30 марта в Google Play появилось приложение «Социальный мониторинг», разработанное мэрией Москвы. В служебных презентациях мэрии говорится, что данная программа разработана для того, чтобы контролировать выход граждан на улицу и их перемещение в условиях пандемии коронавирусной инфекции. Принцип работы приложения заключается в том, что для каждого выхода из дома потребуется получение одноразового индивидуального QR- кода. Однако законность такого способа контроля за гражданами вызывает огромные сомнения.
QR-код (Quick Response Code) представляет собой машиночитаемый набор данных. Статус QR-кода на сегодняшний день не прописан на законодательном уровне, легального определения QR-кода нет.
Возможность удостоверения личности посредством индивидуального QR-кода вызывает огромные сомнения. Так, например, понятие и правовое регулирование QR-кода отсутствует в Федеральном Законе «О полиции», Федеральном Законе «О праве граждан Российской Федерации на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации» и КоАП РФ. Следовательно, действия сотрудников полиции по выявлению предполагаемых нарушителей режима карантина посредством QR-кода являются незаконными. В случае отсутствия у гражданина QR-кода не может возникать никаких юридических последствий до тех пор, пока статус кода не будет закреплен на законодательном уровне. На сегодняшний день нет никаких сведений о готовности правительства РФ заняться вопросом правовой регламентации статуса QR-кода. Таким образом, в случае, если гражданин покинет свой дом без индивидуального QR-кода, который он должен по задумке мэрии получить на сайте мэра Москвы, никакой юридической ответственности за это не может наступить. Требования сотрудников полиции о получении разрешения на выход из дома и какое-либо перемещение, а так же привлечение гражданина к административной ответственности будут являться незаконными, будет иметь место превышение должностных полномочий, что является основанием для возникновения состава ст. 286 УК РФ (превышение должностных полномочий).
Систему слежки за заболевшими коронавирусом людьми вряд ли можно назвать законной. Судя по последним сообщениям СМИ, Министерство связи готовит проект по созданию системы слежки за больными коронавирусом людьми. Нормативный акт, регулирующий использование этой системы, пока не издан.
Однако такое положение дел явно противоречит тем стандартам, которые выработал Европейский суд по правам человека. Согласно § 489 Постановления ЕСПЧ по делу «Биг Бразер Вотч против Великобритании», слежка будет являться законной при соблюдении ряда критериев. Во-первых, такие мероприятия должны иметь основу во внутригосударственном законодательстве. Во-вторых, акт, который регламентирует использование слежки, должен соответствовать принципу верховенству права и быть доступным для заинтересованных лиц. Наконец, этот акт должен позволять заинтересованным лицам контролировать последствия своего поведения.
Все эти стандарты законности слежки авторы идеи проигнорировали. В сообщениях СМИ и ведомственных пресс-релизах ничего не говорится об издании документа, который бы регламентировал слежку за находящимися дома больными коронавирусом. Нет никаких актов, дающих новые полномочия правоохранительным органам, которые должны будут отлавливать нарушивших карантин заражённых.
Все это говорит о том, что использование системы слежки за находящимися дома инфицированными коронавирусом не имеет ничего общего с законными ограничениями. Ведь правовая база массовой слежки отсутствует, а её подготовка не планируется.
Кроме того, люди, которые могут быть подвернуты действию этой системы, фактически остаются беззащитными перед лицом массовой слежки. Хотя стандарты контроля за действиями подобных систем ЕСПЧ выработал уже давно. В Постановлении по жалобе британца Малькольма Кеннеди неоднократно заявлял, что: 1) нужно закрепить перечень преступлений, которые могут повлечь использование слежки; 2) необходимо установить категории лиц, чьи коммуникации подлежат контролю, 3) продолжительность слежки должна быть ограничена; 4) должна существовать процедура, которой надлежит следовать при изучении, использовании или хранении полученных данных; 5) должны существовать гарантии при передаче данных третьим лицам; 6) надо установить основания уничтожения данных.
Эти положения применимы и к слежке с помощью геолокации, которая является одним из видов негласной слежки.
Очевидно, что разрабатываемая на наших глазах система слежки этим критериями не соответствует. Нет даже перечня преступлений, при подозрении в совершении которых будет применяться слежка. Можно предположить, что авторы системы слежки имели в виду все деяния, предусмотренные статьей 236 УК (нарушение санитарно-эпидемиологических правил). Но ведь для слежки не нужно никакого подозрения в нарушении санитарно-эпидемиологических правил, а достаточно лишь того факта, что Вы болеете легкой формой коронавируса и сидите дома. Что уж говорить о соблюдении авторами идеи других критериев,- они не предусмотрели ни сроков слежки за больными коронавирусом, ни сроков хранения данных и условий их уничтожения.
Необходимость в демократическом обществе системы слежки за больными коронавирусом тоже вызывает вопросы. Пожалуй, можно согласиться с тем, что власти пытаются сохранить здоровье граждан, а слежка за находящимися дома больными коронавирусом будет пропорциональной мерой для их незаконного выхода из дома.
Но Европейский суд по правам человека в § 232 Постановления 2015 года по делу Романа Захарова заявил, что слежка будет необходима в демократическом обществе только в том случае, если существуют адекватные и эффективные гарантии против превышения полномочий. Мы убеждены в том, что сейчас таких гарантий просто нет. Непонятно, какие органы смогут эффективно противостоять злоупотреблениям при использовании системы тотальной слежки- Роскомнадзор уже заявил о законности схожих мер, а прокурорский надзор за подобными нарушениями уже был признан ЕСПЧ неэффективным. Нет никаких гарантий того, что подача административного иска в российский суд является эффективной гарантией против произвольного использования системы тотальной слежки.
В ситуации пандемии вируса российские власти выбрали режим «чрезвычайщины» — хаотичных и неправомерных ограничений, введение которых будет противоречить международным стандартам.
