И я хочу поблагодарить всех, кто приносил и дарил книги, и те два изолятора, которые у нас любезно эти хорошие книги для подозреваемых, обвиняемых и осужденных приняли в свои библиотеки. Я надеюсь, заключенным будет приятно и полезно почитать хорошую фантастику, фэнтези, классические детективы, современную и образовательную литературу. Вот помог бы еще кто с правовой… ну, и с разговорниками. Это тоже очень нужно московским СИЗО. Спасибо всем, кто помогает, кто считает это важным!
А мы с Сергеем Егоровичем по моему прибытии с поезда поехали в пятый изолятор. Полтора месяца не были там, обошли изолятор: дворики, карантин, пищеблок, несколько камер, камеры бывших сотрудников. Потом посмотрели свою старую запись. Ничего не изменилось вообще. Видимо, надо действовать как-то иначе. Продукты? Мерцают. В частности мерцают напитки и суп сегодня в карантине, и раньше, нам говорят, тоже суп этот всё мерцает да мерцает.
А мы уже писали, что мерцает. А мы уже писали, что передерживают людей в карантине. И писали, зачем это делается — чтоб пятый изолятор мог оставаться образцово-показательным, не ставя в камеры ни одной раскладушки. Но передержка — нарушение ПВР. И можно было бы закрыть на это глаза, если бы у вас были нормальные карантинные камеры. Телевизор — роскошь, но в одной из карантинных камер — ремонт вентиляции, дышать невозможно, люди сидят там неделями, если не месяцами, они больны и тяжело кашляют. Вентилятор им не поставили. Мы просим камеру расселить, а вентилятор до этого времени — поставить. Сотрудники признают, что находиться в камере тяжело.
А тапочек никаких нет, неделями люди в камере в кроссовках. Заявлений нет, потому что люди не знали, что имеют право тапочки попросить, на наш вопрос, кому нужно, — просто называют фамилии одну за другой. Дайте, пожалуйста, тапочки. Нам, правда, — можно? И всё это снято на видеорегистратор, и сохраните, пожалуйста, эту запись, может, и прокуратура заинтересуется внезапно тем, как доводятся воспитательной службой права. Дорогие сказочники… нет. Не так. А две тарелки — есть. Заключенные рады. Говорят: забавно, видимо, их подняли и привезли со старых армейских складов, 60-е, 70-е годы, но совершенно новенькие, все в масле. Сотрудники шутят, что когда на Украину воевать поедете, у вас уже всё к походу готово. Не знаю про Украину, но еще раз спасибо общественным наблюдателям Игорю Ефанову и Елене Масюк, а также всем, кто нас услышал. Вот из Челябинска пишут наблюдатели: вдруг тоже появились две тарелки. А это значит, что решение принималось не на уровне московского управления. На другом уровне.
Уважаемые сотрудники СИЗО-5. Если вы просите заключенных ставить сразу две подписи в журнале за поданное заявление и за результат его рассмотрения, то это называется фальсификацией. Уж извините. И не надо говорить: это жулики сами просят, чтоб два раза не вставать. Журнал ведут не заключенные. Журнал ведут сотрудники. И отвечают за его ведение — они. Мы не ленивые, мы в камеры зайдем. К тем, кто в пятницу подал заявление, и стоЯт две подписи. Конечно, этих людей не принял еще никакой врач. А подпись уже стоИт. Напротив странного слова «отработано», которым испещрен весь журнал. Других результатов рассмотрения в журнале нет. Настоящие результаты рассмотрения мы не знаем. Данная практика является вредной и не основанной на законе. Мы разъясняем заключенным их права и смысл именно двух подписей в журнале. Сотрудникам тоже не мешало бы разъяснить. По мере сил — разъясняем.
Пищеблок. В СИЗО-5 (первый раз нам встречается!) режут сосиски. И смешивают, например, с гречкой. Некоторые заключенные думают, что это — тушенка. Некоторые — что соя. Некоторые — что колбаса. В пробниках находим жалких два кусочка. Действительно, сосиски на себя похожи не вполне. Ну а суп — мерцанул в карантине. Реально мерцанул по обеим большим карантинным камерам. Крайним остался баландер. Ему сказали объяснительную написать. А мы спросили: куда в это время смотрел сотрудник? когда уха закончилась…
Чан с сушеной капустой. Она варится. Чтоб превратиться в «овощное рагу». То есть к ней должны добавить сушеную картошку, а затем — маринады. Капуста кипит и раздувается. Мы помним, что от вареного сушеного картофеля известного ГОСТа наверх всплывает черная и серая грязь, ее лопатой в Матроске выкидывают на пол, ее забрала с собой файлик Лена Масюк. Этот картофель в капусту бросят потом. Оказывается, сушеная капуста варится дольше сушеной картошки. И тогда — ужасаемся мы — грязь будет уже не вычерпать. Она останется в общей массе. Она всплывает вверх-то до кипения… Что делать?
Что делать?.. — включаются сотрудники. Во-первых, хозотрядовцы, бегом за ложкой такой с дырками, зеленую субстанцию от капусты сливайте тоже!
Побежали. Ложки с дырками не нашли никакой.
А с картошкой-то как быть? Есть дополнительный чан для раздельной варки? Да, привезли новые чаны, пока — не установили. Пользоваться пока нельзя.
Вносит рекомендацию Сергей Егорович: снимать верхнюю фракцию до закипания воды при варке картофеля, до смешивания с другими ингридиентами. Поддерживаю. Нас кто-нибудь поймет?
Жалобы на маринады. Да, они идут каждый день. Вносим рекомендацию: маринованные овощи давать отдельно. Хозотрядовцы: а, кстати, так раньше и было. Потом почему-то стали смешивать… Пожалуйста, не смешивайте. Люди не хотят, чтоб вся их еда была кислой.
Бывшие сотрудники, приехавшие в пятый из шестого, любим к ним заходить, у них всегда много ценных советов и соображений. На этот раз — еще и претензий, а мы предоставили уважаемым действующим сотрудникам самим возможность выбрать камеру для нашего посещения. Час там проторчали в результате, выслушивая всякое возмущение. Интересный термин — «взорванная рыба». Месиво из костей и жалкой рыбной плоти, путассу. Можно ли остановить «взорванную рыбу»? Есть нельзя, спасибо. А в шестом-то лучше готовили… а мы еще недовольны были. Селедка, говорят, пересоленная. Всей камерой смогли съесть один кусок. Жалко… А сначала — обрадовались. А она такая…
Георгий Боровиков продолжает тему пищеблока. Вчера ему дали семь с половиной лет. Борщ очень хороший. Особенно хорошо, что в нем ничего нет. Поэтому хоть сметаны можно добавить, хоть майознеза… сам себе кулинар. Чего — нету? Овощей, мяса? Чего конкретно? Ну да, вот ничего этого нет. Хороший борщ. От Георгия — привет и благодарность за поддержку всем его соратникам.
Телефон. Мы заговорили почему-то сегодня о телефоне, лишь приехав в СИЗО. Не мобильный запрещенный предмет, а таксофон по карточкам с разрешения следователя, суда или руководителя СИЗО. Нам сказали: нивапрос с этими звонками. Кому надо — те звонят.
Камера бывших сотрудников. Можно нам разрешат позвонить? Есть разрешения суда. Есть карточки. Две недели пишем заявления. Результат — никаков. Ну да…
Боксы. Камера: нас продолжают туда сажать. По 4 человека. Боксы два года назад просили демонтировать. Неа. Боксы открыты и стоЯт себе. Нам говорят, что там хранится инвентарь. Заключенные утверждают иное. Боровиков: нас пытались туда сажать, но мы очень сопротивлялись… Пожалуйста, уберите боксы.
Сотрудники были с нами. Один — хороший и конструктивный. Второй стоИт в камере во время разговора и ручкой громко стучит. Очень громко и часто. Как будто он птица, извлекающая из ствола древесного насекомых для собственного пропитания, а вовсе и не сотрудник УИС. Раз посмотрели на него. Два посмотрели выразительно. Стучит. Вежливо попросили: хватит, пожалуйста, стучать. Вы нам — мешаете. Мы из-за вас ничего не слышим. Ой, а что я, ой, а тут вообще телевизор включен. А телевизор нам не мешает. Он молчит. А вы стучите. Огорчился, стучать перестал, но принялся щелкать ручкой. Странно — взрослый человек, товарищ майор… У меня сын в школе не может ручкой не щелкать, поэтому такие ручки со щелкушкой я у него перед уроками отбираю. Какие-то вещи странные по дороге нам говорил, речь такая странная… Нам кажется, надо себя вести корректно и адекватно. Не нужно стучать в камерах и ручкой щелкать во время работы ОНК, и за речью следует следить. Непонятное поведение. Мысли всякие возникают. Это ж не школа, не детский сад. Режимное учреждение. На нас люди смотрят. Большая просьба больше так не делать.
Люди в камерах стоЯт, заложив руки за спину. Мы: почему вы так стоИте? Они: товарищу офицеру нравится. Вот этому конкретно. Мы: товарищ офицер, они должны так стоять? Он: нет. Нет, нет. Вы же знаете. Вы уже говорили. Мы: стойте без этого. Доводим до вас ваши права. Они: можно встать нормально? Согласно ПВР, можно. Вольно.
Не очень сложный изолятор, вообще не Бутырка. По сложности — уровень Матроски. Всё довольно прозрачно, люди на контакт идут, за это изолятору — спасибо. Он вообще из лучших, так многие говорят. И нововведений хороших много, жаль только, что в некоторых — сдают назад. Но как-то надо разойтись с соблюдением закона. В плане — его соблюдать. Нас тут не слышат. Все свои рекомендации мы уже писали в мае. Не исправлено практически ничего. Ну, давайте ездить к вам почаще. Мы уверены, что всё может стать лучше. Очень надеемся. Спасибо за добрый прием.
Дворики прогулочные печалят. Внесли рекомендации.
