Журналисты могут передавать «впечатления и эмоции» свидетелей, сказали корреспондентам в Хамовниках. Тех, кто указание не выполнит, на дальнейшие заседания не пустят, заявили в суде.
Затем с теми же словами к представителям СМИ обратилась пресс-секретарь Хамовнического суда Москвы Дарья Лях. В этом суде идет процесс в отношении участниц панк-группы Pussy Riot. «В онлайн-репортажах из зала суда запрещается раскрывать фактические обстоятельства дела, о которых свидетели рассказывают в своих показаниях», — сказала Лях. Просьба была также вызвана тем, что еще не допрошенные свидетели не должны знать, что говорят в зале допрашиваемые. Журналисты могут передавать «впечатления и эмоции» свидетелей, сказали корреспондентам в Хамовниках.
Тех, кто указание не выполнит, на дальнейшие заседания не пустят, заявили в суде.
Позже Дарья Лях уточнила, что это был не прямой запрет, а просьба. Вызвана она тем, что суд пытается обеспечить чистоту свидетельских показаний. Именно поэтому свидетели не должны общаться друг с другом, не могут присутствовать на заседании, если еще не допрошены. Поэтому и была отменена видеотрансляция с процесса на момент допроса свидетелей.
Мосгорсуд подтвердил, что прямого запрета на цитирование нет, журналисты могут открыто работать. Однако руководитель пресс-службы Мосгорсуда Анна Усачева заметила, что журналисты должны «руководствоваться распоряжениями судьи». «Пресс-секретари попытались обратить внимание журналистов на норму Уголовно-процессуального кодекса (УПК) и не стенографировать заседания, дословные цитирования не делать», — сказала Усачева «МН».
Ситуация удивляет Михаила Федотова, советника президента РФ, юриста, автора Закона о СМИ. «Все происходящее публично может публично и распространяться. Суд не может запретить журналистам их действия на открытом процессе. Да, задача суда – обеспечить отсутствие контактов свидетелей, но тогда и удалять из зала надо свидетелей, а не журналистов», — заявил Федотов «МН». По его мнению, свидетель при желании может взять информацию о происходящем в зале суда и не из СМИ, а из других источников: например, поговорив с другими участниками процесса, ведь в перерыве слушаний или после заседания никто за свидетелями не следит. «Но это общение ничего не меняет, — заметил Федотов. – Любой свидетель дает в суде присягу, обязуясь говорить только правду, не лжесвидетельствовать». Михаил Федотов убежден: журналисты должны освещать любое событие «правдиво», а «говорить правду легко и приятно».
«А что вообще произошло, что это вдруг суды проснулись? – не понимает опасения судов адвокат Владимир Краснов. – Всегда в судах пресса работала, давала информацию, в том числе и свидетельские показания. В тех же Хамовниках на нашем процессе по делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева стояли телевизоры, велась трансляция, хоть и с перебоями. И вдруг какой-то запрет». Адвокат Краснов напомнил, что идущие резонансные процессы открытые, а в этом случае нельзя что-то запретить. «Это настораживает и удручает. С весны, как я замечаю, все ветви власти озабочены одним – что бы еще запретить? Борются с митингами, клеветой, НКО… теперь с журналистами?».
Краснов напомнил, что в УПК нет никаких упоминаний о работе СМИ в судах. Да, есть статья о том, как происходит допрос свидетелей, но там никак не ограничивается цитирование свидетельских показаний.
«Наоборот, УПК предусматривает гласность и устность процессов», — напоминает адвокат.
Формально, заметил Владимир Краснов, обжаловать действия судов не получится – ведь нет официального приказа судьи о запрете цитат. А вот давление на журналистов методом «если не слушаются — не пускать», считает адвокат, только подтверждает наметившуюся тенденцию на запреты и ограничения.
«Предложение полпреда Правительства РФ в высших судах Михаила Барщевского «дать по рукам» наиболее ретивым судебным корреспондентам ожидаемо обрело практические очертания уже на следующий день. И это не удивительно. Онлайн-репортажи с процессов по делам Pussy Riot и Расула Мирзаева в реальном времени сильно усложняли работу судей», — сказал «МН» Владимир Новиков, руководитель службы сбора и обработки информации Российского агентства правовой и судебной информации (РАПСИ). Он напомнил, что, по уголовно-процессуальному законодательству, председательствующий в процессе имеет право запретить фотографирование или видеосъемку, что и было сделано в Хамовническом суде. «А вот наложить полный запрет на твитт-репортажи из зала судьи уже не могут.
Пункт 5 статьи 241 УПК РФ гласит, что «лица, присутствующие в открытом судебном заседании, вправе вести аудиозапись и письменную запись». Про мультимедийные трансляции и передачу письменных заметок по электронным каналам связи в кодексе нет ничего», — замечает Новиков. Это упущение законодателя, поэтому суды «выбрали компромиссный вариант», — полагает он.
Аргумент судов о сохранении состязательности судебного процесса «плохо выдерживает критику», отмечает Новиков. «Мол, ключевой свидетель может в трансляции прочесть показания другого ключевого свидетеля и — поменять свои показания на диаметрально противоположные. Но ведь такое повсеместно случалось и раньше, когда никаких интернет-трансляций не было и в помине. Ведь то, что говорил один свидетель в суде, другой может узнать от кого угодно, находящегося в зале. Особенно если выступление запланировано на следующий день», — согласен журналист с Михаилом Федотовым. Ограничения, которые пытаются ввести суды, уверен Владимир Новиков, могут просто «сделать открытый по закону процесс фактически закрытым».
подробнее Московские Новости
http://mn.ru/accident_court/20120801/324204703.html
