Джонни Кэш выступает перед заключенными тюрьмы Фолсом, Калифорния, 13 января 1968 года
Я отлично помню, как плотник дядя Жора наизусть читал Есенина. А когда уставал, то переходил к тому, что он сам звал «матерный Есенин». И читал матерные стихи, которые народная молва приписывала любимому поэту. Дядя Жора отсидел в общей сложности 17 лет, начал еще при Сталине (не подумайте, что политический). И работа у него лучше спорилась, когда он читал стихи или декламировал песни. Петь он не умел.
Российский тюремный шансон безусловно уникальное культурное явление. Для этого пьяный Сергей Есенин должен был выплескивать свой талант в кабаках. Будущие известные писатели и поэты должны были перемешаться на этапах вместе с профессиональными преступниками. Вся эта культура должна была задержаться в Одессе, не успев на последний пароход за море. И там в Одессе нашелся первый ее большой певец – Леонид Утесов. А уже намного позднее в 1960-е должен был появиться инженер лесного хозяйства и штурман дальней авиации Аркадий Дмитриевич Северный, который окончательно легализовал и зафиксировал эту культура на очень высоком художественном уровне. Не сидел, не еврей, не одессит и даже не ленинградец. Северный был великим имитатором. Теперь вы понимаете, почему так грустно бывает от современных исполнителей тюремного шансона? Потому что они – псевдоносители. Имитаторы имитатора.
В королевских тюрьмах
В Англии культурное смешение и социальные потрясения произошли намного раньше. Кто знает, возможно, во времена Кромвеля закованные в одни кандалы ирландцы и лондонские дворяне родили немало песен. Но история жестока к народному творчеству до звукозаписывающей эпохи. До нас дошли только истинные шедевры, которые можно было воспринять на слух и передать детям. Основная масса рожденного в народом до середины XIX века культурного наследия была потерянна и вытеснена новыми песнями новых поколений.
И хотя зафиксированной культуры нет, в Англии сохранились отдельные песни. Самая яркая из них была перепета самой великой рок-группой в мире. Песня в народном фольклоре известная как Hangman (Палач), в исполнении Led Zeppelin – Gallows Pole, что переводится как «Виселицы». Это шестая песня Третьего альбома. В ее основе лежит старая легенда о жадном и похотливом палаче, который взял деньги, принял любовь сестры смертника, а потом все равно его казнил. Хотя непонятно, на что он рассчитывал:
«И вот меня постригли, костюмчик унесли,
На мне теперь тюремная одежда.
Квадратик неба синего и звездочка вдали
Сверкают мне, как слабая надежда…»
За тремя морями
Сколько бы мы не вспоминали акынов, поющих что видят, есть страна Америка, где живет огромная культура пения на любую тему. И это старый «фака маза» блюз. Так как блюз – музыка черных, многие его исполнители не могли избежать тюрьмы в Америке времен Великой депрессии. А значит не могли, как упомянутые акыны, не спеть за тюрьму пару аккордов. И они спели.
Совсем недавно по рунету разошлось видео, где красавица Анна Чиповская довольно стильно и мощно исполнила одну из таких песен – My Girl, которая больше известна как In the Pines. Это настоящий народный «фака маза» блюз. Некоторые исследователи считают In the Pines так называемым дорожным блюзом. Их вводят в заблуждение строчки, которые настолько трогательны, что часто встречаются в разных версиях: «His head was found in a driving wheel But his body never was found». Но почему голова в колесе поезда должна делать песню дорожной, лично я не понимаю. Тем более, что тела все равно не нашли. Нудный героиновый наркоман Курт Кобейн перепел эту же песню под названием Where Did You Sleep Last Night.
Блюзмен «Свинцовое Брюхо»
И вот тут мы и можем, наконец, перейти к главному герою американского тюремного шансона. Именно он прославил этот вариант песни, именно под этим названием. Почти 100 лет назад. Зовут его Хадди Уильям Ледбеттер. Хьюдди, как он сам себя называл в одной из песен. Настоящий плохой парень.
Огромный и очень сильный Хьюдди работал на плантациях, рубил леса и ломал все, что попадется под руку. А потом, наконец, его отец накопил на небольшую ферму. И там семья стала выращивать уже свой собственный хлопок. Хьюдди довольно долго вел вполне законопослушный образ жизни. Труд облагораживает, а вот легкие деньги и слава не очень. Хьюдди начинает выступать как певец и аккордеонист. А это пагубный путь для простого черного фермера. И в 28 лет он попадает в тюрьму за драку.
Отец все еще верит, что сынок будет ему опорой в старости и закладывает ферму, чтобы оплатить модного адвоката. Чувствуете, потянуло Фолкнером, как жаренным луком из под крышки сковородки? Хьюдди получает всего три месяца. Но что это для человека, который решил, что жизнь его будет трудной, но интересной? Он бежит, не дождавшись окончания срока. Три месяца, Хьюдди! Три месяца! Что ты делаешь, Хьюдди?
Два года он прятался по родственникам в Техасе. А потом вновь вышел на эстраду под псевдонимом Уолтер Бойд. И тут должна была начаться приключенческая драма про черного музыканта в первой трети ХХ века, который становится звездой блюза, скрываясь под чужим именем. Но ничего этого не произошло. Бойд тупо выстрелил в голову другому черному здоровяку по время выяснения отношений. До конца жизни будет отказываться от этого выстрела. Но в Техасе в 1918 году черному стрелку нужен был не адвокат, а лично Вуду в роли защитника, чтобы избежать приговора. Забавно, что Бойд получил 30 лет, а беглого каторжника Хьюдди так никто и не нашел. Мистер Гувер еще не успел создать ФБР и откатать пальцы всех сограждан.
Там закованные в кандалы все и умерли. И Уолтер Бойд, и Хьюдди Ледбеттер. И родился великий у ужасный Ледбелли. Представьте себе, что у нас бы появился шансонье, ранее осужденный за убийство, под криминальной кличкой вместо творческого псевдонима? Или лучше сразу три: Леня Штырь, Саня Кирпич и Юра Бешеный в новой программе к 8 марта «Мне б такую женщину».
Leadbеlly или Lead Bеlly дословно можно перевести как «живот из свинца» или «свинцовое брюхо». Видимо, легенды о его физической мощи нашли свое подтверждение в такой кликухе, которая и стала его основным творческим псевдонимом.
Ледбелли сильно преуспел в творчестве во время отбывания наказания. Правда, первые 10 лет он это делал a cappella (пение, в том числе и хоровое, без инструментов), так как был закован в кандалы вместе с другими заключенными.
Немного позднее его расковали. И он стал играть все подряд и на чем попало. И быстро стал местной знаменитостью. И как-то раз к приезду губернатора Пата Неффа он написал песню с просьбой о помиловании. Эта песня стала легендой.
А губернатор Техаса выслушал великана и правда помиловал. Представляете такого Джоржа Буша, который так хохотал над песней в его честь, что помиловал убийцу, отсидевшего около трети срока. Да еще в Техасе. И тогда еще в самой настоящей расисткой стране. С другой стороны кто бы иначе помнил этого Неффа. Он же не стал президентом.
Помилование сильно изменило отношение Ледбелли к жизни. Он решил больше ничего не отрицать в случае, если кого-нибудь застрелит. И когда прям на сцене ему воткнули нож в горло, он вытащил нож и пырнул им нападавшего, отобрал пистолет у его напарника и кого-то из них застрелил. Насмерть. Ледбелли сам пришел в полицию сдавать оружие. И сказал им что-то вроде:
«Секи, начальник, я все честно рассказал
И мирно шел сюда в сопровожденьи.
Ведь я железно с бандитизмом завязал.
Верни мне справку о моем освобожденьи».
Уж не знаю, что там творилось в те годы в Луизиане. И как часто изводили друг друга противники и сторонники авторской песни, но Ледбелли к ответственности не привлекли.
А вот судьба должна была сделать Ледбелли главным блюзменом первой половины ХХ века. А для этого ему необходимо было начать собирать народные негритянские песни, как тогда нисколько не стесняясь их называли.
И Ледбелли вновь отправился в тюрьму за покушение на убийство. Что там произошло, непонятно. Известно, что белых было шестеро. Известно, что дело было в баре. А Ледбелли был пьян. Он говорит – они сами напали. Суд решил, что он напал. И он получил двадцатку.
Но через несколько лет случилась встреча, которая, скорее всего, предопределила развитие нескольких направлений музыки на следующие сто лет. Ледбелли нашел в тюрьме великий человек, неутомимый сборщик фольклора Алан Ломакс. Кстати, уже тогда он работал на государственный грант и собирал народные песни в фонды Библиотеки Конгресса.
Ломакс подружился с Ледбелли. Он записал с ним несколько сотен народных негритянских песен, перемешивая их с песнями самого Ледбелли. Это продолжалось довольно долго. Впрочем, торопиться Ледбелли было некуда. Но он знал запрещенный приемчик. Подгадал удачный момент и написал песню губернатору Луизианы Аллену. Сейчас трудно себе представить, что губернатор соседнего штата не знает о том, как губернатор Техаса уже купился на весь этот шансон. А тогда – пожалуйста.
И Ледбелли снова на свободе. Он становится шофером Алана Ломакса, и они два года катаются по тюрьмам, где продолжают собирать народные песни. В 1936 году Ледбелли переезжает в Нью-Йорк. Они с женой с трудом зарабатывает на жизнь. Кому нужны эти народные негритянские песни? Весь этот блюз? Все это выброшенное на помойку старье. Еще не прославлен блюз своим знаменитый ребенком – рок музыкой, еще не гремит на весь мир с рок-блюзом Боб Дилан. Блюз вернется и зазвучит на новой высоте в только в середине 1960-х, когда произойдет «британское вторжение» в Америку. Когда Rolling Stones превратят блюзовый квадрат во множество прекрасных роковых рифов.
Тюремный инкубатор
В Нью-Йорке Ледбелли – настоящий центр притяжения для исполнителей блюза и кантри. К нему едут музыканты, многие живут у него месяцами. Впрочем человеку, который провел столько лет в кандалах по тюрьмам, вряд ли кажется особым геройством давать приют товарищам. Но откуда их так много? И откуда взялись белые кантри-исполнители? Ну, конечно, от Алана Ломакса. Все они так или иначе были найденные им брильянты. А некоторых они нашли вместе с Ледбелли в самом надежном месте для поиска исполнителей народной песни – в тюрьмах. Например, Букка Уайт. Получается, он тоже исполнитель тюремного шансона. Фантастический гитарист. Отсидел три года за убийство. Но потом вроде как выяснилось, что это была самооборона, поэтому всего три. Зарабатывал деньги как профессиональный боксер. А потом спокойно проработал 20 лет на заводе. Но в конце 1940-х помог стать настоящим музыкантом своему двоюродному брату Рилей Кингу, известному в узких кругах меломанов, как Би Би Кинг. Представляете? Это его настоящая фамилия.
Всех тех, кто благодаря неудержимой энергии Алана Ломакса оказались рядом с Ледбелли, не перечислить. И ни для кого из них общение с ним не прошло даром. Он был языческий блюзовый идол, с трудом зарабатывающий себе на жизнь. Но вот один белый парень дольше многих жил у Ледбелли. Это Вуди Гатри, будущая звезда кантри музыки. Если вы смотрели фильм со странным названием «Битва за Севастополь», то там есть эпизод, как Вуди Гатри поет нашему снайперу Людмиле Павлюченко песню, посвященную ей.
Конечно, один вопрос я не могу оставить без ответа, прощаясь с Ледбелли. Сел ли он еще раз? Да, большой Хьюди сел еще раз. В 1939 году. Просто за драку. Теперь никаких убийств и покушений на убийства. Ну, а что вы хотите – 51 год. Всего-то несколько месяцев тюрьмы, не покидая Нью-Йорка. Выйдя на свободу, Ледбелли пытается петь военные песни, раз блюзы никому не нужны. И даже пишет в 1942 году песню под названием Mister Hitler.
В конце 1949 года Ледбелли погиб от редчайшей болезни Шарко – бокового амиотрофического склероза. Силач Хьюди не мог петь, а потом и дышать.
А через год его песню Goodnight Irene запишут одновременно фолк кантри группа «The Weavers» и сам Френк Синатра. Оба исполнения порвали чарты. Ледбелли мог в прямом смысле проснуться знаменитым, но не с его судьбой. Злые языки до сих пор говорят, что это не его песня, а народная. Идиоты! Ледбелли и есть народ. Так что Синатра подождет. Подождут Джерри Ли Льюис, Эрик Клэптон и Том Уэйтс. Их много, кто перепел Goodnight Irene. Вот молодой и еще худой Ледбелли поет песню своей жене Марте.
Не только блюз
Блюз в Америке – это только клевая, но очень маленькая часть страны. Вся Америка – это кантри. Исполнителей кантри и кантри групп несколько миллионов. Это может группа автомойки, группа мэрии города Баструпа. А в каком-нибудь Аранзас Пас, где проживает 8 тысяч человек, грустит председатель местного суда, потому что не может никак собрать из судейских полноценный коллектив, так как никто не играет на аккордеоне. Приходится брать на концерты приглашенного музыканта из группы городского маршала. Хорошие аккордеонист у прокуроров, но его не пригласишь, так как он одновременно играет за адвокатов. Ну примерно так.
Самая знаменитая кантри-группа – Eagles. Для мировых продаж ее зовут не кантри, а самой американской рок-группой в мире. Можете вспомнить хоть одну их песню, кроме Hotel California? Никто не может. А они продали три альбома миллионными тиражами только в США. И один из этих трех альбомов стоит на втором месте в абсолютном зачете всех продаж альбомов в США с цифрой в 29 млн экземпляров. Впереди только Майкл Джексон. Так вот, в этом альбоме Eagles нет той самой песни. В честь нее назван альбом, который продали всего лишь 16 млн раз.
Музыка с «холмов»
Русскому человеку бывает трудно понять издалека, что такое кантри музыка в США. Это и есть главный американский шансон и фолк вместе взятые. Заодно главная военная песня, детская, дорожная, свадебная и похоронная. Такая массовая народная культура не могла обойти тему тюремного заключения. Тем более, что главная черта кантри музыки – это правдивость. Конечно, она наивна, но это же музыка «с холмов», музыка белых фермеров и ковбоев. Они давно уже перебрались в город, но принесли туда все те трогательные качества, из-за которых мы так боимся звонков дальних родственников из районов с невысокой степенью индустриализации.
Именно в стиле кантри исполнена главная песня тюремного шансона Folsom Prison Blues. Folsom Prison – это такая очень хорошая тюрьма в Калифорнии. Всего полчаса езды до Сакраменто. Она была построена около рудника в 1880 году в расчете на 1800 заключенных. Заключенных содержали в камерах на двоих 1,2 на 2,3 метра. В камерах было тесновато, но какая разница, если все равно темно. Окна в камерах прорубили чуть позже… в 1940 году. Пока в Калифорнии единственным видом смертной казни не стала газовая камера, в тюрьме Фолсом повесили 93 человека. Но были и плюсы в карму – это первая в мире электрифицированная тюрьма. Спасибо руднику, для разработки которого построили рядом гидроэлектростанцию.
В тюрьме побывало немало знаменитостей, в том числе зловещий Чарльз Мэнсон, тоже, кстати, фолк-музыкант, но это был еще не пожизненный срок, а за кражи. Намного позже в тюрьму Фолсом заехал «супер фрик» Рик Джеймс. Великий музыкант, но в тюремном шансоне не замечен. Зато в начале 1960-х в тюрьму за вооруженный грабеж прибыл кантри-музыкант Глен Ширли. Именно в этой тюрьме он написал одну из самых знаменитых американских тюремных песен Greystone Chapel, в честь Крейстонской часовни, в которой заключенным оказывалась духовная помощь.
С точки зрения развития американского тюремного шансона в стиле кантри нас интересует 13 января 1968 года, когда один из самых великих исполнителей кантри на все времена Джонни Кэш записал там концертный альбом «В тюрьме Фолсом». Джонни Кэша ждет фантастически позитивная публика. Песню заключенного Глена Ширли Greystone Chapel показали Джону вечером. И певец понял, что на следующий день на концерте он просто обязан ее спеть. Он учит ее за ночь. А самого автора невзначай сажают на первый ряд.
Итак, Folsom Prison Blues. Джонни Кэш написал ее в 1955 году, и у заключенных было время ее выучить. Редко так бывает, когда песня конкретного автора уходит в народ. Например, как песня Александра Городницкого «От злой тоски не матерись». Но так ему никто и не верит все равно.
Песня вполне в духе нашего шансона. Поезд, тюрьма, мама, оступился, жлобы. Но есть один залет. Вот эти строчки: «But I shot a man in Reno, Just to watch him die». Получается, что стрельнул в человека, только чтобы посмотреть, как он умрет. Это могло бы не понравиться представителям российской профессиональной преступности – кому охота жить с таким любопытным в одном заведении закрытого типа. Но в Америки эти слова прошли на ура. В конце концов, как писал О‘Генри, «Но Малышу было за двадцать лет, а на границе по Рио-Гранде в двадцать лет неприлично числить за собой одних мексиканцев».