Сестры Анастасия и Мария Ассоновы (в девичестве) были детьми, когда в их деревню на Смоленщине пришла война (их история подробно изложена здесь). Сегодня бывшие узницы Третьего Рейха по заведенному обычаю сначала смотрели парад, потом долго говорили по телефону со своей смоленской родней. Плакали и поминали своего брата Илью, убитого полицаями, и отца-фронтовика, умершего прямо на День Победы 9 мая 1975 года. В этот день Павел Федорович отправился в райцентр, где ему вручили награду, к которой он был представлен еще во время войны. Он очень переживал, вернувшись домой, выпил сто грамм и пошел пахать плугом, видимо, чтобы как-то успокоиться. Так за плугом в поле и умер от остановки сердца. Был Павел Федорович крепкий крестьянин, золотые руки. В деревне среди 30 дворов в их семье было самое лучшее хозяйство.
Сестры Анастасия (слева) и Мария (справа) Ассоновы с самой войны боятся собак, особенно овчарок. Так они запомнили, как их угоняли в Германию. А вот кошек очень любят. Москва, 9 мая 2015 года
Сегодня дочь Анастасии Павловны Лена (на фото в центре) со своим мужем Геной купили сестрам по торту и по букету гвоздик. И вот еще история, которую рассказали сестры: «Когда ещё нас не угоняли, а немцы только зашли в деревню, в район и обживались там, в нашей семье было три девчонки, сёстры Маша (7 лет), Настя (5 лет), Нина (4 года) и брат наш старший Илья, которого потом убили, и мама Устинья Федоровна, ей самой было 33 года. Мы жили в одной деревне, а дед Федор — отец нашей мамы Устюши, ещё живой был, старый, но шустрый, и жил через лес в соседней деревне. Дед Федор часто к нам приходил навещать, проведывать, еды принести, помочь с дровами, и ещё что-то по хозяйству, потому что Устюше тяжело было одной. Немцы в нашей деревне уже стояли, и жуть как боялись партизан. Для немцев, в их понимании, любой, кто из леса вышел или пошёл в лес, был партизаном, поэтому они стреляли сразу без предупреждения, очередями наповал, много людей поубивали, хотя это были не партизаны, а просто такие же родственники, которые друг к другу приходили помогать, навещать. А ещё в нашей деревне маленький церковный приход был, и еще из-за этого в нашу деревню чаще ходили из других деревень, а через лес была короче дорога, чем по дороге, там надо большой крюк делать, и дороги бомбили чаще. Дед Федор в очередной раз пришёл к нам, побыл, поделал что-то, потом собрался к себе возвращаться, и мама Устюша пошла его провожать. Никогда она его до леса не провожала, а тут они с ней решили по пути в церковь зайти, записочки написать, свечки поставить. И после церкви мама деда Федора почему-то решила прямо до леса проводить. Брат Илья случайно услышал от полицаев, как один другого звал смотреть, как сейчас немцы «ловко шлёпнут» Устинью Федоровну с её отцом, потому как она дура поперлась деда Федора до леса провожать, а немцы подумают на них, что они партизаны или идут к партизанам, и разрядят «очередью по ним». Эти сволочи полицаи всё знали, но немцам не говорили, что это никакие не партизаны, а родственники деревенских жителей. Полицаи хотели потом нашу хату забрать с хозяйством, а детей выкинули бы просто за порог. Илья наш отправил бегом нас за учителем немецкого, он без ноги был, на протезе, помогал с переводом на немецкий, а немцы к нему прислушивались. Только этот учитель немецкого мог объяснить немцам, что на самом деле дед Федор приходил навестить внуков и дочку свою, которая пошла его просто проводить, и что это никакие не партизаны, а вот и эти самые внуки перед вами. Мария Нину она себе на спину взгромоздила как рюкзак, на закорки, и мы с Настей бежали к этому учителю немецкого со всех ног, и всю дорогу туда и обратно рыдали с Настей навзрыд, потому что Илья нам наказал бежать быстро-быстро, а то мамку и деда Федора убьют немцы. Мы, конечно, сильно испугались, да и вообще еще детьми маленькими были. И вот обратно бежим уже с этим учителем немецкого, рыдаем, задыхаемся, этот учитель немецкого кричит немцам на вышке, чтобы они не стреляли, потому что это ошибка, это не партизаны, ну и всё остальное как-то выкрикивает. А там Илья наш залез, и буквально за руки немцев хватает, виснет на них, за полы шинели хватается, за каски, за все, за что можно только цепляться, не даёт прицелиться и стрелять в деда Федора и в маму нашу Устюшу. Потом когда немцы поняли, в чем дело, там ещё этот учитель немецкого офицерам немецким объяснил всё, и дети все навзрыд рыдают, они конечно обозлились, но никого не расстреляли. Короче, офицер приказал дать несколько автоматных очередей над головами деда Федора и мамы Устюши, как бы «для ученья». Илье сильно досталось, его немцы за то, что он так себя вел, прикладами били и ногами, но отпустили. Дед Федор только потом узнал, как всё было. А тогда они с Устюшей просто ничего не поняли, когда над ними автоматные очереди раздались и ветки с деревьев со щепами на них посыпались. Дед Федор пошел дальше в лес к себе в деревню, а мама Устюша спокойно развернулась и пошла обратно к себе. Она шла к ним такая спокойная, не быстро, а мы все так плакали, всхлипывали, задыхались (потому что бежали быстро), и нам было очень страшно. Илья избитый прямо на земле лежал, не мог подняться, в крови, ссадинах, кровоподтеках, а мама приближается такая спокойная и невозмутимая. Тогда все просто чудом вернулись домой живыми. Только потом, когда Устюше всё рассказали, она поняла, что тогда произошло. Потом к нам батюшка из церкви сам домой приходил, гостинец принес, и тогда сказал, что «тебя Устинья Федоровна Господь вознаградил очень сильным ангелом-хранителем, а детей своих ни на шаг, ни на минуту от себя не отпускай и всегда с маленькими будь рядом, вместе». С тех пор мы с мамой были как «ниточка за иголочкой».
«Русь Сидящая» поздравила и Лиану Тимофеевну Щукину. Она называет себя счастливым человеком, потому что ее отец вернулся с фронта живым. Когда началась война, Лиана Тимофеевна была ребенком, но военные испытания заставляли быстро взрослеть.
