Ксения Туркова, Московские Новости
фото РИА НОВОСТИ
В нашей еженедельной рубрике «Слово и антислово» в рамках проекта «Русский язык» мы расспрашиваем известных людей о том, какие слова им нравятся, а какие вызывают отвращение. Сегодня наша собеседница — журналист, основатель движения «Русь сидящая» Ольга Романова.
— Какие слова вы считаете сейчас ключевыми?
— Стерх, ну и все, что с этим связано. Давно я такого креатива не видела. Пожалуй, с декабря. Тогда был огромный креативный взрыв, когда я ходила и камушком под языком прокатывала слова. Вот возьмем лозунг «Панду Путина на суп». Во-первых, это просто красиво, во-вторых, это как-то еще и этически хорошо. Потом был большой взрыв креатива на «оккупаях». А лето прошло филологически скучно. И вдруг эти стерхи! И все вспомнили разнообразные варианты журавлей – от Марка Бернеса до цыганщины. Здесь уже и венецианский карнавал, и я уже сижу в Интернете и заказываю венецианские маски с клювами… Это слово «стерх» — оно меня вернуло к филологической жизни.
— То есть сейчас важным становится языковой креатив?
— Очень важным. Языковой креатив — это то, чем отличаются рассерженные горожане от горожан не рассерженных.
— А что он все-таки дает? Ну креатив, и что?
— Навальный, наш отец и духовный учитель, учит нас тому, что протест — это весело. Весело, когда все вокруг тебя обрушивается под словом «стерх», которое ты себе представляешь, но плохо знаешь. Богатое слово. И букв-то немного, но какие с ним комбинации!
Вообще интересно встречать какие-то неожиданные слова. Знаете, мы сегодня до 5 утра с сыном не могли уснуть и читали друг другу стихи блаженного Иоанна. Мы вдруг неожиданно обнаружили слова. Поп-расстрига, изгнанный из России, пишет стихи, книги… До меня дошли люди, которые называют себя прихожанами – а я очень боюсь сейчас этого слова — и я очень испугалась, они попытались мне всучить книжки, и потом вдруг какое-то слово, даже несколько слов я услышала от них — таких, знаете, забытых. И начала листать этого самого блаженного Иоанна, и обнаруживать там новые слова… А какие прекрасные новые, непривычные слова есть в фильме «Зима, уходи!» Причем произносят их не «свои», а рабочие, с которых фильм начинается и которыми заканчивается. Например, рабочий дарит оператору значок с Гагариным и говорит: «Это значок давнёшний». Это слово я тоже до сих пор перекатываю на языке. Вот как еще скажешь? Так красиво.
— А есть сейчас какие-то антислова?
— Троллить.
— Почему именно оно?
— Слово употребляется неправильно, навязчиво, много, не по делу, некрасиво. И изначальная его красота — и так не очень большая — приобрела совершенно ларёчный смысл. Когда слово из другой субкультуры становится ларечным, обидно за субкультуру.
— Есть ли какие-то фамилии наших государственных деятелей, которые станут или уже стали нарицательными?
— Путин, конечно, все всякого сомнения. Он уже нарицательный.
— А кого можно назвать «путиным»?
— Так ведь это известный сейчас призыв: «Кто сегодня не придет к суду, тот путин». Это довольно страшная угроза.
— То есть это такая смысловая оппозиция: есть Путин — и есть все остальные?
— Да, да. И потом я обратила внимание знаете на что? Я езжу с родственниками зэков в самые разнообразные колонии, и я вижу, как люди реагируют на названия поселков, деревень и так далее. Мы ржем в голос, когда видим дачный поселок «Сеченовка». Это, по-моему, дико смешно! Но самое главное, в районе Бронниц мы обнаружили свежепостроенный дачный кооператив под названием «Озеро». Люди ведь специально называли, гордясь и понимая, откуда это. А они точно понимали, в рекламе кооператива это звучит.
— Кстати, про зеков. Можно ли по лексике отличить человека, который сидел, от того, кто не сидел? Я имею в виду интеллигенцию все-таки. Тюремный жаргон в какой-то степени остается или потом окончательно вымывается литературным языком?
— Вы знаете, эти люди могут сознательно перейти на жаргон, когда понимают, что имеют дело с человеком, который способен перевести. «Сидишь с веслом на шконке, а дубок-то у нас небольшой». Вот как-то так.
— Весло – это ложка?
— Да, а дубок — это стол. Или вот: «Дальнячка кончилась». Дальнячка — это туалетная бумага. Это какая-то история, которую можно изложить нормальными словами, но зачем, когда все свои? Знаете, это оседает в голове, как иностранный язык, который ты хорошо учишь и можешь вытащить потом в любой момент, сразу что-то можешь переключить у себя. Это просто другой язык.
— А вы этим языком уже хорошо владеете?
— Да, хорошо, я могу на нем общаться.
— Нужно ли, с вашей точки зрения, поправлять тех, кто допускает в речи ошибки? Вас они вообще раздражают?
— Меня ужасно раздражает, когда я слышу ошибки от студентов. Это слова-паразиты, прежде всего: как бы, на самом деле и когнитивный диссонанс.
— Это тоже паразит?
— Это абсолютно точно словосочетание-паразит. И оно употребляется не к месту, не ко времени: «Как бы, вы знаете, это такой на самом деле когнитивный диссонанс». Это типичная фраза неграмотного студента.
— И что вы ему говорите в такой случае?
— «Убью нафиг!» — говорю я тогда. А всех остальных я стараюсь не поправлять и не замечать ошибок. Когда речь идет о близких людях, я поправляю. У нас в «Руси Сидящей» есть одна из матерей-основательниц Лора Куделко. Потрясающий человек, умнейший, с двумя образованиями, вытащила своего мужа из тюрьмы, умница, красавица. Но она говорит так, что я рыдаю. Она литовка, русский у нее неродной. Но она говорит на чистейшем неграмотном русском языке: «Вот по дОговору надо позвОнить» — и так далее. Невозможно представить, что это неродной русский! Явно был русский наслышан из какого-то наречия, поэтому все ударения неправильные и все слова сочетаются в самой неправильной ситуации. И вот она настаивает на том, чтобы я поправляла.
— Есть ли какие-то слова, которые вы бы изъяли из русского языка?
— Конечно, это глагол «является». Это самое ненавидимое мной слово. «Отцом нации является Путин», «Русский язык является языком межнационального общения». Это даже не канцеляризм. Как говорится, является привидение, а русский язык и Путин не являются.
— Если бы принимали закон о грамотности, вы бы за что ввели штрафы и общественные работы?
— Ой, меня нельзя об этом спрашивать. Я грамматический нацист, я бы всех поубивала просто за слово «звОнить» — и все. Но я понимаю, что так нельзя. Пусть все говорят, как хотят. Русский язык — это такое живое дело.
оригинал
