Мария Ноэль, Тверь, 10 августа 2012
Вот так, без траты времени на вынесение Решения о закрытом судебном заседании судья Тверского суда Андреев В.В. (даже не спрашивайте как его зовут!) выгнал из зала суда всех присутствующих там сочувствующих и всех журналистов. Судью Андреева рассердила нервная улыбка слушательницы, ропот в зале, как реакция на постоянные обрывания речей — адвоката, подсудимого. Во время последнего слова Андреев с насмешкой сказал Илье Фарберу: «Не надо нам тут содержание кассационной жалобы рассказывать». Зал зашелестел, и — ну, разумеется: «Выходим все. Я объявляю процесс закрытым». Так, в начале первого предложения из последнего слова подсудимого, процесс был прерван и все мы — мама, сын Петр, однокурсница Ильи Фарбера по ГИТИСу, Юлия, друзья Петра, представители нескольких СМИ, Русь Сидящая — отправились в коридор.
Поскольку мы знали, как быстро федеральный судья Андреев умеет работать (назначенные на сегодняшний день окончание прений, последнее слово подсудимого и оглашение приговора красноречиво об этом свидетельствовали),мы также понимали ,что наше нервное ожидание будет недолгим.
Иллюзий после всех заседаний, в котором со слов слушателей процесса одно процессуальное нарушение погоняло другим, никто из нас не питал. После запрошенных подросткового вида прокурором Павлом Верещагиным 9 лет и 4 миллионов рублей штрафа мы беспокоились лишь о том, как бы федеральный судья Андреев В.В. не приговорил Илью Фарбера к 15 годам.
Но приговор 8 лет строгого режима и 3 млн 200 тыс штрафа все равно оказался ошеломляющим.
На улице под начавшимся дождем прокурор-фантазер, фраза которого «тридцать хрустов» отныне вошла в летопись немеркнущих фраз-ужастиков, давал интервью. На вопросы мамы Ильи Фарбера он отвечать отказался, сказав: «Вы не журналист, отойдите».
В электричке обратно в Москву кто-то заснул (все встали очень рано), кто-то писал материал о процессе, кто-то обсуждал беспредел российских судов.
А Фарберы теперь будут обжаловать приговор, который нелегитимен.
И делать это они — уверена — должны не одни. Никто из нас не пожелает самому страшному врагу увидеть глаза 18-летнего мальчика, которые вместо романтики юности наполнены страданием и болью за отца.