В России меня, беременную третьим сыном, отправили за решетку по экономической статье. В колонии, где родился Вадим, я провела 2 года и 8 месяцев. Выйдя на свободу, взяла имя и фамилию прабабушки, переехала в Москву, работала журналистом и правозащитником. Чтобы содержать себя и детей, приходилось работать так много, что я почти не видела сыновей. Череда съемных квартир, постоянные переезды. В какой-то момент тюремные чиновники и полицейские, о которых я писала и говорила, попытались мне отомстить. У меня чуть было не отобрали Вадика на том основании, что я якобы за ним не слежу.
Постоянно болела голова. Любая еда стала на вкус, как вата. Силы подходили к концу. Я понимала, что еще немного в этом же режиме, и я не выдержу. Друзья предлагали уехать, но я еще держалась. В любом случае, из-за судимости я была все еще невыездной. Но важнее было вот что: я не могла решить для себя, смогу ли жить вдали от родины и моих подопечных, тех кого я защищаю.
Осенью 2014 года я наконец получила загранпаспорт. В январе съездила навестить отца и за две недели приняла решение уехать. О Франции я мечтала давно. С чемоданами и туристическими визами мы приехали в страну, где раньше ни разу не были, и поселились у подруги.
16 апреля 2015 года я подала прошение о предоставлении убежища. Собрала для досье все свои статьи, рекомендации от правозащитников и копию французского документального фильма «Российское тюрьмы», в котором рассказывали и о нашей с Вадиком истории.
Очень скоро французские социальные службы поселили нас в маленькую квартирку с мебелью и посудой, прикрепили социального ассистента (помощника-куратора) и дали ежемесячное пособие на еду. Собеседование в миграционной службе назначили на конец сентября. Я так сильно боялась этого дня, что накануне вместе со знакомыми украинцами до 3 часов ночи пила водку. В состоянии глубочайшего похмелья было не так страшно.
Меньше, чем через месяц, пришло извещение с почты. Помню, как мне дали большой коричневый конверт. Распечатала его тут же, на подоконнике, достала 4 листочка и брошюру. Какое-то время перебирала все это в руках, пока не прочитала по-русски: «Вас признали беженцем…». Я плакала, уставившись на французское слово «refuge» — убежище.
С этого момента въезд в Россию для меня закрыт. Я собираюсь подавать на французское гражданство и поступать в университет. Предложения по работе уже есть. Вадику исполнилось 10 лет, и он с удовольствием ходит в школу и учит язык. Совсем скоро ко мне приедут мои старшие сыновья. Все люди, с которыми мы общаемся, с нами милы и доброжелательны. Спустя несколько месяцев после переезда я начинаю чувствовать себя «дома».
Герой: Мария Ноэль, правозащитник и журналист
Возраст: 44 года
Город: Амьен
Автор текста_Екатерина Базанова
Источник: Капибара
