Известный ученый и бывший заключенный — о том, как должна измениться тюрьма, чтобы не повторилась история Магнитского, что следует из домашнего ареста Васильевой и как предотвратить бунты осужденных
Физик, автор сотни научных работ. Семь патентов. К моменту ареста — директор теплофизического центра Красноярского государственного технического университета. В соответствии с описью имущества, проведенной следствием, состояние семьи Даниловых было оценено в 30 тысяч рублей. Ни дачи, ни автомобиля. Мы жили по соседству, видел, как супруга ученого приценивается в ларьке к продуктам. Выбирала подешевле: на продаже родины, видимо, нажили немного.
Дело о выдаче гостайны Китаю и мошенничестве возбудили в 2000-м, в 2001-м Данилова арестовали. В 2003-м его оправдал суд присяжных, однако вердикт отменил Верховный суд. В 2004-м судья Афанасьев дал Данилову 14 лет (прокуроры Гурская и Анциферов просили 17), впоследствии срок сократили на год.
ФСБ добивалась обвинительного приговора Данилову почти 5 лет. Эта бультерьерская хватка для многих тогда стала вторым, более чем внятным посланием государства обществу. Первым стал арест Ходорковского. Общественно значимые уголовные процессы, точнее жертвоприношения, — всегда знак, мессидж, рычаг воздействия на определенные социальные группы. Как Ходорковского — для олигархов, Данилова принесли в жертву, чтобы и физики с химиками вспомнили, где живут. Ученые, обменивающиеся информацией с зарубежными лабораториями, выяснили, что они, не подозревая о том, потенциально изменяют родине. Ведь тематику исследований могут внезапно постфактум засекретить. Опубликованное ранее в открытой печати — сделать гостайной. И — засудить без суда, подменив его любительским спектаклем в декорациях, но без публики.
Свидетельства ученого мира об абсурдности обвинений, аргументы нобелевского лауреата Виталия Гинзбурга, профессора Сергея Капицы, академиков Юрия Рыжова и Эдуарда Круглякова прокуратура и ФСБ определили по разряду комариного писка.
Берия и Абакумов сознавали, что госбезопасность обеспечивают физики, и создавали им и в неволе условия для работы; у нынешних стражей государства — иные приоритеты: Данилову заниматься в узилище наукой не позволили.
Год назад его условно-досрочно освободили. Он весь теперь погружен в планы, в будущее. Исключительно рационален, конструктивен и позитивен — «Сразу хочу сказать: образ пострадавшего, потерпевшего — не для меня». Даже о политических проблемах страны рассуждает с точки зрения технологий и механизмов демократии. Государство сумело отнять у него 12 с половиной лет жизни, но не в состоянии отнять право думать. И теперь Данилов своим специальным мозгом погружен не только в физику плазмы, но и в то, как изменить это государство.
— Волею судеб я стал крупным специалистом в пенитенциарной системе, — говорит Данилов. — И могу доложить, что в отношении 300 тысяч осужденных из 680 тысяч сейчас сидящих нарушается законодательство. В СССР зэки сидели от звонка до звонка и, освобождаясь после длительного срока, снова совершали преступления. С 1997 года, учитывая этот опыт, приняли другую концепцию. Систему наказания решили изменить так, чтобы осужденные не теряли социальных связей и, освободившись, находили себе место в вольной жизни. Как этого решено было достигать? Во-первых, зэк должен сидеть в исправительной колонии (ИК) не весь срок, а только его часть: 1/4 — в колонии общего режима, 1/3 — в колонии строгого режима. Потом он должен переводиться в колонию-поселение (КП), и у него уже будут деньги в кармане, он сможет жить в отдельно снимаемом помещении с семьей. И главное — сможет трудиться. А в конвойных колониях обеспечить работой невозможно: в СССР им планово спускали госзаказ, сейчас его нет.
Во-вторых, после отбытия половины срока или, по особо тяжким статьям, как у меня, — 2/3 срока, должен изменяться вид наказания: с лишения свободы на условное осуждение под надзором по месту жительства.
Поскольку время пребывания в ИК и КП по закону одинаково, то и число осужденных в них должно быть одинаковым. Из 680 тысяч зэков ныне примерно половина должна быть в КП. А что в действительности? В КП их в 8—9 раз меньше — 40 тысяч всего. С УДО та же история.
Почему? Финансирование ФСИН определяется количеством сидящих. Вопросы дальше есть? Им выделяют 215 млрд на эти 680 тысяч. А если в колониях останется вдвое меньше зэков, сколько дадут миллиардов? И кому это надо? Кроме того, развертывание КП почему-то поручено ФСИН, хотя она должна обеспечить КП только кадрами. А все материальные затраты должны возлагаться вообще-то на местные бюджеты, частно-государственное партнерство (у красноярского ГУФСИН, кстати, есть в этом положительный опыт). Вот если государство заявит о готовности оставить 215 млрд, как прежде, но только пусть эти парни не сидят сиднем, а работают в КП, — тогда что-то с соблюдением законов, может, и изменится.
Как бороться с правовым нигилизмом граждан, если государство больно тем же? Почему оно не может закрепить принцип, что финансирование ФСИН не зависит от количества зэков в конвойных колониях?
— Вы сами оказались в числе тех 300 тысяч? Или к вам относились по-особенному?
— Оказался. Меня еще в 2007 году должны были по закону перевести из ИК строгого режима в Громадске в КП куда-нибудь под Бородино (речь о населенном пункте Красноярского края), где отбывал в свое время Игорь Губерман. И занимался бы я с внучкой, преподавал бы… Нужно добиваться, чтобы система соответствовала закону.
Что говорить о 300 тысячах зэков, если даже в отношении единичных фигур, которые у всех на виду, творится беззаконие? Когда Ходорковского должны были перевести в КП? А предоставить УДО? Толоконникова сейчас в туберкулезной больнице (КТБ-1), это хорошо: там и режим питания особый, и медпомощь, все вполне прилично. Может, попадет под амнистию, как раз к концу срока. Но! В отношении нее государство нарушило закон. Девушки из Pussy Riot должны были пойти в КП уже из зала суда. Судья Сырова вынесла несправедливый приговор, так как не учла время содержания их в СИЗО: оно засчитывается в отбытый срок наказания.
Мой судебный процесс еще не закончен. Жду, когда Европейский суд разродится. Жалоба в ЕСПЧ лежит более 8 лет. ЕСПЧ не выполняет свою функцию, я вообще предложил бы России отказаться от его финансирования. Если нарушаются разумные сроки судебного разбирательства — оно теряет смысл. Замечу, что вот этих слов — про «разумные сроки» — у нас раньше не было, они из Европы пришли. Я говорил адвокату, чтобы написала им: продолжительность жизни мужчин в РФ 60 лет. Мне 65.
Из практики исполнения решений ЕСПЧ по жалобам россиян видны пробелы в нашем законодательстве. Судят, приговаривают, человек отбывает наказание, жалуется в ЕСПЧ — тот проверяет, находит нарушение права на справедливый суд, пишет в РФ, РФ соглашается, и что дальше следует? Правильно, суд повторяется. Снова судят, снова нарушают, товарищ снова жалуется — и так до бесконечности. Либо шах, либо ишак. Значит, какой-то изъян здесь, вы не находите? Полагаю, должно быть так: если ЕСПЧ устанавливает существенное нарушение права на справедливый суд, уголовное преследование следует прекратить.
Допустим, ЕСПЧ через пару лет рассмотрит мое дело. Ну, естественно, они скажут: нарушение есть. Мы и сами это знаем, Америку они нам не откроют. Дальше что? Нарушено — надо повторить? Теперь уже другой закон, присяжных не будет, тройка судей…
Но вернусь к реформе ФСИН: она должна заключаться в том, чтобы неукоснительно соблюдалось законодательство, и ничего сверх того. У нас законодательство в этой части, на самом деле, очень продуманное, одно из лучших в мире. Будет большой ошибкой вместо колоний строить тюрьмы, как в США. Все бунты в ИК происходят из-за чего? Из-за нарушения исполнительного законодательства. Вот, скажем, осужденному дали 9 лет колонии строгого режима. Он должен только 3 года отсидеть в этой ИК, потом 3 года в КП, потом выйти по УДО. А его держат в ИК все 9 лет. Он теряет все социальные связи, не работает. Страдают потерпевшие: кроме срока есть ведь еще возмещение ущерба. А как он погасит — работы для него нет?
Почему бизнес не идет в зоны? Потому что зайти-то предприниматель туда зайдет, а вот выйдет ли он с продукцией — большой вопрос. Ребята там вооруженные. В Новосибирской области «вывод на работу» в колониях всего 20%, раньше нормой было 95. Причем и эти 20 с грехом пополам вымучивают, деля одно рабочее место на четверых, оформляя каждого на четверть ставки, — эти люди по 12—15 рублей зарабатывают.
В КП возникает широкое поле для частно-государственного партнерства. Если б было так: бизнесмен использует труд осужденных, а местные власти отдают приоритет этому предпринимателю при распределении региональных заказов. Тогда он обучает этого осужденного, он его знает, и, когда тот выходит по УДО, легко находит работу.
— Встречались ли вы за этот год с людьми, сломавшими вам жизнь?
— Не пересекался ни со следователями, ни с присяжными. Они меня не интересуют. Когда выносили решение, единственный, кто посмотрел мне в глаза, — старшина присяжных. И то как-то затравленно. Они давали присягу судить по совести, вот пусть перед своей совестью и отвечают, не я им судья. Вообще правильно утверждают, что совесть — лучший контролер. Я могу смотреть в глаза людям. У меня угрызений совести нет, единственные переживания — о семье. Родным психологически тяжело было. А любое психическое напряжение подрывает здоровье. И здоровье они потеряли.
Но сейчас не об этом. О том, как сделать суды справедливыми. Нужно добиться, чтобы аудиозапись всех судебных заседаний была признана судебным документом и размещалась в интернете. Сейчас вот представители Совета по правам человека выступают по поводу дела Ходорковского. А вы, отвечают им, знакомы с этим делом? Может, присутствовали на процессах — от и до? А как вы тогда оцениваете, справедливым ли был суд? А была бы в интернете запись, любой, прослушав все заседания, — по сути, побывав на них, смог бы составить обоснованное мнение. Ведь других материалов не может быть, кроме тех, что представлены в зале суда*.
В деле Навального проводили телетрансляцию заседаний, не думаю, что это правильно: в США запрещено даже фотографировать, камера влияет на человека, а аудиозапись никому не помешает. Но где в интернете можно посмотреть полную видеозапись всех заседаний суда? А если ее нет, тогда вновь нечего ответить на вопрос: какие основания у вас считать вынесенный судьей Блиновым приговор несправедливым?
— Что вы думаете о работе общественных наблюдательных комиссий?
— Какая задача у ОНК? Только наблюдать, как следует из названия? Бегать по тюрьмам и смотреть, что там и как происходит? А зачем? Что, мало тех, кто там сидел и вышел? Как вы считаете, есть ли разница между разговором с тем, кто там сейчас сидит, и с тем, кто уже не сидит? Наверное, есть. И большая. Правозащитники могут услышать правду от тех, кто сидит. Но тогда они невольно подставляют тех, кто им ее донес, под невыносимую далее жизнь — об этом свидетельствуют, например, истории девушек из Pussy Riot. Кто освободился, может свидетельствовать, уже ничем не рискуя.
ОНК должны не наблюдать, а собирать информацию о нарушениях и, самое главное, выходить с законодательными инициативами по принятию мер, которые позволят предотвращать эти нарушения. Тогда в ОНК есть смысл. И он отсутствует, если дублировать подразделения прокуратуры, которые получают зарплату за то, что надзирают за соблюдением прав осужденных и исполнением законов.
Наблюдающих и надзирающих хватает — помимо ОНК. Что, создадим орган, который будет наблюдать за работой прокуратуры, Минюста, а потом еще один, наблюдающий за теми, кто наблюдает? Кстати, по поводу формирования составов ОНК. Если это общественные комиссии, формируемые из представителей общественных правозащитных организаций, то и порядок выбора их состава должен быть понятным и прозрачным. Как показали последние перевыборы ОНК — взять хотя бы новый состав московской ОНК, — все идет к тому, что наблюдать за соблюдением прав человека в местах принудительного содержания будут ветераны силовых ведомств. Оригинальный, конечно, подход, но что-то мне подсказывает: такой состав ОНК не будет сильно заинтересован в улучшении ситуации с соблюдением прав человека в тех местах.
Хотя я ничего не слышал о законодательных инициативах и от ОНК, составленных в основном из правозащитников.
У меня было достаточно времени на изучение законодательства, и могу рассказать, какие инициативы нужны, чтобы не повторилась история Магнитского.
Первое. Должен быть беспрепятственный доступ адвоката к арестованному, в т.ч. в условиях карантина. Почему при карантине надзиратели ходят на работу, а адвокаты не могут ходить на свою? Наденьте на лицо повязку. Это ж не оспа, не холера. И второе. Беспрепятственный доступ врача. Не тюремного — со свободы.
Другая законодательная инициатива, что напрашивается. Евгения Васильева сидит под домашним арестом. Как вы думаете, что она кушает? Думаю, и бокал французского вина за обедом может себе позволить. И срок у нее идет. День, отсиженный дома, считается за день в колонии. В законе у нас домашний арест был прописан давно, но теперь возникла резонансная практика. А значит, и вопросы. Все должны быть в равных условиях, так? Почему тогда в СИЗО должны есть то, что дают? В правила внутреннего распорядка, благодаря истории с Васильевой, следует внести положение: при наличии у арестованного средств он может заказывать питание по своему усмотрению, не ограничивая себя, в т.ч. и в бокале, уж извините, красного вина по субботам. Либо двух банок пива, как в Европе.
То же в колонии. Ну нет денег в бюджете, чтобы меня кормить, как полагается. Но ведь я могу заплатить, и пусть ассортимент расширят. Не надо деликатесов — всего-то творог, сыр, сок. Нельзя, отвечают. Нет такого в инструкциях. Значит, менять их надо, эти инструкции. Меня же не приговаривали есть то, что вы готовите. Далее. Вот перечень предметов, разрешенных находящимся под стражей. Он написан еще до изобретения стирального порошка: мыло в списке есть, а порошка нет. Кто должен корректировать этот перечень? ФСИН, что ли? У них задача — соблюдать инструкцию. Минюст? Они скажут: а нас никто не просит. Вот чем должны заниматься ОНК.
И я бы без ограничения предоставлял видеотелефонные переговоры с близкими. Понимаете, все переговоры контролируются, все записи разговоров автоматически относятся к допустимым доказательствам в суде. В таких условиях преступления при помощи телефона совершаться не будут.
Режим. Почему в СИЗО арестованный должен укладываться спать в половине десятого? Не понял. Госпожа Васильева не смотрит телик? С какой стати такие ограничения? Отбывать наказание должно только по приговору суда. Понимаю, нельзя дебоширить, шуметь после 23-х, забивать козла — это можно ограничить. Но все остальное? Из-за чего сейчас все эти вопросы обретают особую актуальность? Из-за Васильевой.
— Васильевой, в общем, надо памятник ставить.
— Да, создан прецедент. И о нем все в курсе. Так давайте будем последовательны. Иначе закон — не для всех… Почему в камерах освещение нулевое? Я пытался там читать и посадил зрение. Почему нельзя свет-то яркий? А вентиляцию нормальную обеспечить? Вот красноярский ИВС, я там был давно, в 2001-м: абсолютно нет притока воздуха — караул просто, каменный мешок. Там зарешеченные были проемы в дверях, хоть через них воздух поступал, так какой-то придурок плеснул кипятком через решетку, ошпарил контролера. И их закрыли стеклом. Как сейчас, не знаю.
В последний год из Громадска меня вывезли в ИК-17. Эта колония и еще две рядышком расположены с подветренной стороны КрАЗа (Красноярского алюминиевого завода), всего лишь в паре километров от цехов. Эти колонии, конечно, надо закрывать: положим, зэков не жалко, так ведь и администрация там работает. Жаловаться они не могут: люди в погонах. Какой-то мудрый зэк написал по инстанциям: раз такие вредные условия, уменьшайте нам сроки. Если работники КрАЗа раньше на пенсию уходят из-за вредности условий, значит, и зэки должны меньше сидеть. Ответили, что по закону санитарная зона КрАЗа — 500 метров, так что у вас курорт. Кто принял такой закон о санитарных зонах алюминиевых заводов в России, да еще с такими технологиями? ОНК должна добиваться перевода этих ИК в другие места.
— Как вам то, что назвали амнистией?
— Если она касается только малой части контингента, как это происходит в последние годы, это не акт милосердия, а что-то совсем другое. Милосердие не бывает избирательным. Оказать милость можно единственным образом — снижением срока на одну и ту же величину для всех сидящих. Разумно выбрать эту величину в 1 год.
Подробное расследование «Руси сидящей» на эту тему читайте в №138 от 9 декабря 2013 года.
P.S. Данилов сейчас занят, в частности, тем, чтобы донести до властей и бизнеса идею утилизации тепла от газов, выбрасываемых КрАЗом. Помочь и городу: этим теплом можно обеспечить его весь, поправив существенно и его экологию; и сидельцам: он их не забыл. «Слушайте, вышел из тюрьмы, впечатление, что вчера сел. Ничего не изменилось. Я про КрАЗ рассказывал в 2000 году. Умер мой друг Вадим Славин, с кем мы двигали это дело. Все давно сказано. Когда говорят, что у вас украдут идеи, отвечаю: это где-нибудь, не у нас».
Впрочем, это уже другая история.
