, перевели в камеру попросторней, дали нитки с иголкой. Или повар, который старается положить заключенным еды хотя бы немногим больше нормы.
Жизнь в питерском СИЗО Ильдару показалась намного хуже, чем в московском. Во-первых, он пожаловался на тесноту, хотя и сидел один в четырехместной камере. Говорит, что практически все место занимает мебель, и свободного пространства остается совсем немного – пара шагов между кроватями.
Теперь в московском изоляторе ему кажется, что между койками как будто широкие проспекты. На верхних шконках даже можно загорать, а во дворе – качать пресс. В его камере на шестерых живут пять человек, у каждого своя кровать. В свободное время Ильдар читает книги – например, закончил «Фрикономику» Стивена Левитта и Стивена Дабнера.
Нельзя сказать, что заключение он переживает спокойно: речь даже не о физических трудностях, а об ограничении свободы, которое тяжело дается такому деятельному человеку. Но Ильдар не раскаивается в том, что выходил на пикеты. «Когда говорят, что сейчас в России нет смысла протестовать, я этого не понимаю. Если ты не протестуешь против несправедливости – ты становишься молчаливым соучастником преступлений. Нельзя быть честным, когда выгодно, а когда невыгодно – не быть. Ты либо честный, либо нет», – объясняет он.
