Конституционный суд определил, что норма, пожизненно лишающая осужденного по тяжким и особо тяжким статьям УК права быть избранным в органы власти, противоречит Основному закону. В ответ депутаты-единороссы готовы установить конкретные сроки запрета – 10 лет после погашения судимости для тяжких преступлений и 15 лет – для особо тяжких. СМИ приводят высказывание анонимного депутата из партии власти: «Почему преступники должны принимать законы?»
Власть дорожит так называемым криминальным фильтром, потому что это удобный инструмент, позволяющий маргинализировать политических оппонентов. Для этого оппозиционерам не нужно никого убивать или насиловать: некоторые экономические преступления также характеризуются как тяжкие, поэтому достаточно просто на том или ином этапе быть вовлеченным в экономическую или государственно-управленческую деятельность, а статья и нужная интерпретация закона найдутся.
Одновременно партия власти, мотивируя свое решение недопустимостью участия «преступников» в законотворческой деятельности, по всей видимости, полагает, что сама идея криминального фильтра отвечает интересам большинства граждан и была бы ими поддержана. Упор делается на распространенные представления о том, что человек, осужденный один раз, носит клеймо преступника до конца жизни.
Массовый характер подобных представлений в принципе делает криминальный фильтр излишним. Если даже отбывший наказание преступник остается таковым в сознании большинства граждан, то избиратели дисквалифицировали бы его кандидатуру на любых выборах – достаточно было бы подробной информации биографического характера, никакие специальные запретительные нормы не понадобились бы. Быть может, власть не уверена в том, что экономическое преступление покажется гражданам достаточно тяжким, если они заинтересуются политиком и начнут разбираться в подробностях дела?
Так или иначе, безотносительно персоналий выбор криминального фильтра является не только политическим или правовым, но и цивилизационным. Можно выделить два типа восприятия преступления и отношений общества и преступника. Первый тип предполагает, что осуждение по статье – несмываемая скверна. Преступником может оказаться не любой человек, а лишь предрасположенный к преступлению. Отделение такого человека от общества должно всячески подчеркиваться – например, через унижение в тюрьме и через пожизненное клеймо после освобождения.
В обществе, где подобные представления доминируют, успешная ресоциализация преступника затруднена, а подчас и невозможна. Когда глава МВД, выступая в Думе, призывает повременить с либерализацией пенитенциарной системы вплоть до выработки нормальных процедур ресоциализации, он не говорит о том, что сама общественная установка может препятствовать возвращению бывших заключенных к нормальной жизни. Их просто уже не считают нормальными.
Другой тип восприятия преступления сводится к тому, что зло в определенных условиях способен совершить нормальный человек. Это означает, что само общество несет часть ответственности за преступление, наказание не должно унижать преступника, а его долг перед социумом после отбытия наказания обнуляется, все его права, включая пассивное избирательное право, восстанавливаются.
Криминальный фильтр предполагает сохранение первого типа отношений общества и преступника, архаичного и далекого от трезвой оценки сложной социальной реальности. 10 лет, 15 лет или пожизненный запрет в данном случае – не принципиально. Власть не собирается менять общество, она пользуется его мыслительными привычками и стандартами для того, чтобы облегчить себе жизнь.
